Остап Вишня - Мы - такие ! (сборник)
Вот вам и революция!
Вот вам и Октябрь!
1927 ______________________________________________________________________
Как от головного атамана
одна "могила" осталась
(Сказка)
Петлюра, который последнее время
жил в Польше, на днях бежал оттуда
с паспортом на имя Степана Могилы.
(Из газет.)
Жила себе, была себе великая Петлюра.
Жила себе эта Петлюра в Польше, панам пятки лизала. Украину продавала, головным атаманом себя называла, денежки народные в Варшаве проедала, "войско" свое в Польше за колючей проволокой истязала, на Украину воротиться желала.
Жила себе и жила...
Кабинеты министров созывала, рады разные собирала, "универсалы" к "своему" народу писала -- все потому, что на Украину воротиться желала.
Желала, желала, желала, желала...
Сидела и желала.
Сидела Петлюра, сидела и желала, а того и не ведала, не знала, что уже в "могиле" обеими ногами стоит.
Четыре года желала... Вдруг -- гоп! -- и она уже не великая Петлюра, а великая Могила...
Понабежали польские паны, паны шляхетные, те самые, что Петлюру угощали да привечали, одевали-обували и золото ей давали. Глянули -нет головного атамана Симона Петлюры, а сидит перед ними Могила...
-- Пропали, -- воют, -- наши денежки!
-- Пустите, -- бормочет Могила, -- пустите меня, па-ночки, в Венгрию... Я там сам себе курган насыплю...
-- Сыпь! -- говорят паны. -- Чтоб тебе и вдоль и поперек хватило. А нам кто деньги отдаст?
-- Пусть вам Петлюра, -- говорит Могила, -- отдаст... А я Могила!.. Голый! А с голого -- как со святого... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стоит курган, петлюрина могила, на венгерской земле. Воробьи на нее прилетают, хвостиками машут и чирикают:
Поганая Петлюра
Панам лизать умела,
Панов она любила,
Да с тем и околела...
1924 ______________________________________________________________________
Мы -- такие!
Американцы были взволнованы страшно: приехала делегация советских ученых-почвоведов.
Большевистские ученые!
Чем их угощать?
Что они едят?
Как к ним подступиться, как с ними держаться?
Подойдешь к нему, а он еще накинется, цапнет, да голову и откусит...
Суеты было... Страху было. Трепету...
А не пойти, не поглядеть -- нельзя: как-никак -- делегация. И с другой стороны -- интересно: живые ведь большевистские ученые...
Большевистские!
Лютый народ!
Кроме как про "зверства", разговоров и не было и быть не могло.
Пошли. Встречали.
Детей попрятали. Жен попрятали. Впереди -- те, кто посильнее. Сзади -- те, кто послабее. И -- в панцирях...
А вот и советские ученые.
Академик Глинка, профессор Соколовский, профессор Виленский...
-- Не выходите вперед, сэр! Одиночку-то сразу схватят! Если кого-нибудь есть начнут, защищайте все! Один за всех и все за одного! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Разочарование было большое: ни на кого большевистские ученые не накинулись и никого не съели...
До того растерялись американцы, что в газетах пропечатали:
_"Нет в облике академика Глинки ничего большевистского"._
А ведь академик Глинка -- глава делегации!
Ну, а если уж глава никого не съел, то о членах и говорить не приходится!
Люди как люди.
Пассаж!
Большевики -- народ очень хитрый: все-таки одурачили американцев...
Американцы думали: большевики такие наивные, что запросто покажут свою звериную суть.
Как бы не так!
Американцы и знать не знали, что наша делегация перед поездкой в Америку целый месяц живыми детьми питалась и кровь горячую пила...
Чтобы в Америке не хотелось...
И еле вытерпела...
Говорили нам члены делегации, что хотели они было одного американского журналиста съесть и уже было зубы ощерили, да вот помешало им, что чем-то очень противным от него несло...
-- Терпели, -- говорят, -- пока уж домой вернемся...
А вот приехали -- так до сих пор живое мясо едят, никак не наедятся.
Очень уж соскучились...
Мы -- хитрые.
1927 ______________________________________________________________________
Тем, которых с Украины повымели
Не знаю, как мы с вами, читатели наши, назовем тех, которых Красный Октябрь за пределы Украины, ну, "попросил", что ли, -- так, наверно, надо сказать, чтобы они не обиделись.
Праздник у нас сейчас, так мы уж повежливее выражаться стараемся.
Да и зачем нам ругаться? Мы лучше к ним обратимся так, как им и полагается:
"Паны и господа".
И скажем им:
"Несмотря на все ваши старания, паны и господа, не пали большевики, а вместе с ними все рабочие и крестьяне, не пали через две недели, как вы и писали и говорили.
