Дмитрий Быков - В мире животиков. Детская книга для взрослых, взрослая книга для детей
— Ну чего ты расстраиваешься, — говорил вечером зверек, когда они устало сидели у костра, прихлебывая чай.
— Я просто думаю, — еле слышно объясняла зверюша, — что вот мы когда-нибудь отсюда уедем, если на то будет Господня воля, а мало ли кто этот остров найдет. Приедет какой-нибудь зверец и весь его засадит деньгами, драгоценными камнями…
— Нефтью, — сказал зверек.
— Бензином, — сказала зверюша.
— Оружием, — сказал зверек, и им обоим вдруг стало холодно.
— Ладно, — сказала зверюша, — утро вечера мудренее.
Все утро зверек ходил печальный, а зверюша хлопотала и бегала.
— Вот так всегда, — сказал зверек за обедом.
Когда зверькам хотелось позверьковствовать, они обычно начинали свою речь со слов «вот так всегда».
— Бери огурчик, — кротко заметила зверюша.
— Вот так всегда, — проворчал зверек, как бы не обращая внимания, но тем не менее схватил пупырчатый огурчик. — Все, что хорошо начинается, плохо кончается. Я всю ночь не спал. Я боялся. Потому что чем я это все буду защищать? Нет, у меня, конечно, есть зубы и когти, и я даже могу дать какому-нибудь непрошеному зверцу в глаз… Но суть-то в том, что я не предназначен для того, чтобы защищать. И почему вообще я должен отвечать за этот остров? И почему вообще нельзя так, чтобы только плюсы? А то на каждый плюс по десять минусов, сдохнуть можно!
Зверюша вздохнула и пошла к ручью мыть посуду.
Вечером, когда зверюша неожиданно заснула у костра, зверек осторожно перетащил ее в хижину и укрыл одеялом. Когда он брал одеяло, сложенное в углу, оттуда выскочил какой-то листок. Зверек вышел с ним наружу и присел у костра.
Это был аккуратно нарисованный зверюшей план острова. На плане были тщательно очерчены границы волшебных плодородных земель, предложены места для сжигания и закапывания мусора, обозначены посадки, чудесные деревья («Федино часовое дерево») и кусты. Повсюду зверюша сделала свои примечания: «Здесь растут большие желтые цветы». «Прожорливые маленькие крабы». «Гнездо баклана». «Полосатые камни». «Здесь ветер поет в дырке в скале». «Белые кусты с черными бабочками». «Водопад». «Кусачая крапивища». «Песчаный безветренный пляжик».
Федя аккуратно сложил карту, вернул ее на место, под зверюшин мешок в углу, затем разгреб палкой угли, вынул рыбу, которую он час назад обмазал глиной, чтобы запечь, и закопал ее в землю возле пуговичного дерева.
На следующее утро Федя кормил Ильку печеной рыбой с куста. Тут уж она не могла отказаться, потому что рыба с самого начала была не живая, а печеная.
Весна случилась такая быстрая, что очень скоро выдохлась, истощив свои придумки, и уступила место ровному и спокойному лету. Лето длилось и не собиралось кончаться; повсеместно цвели цветы, зверюшин огородик исправно плодоносил, яблоня вымахала огромная, яблоки быстро вызрели и временами глухо хлопались оземь. Зверьки по-прежнему жили в своей цветущей хижине, только сделали над ней крышу из огромных жестких листьев и вокруг нее ров для отвода дождевой воды: они не любили мокнуть и безо всякого удовольствия вспоминали обстоятельства, которые привели их на этот остров. От воспоминаний зверек обыкновенно делался очень зол. Он бегал вокруг хижины, выкрикивая всякие обидные слова (обычно он ехидно интересовался у зверюши, отчего ее Бог, с которым она так обстоятельно беседует каждое утро и каждый вечер, не торопится их спасать). Зверюша вообще-то предполагала отчего, но не спешила делиться догадками со зверьком, а то бы он раззверьковствовался так, что пришлось бы его останавливать с помощью большого тропического ливня.
— Не знаю, — отвечала зверюша, глядя на зверька большими-пребольшими глазами. — Я ведь не все на свете знаю. На все воля Божья.
— Это отговорки! — сердился зверек. — Ты говоришь «воля Божья», чтобы прикрыть свою собственную интеллектуальную трусость.
Надо сказать, что зверюши вообще не слишком храбры. Они, наоборот, довольно робки и застенчивы и к тому же искренне считают себя не особенно умными и слегка трусливыми. Так что замечание про интеллектуальную трусость попало в цель. Зверюша потупилась и стала с удвоенной энергией штопать зверьковый носок, отчего-то особенно тщательно вытирая усы.
Зверек посмотрел на зверюшу, чтобы добавить ехидностей, но сразу понял, что это было бы очень глупо, и вдруг почувствовал себя гадким, и ему стало ужасно жалко зверюшу и досадно на себя из-за этой жалости, и еще больше досадно оттого, что из-за каких-то пустяков он совершенно потерял душевное равновесие, которое обрести так трудно…
— Черт знает что такое делается! — ругнулся зверек и выскочил из хижины.
На горизонте виднелась белая точка.
— Илька! — завопил Федя. — Беги сюда! Корабль!
Илька немедленно выскочила, уже с совершенно сухими глазами, и тотчас принялась за