Не пали они даже и еще через две недели.
Представьте себе, что и после этих вторых двух недель они тоже не пали.
И вот так за все десять лет революции не пали они ни разу и ничего с ними не случалось каждые две недели.
Прожили они в полном здравии целых десять лет, живут и дальше и опять-таки не кашляют.
Живут, стало быть, большевики, а с ними вместе -- рабочие и крестьяне.
Как живут?
Жить под большевиками, если уж вам правду сказать, очень тяжело.
Вы ведь сами знаете, что большевики -- звери, а не люди.
Видели вы когда-нибудь живого большевика?
Это ужас.
Зубы у них большие-пребольшие. И острые.
Как сделает вот так: "Ам!" -- так аж мороз по коже пробирает.
Живых детей едят.
Ей-богу, правда!
В каждом селе сидит в ячейке такой большевик, каждый месяц председателю сельского Совета декрет пишет:
"Завтра -- новолуние. Приказываю доставить мне оттуда-то девочку трех месяцев от роду. Я ее съем, потому что без человеческого мяса жить мне никак нельзя".
Сколько уж тут плача материнского, сколько крика! Да ведь ничего не поделаешь: нужно дать. И дают!
Вы ведь из нас всего только каких-нибудь 300 лет кровь пили, а эти, поди, и за 1000 лет не успокоятся.
Боже наш, господи!..
Да разве это все?
А что они с вашими усадьбами да с землею сделали!
Крестьянам роздали. Роздали и кричат:
-- Обрабатывай! Уродится -- ешь или продавай.
Крепостное право вернули.
И несчастные крестьяне теперь землю обрабатывают. Всю. И свою, и бывшую помещичью.
Вот ведь они какие, большевики!
И это тоже еще не все.
Когда-то были у нас и исправники, и земские начальники, и губернаторы. Да кого только у нас не было, что нами управляли!
А большевики прицепились:
-- Сами собой управляйте! Сами над собой командуйте! К нянькам привыкли. Мы -- вам!..
И приходится теперь страдать: то в сельсовет тебя выберут, то в исполком, а то и в самый ВУЦИК или даже в ЦИК СССР.
Вот и езжай тогда в столицу, вот и заседай! Ну ладно бы еще так: позаседал бы немного -- и все. Так нет же: скажи им, как государством управлять, подскажи, как хозяйство наладить, посоветуй, как с финансами, как со школами, как то, другое, десятое.
Вы, спасибо вам, сами нами управляли, никогда, дай бог вам здоровья, нас не спрашивали, что нам нужно, что надобно... Отдашь, бывало, вам последнюю корову и живешь потихонечку, как бог велел.
А уж если, бывало, найдется такой, что скажет вам, что ему нужно, так вы уж, спасибо вам, пошлете его или в Вологодскую губернию, или в Нарымский край. Сидит он себе там тихо и мирно и не шевелится.
А теперь? Отдохнуть тебе некогда. Радио это по селам завели, спать не дают.
До того мы поистощились, до того поизмотались, что как про все вспомним, так не то что за дубину, а за оглоблю схватиться хочется.
И это за десять лет.
Всего только за десять
И как оно дальше пойдет, знать не знаем, гадать не гадаем. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ну, а вы-то там как?
Целуете князей и гетманов?
Целуйте и дальше, пошли вам, господи, длинные губы да скользкий язык.
Чтоб, поцеловав, еще и лизнули.
Князьям да попам это очень приятно.
Прощайте!
С десятой вас годовщиной житья вашего зарубежного!"
1927 ______________________________________________________________________
Лучше земля, чем купчая
Помещички наши шевелиться за границей начинают.
Вот уж проели-пропили все, что от нас повывезли, и снова в ту сторону поглядывают, где Украина. Поглядывают и видят зеленые нивы, крепкие хозяйства и много-много косцов и пахарей, жниц да полольщиц.
Снятся панам их былые сады, резвые кони, горы сала, масла и меду, сундуки с червонцами.
И точь-в-точь, как утопающий за соломинку, они за последнее цепляются.
А может, мол, хоть что-нибудь перепадет из былого добра...
Письма крестьянам пишут.
Хочется им, видите ли, знать, как там их хутора, их имения, что в них да кто в них
Никак примириться не могут с тем, что все это уже не их.
Все еще купчие перепрятывают, любуются на них каждое утро и вечер каждый, молятся на бумаги, потому что нет для этих господ на свете ничего дороже, чем купчие.
И острым гвоздем в головах помещичьих засело:
"Все еще может быть... все еще может..."
Получил крестьянин Балковой Г.К. письмо от своего помещика, который в Польшу сбежал, -- от Бубулы.
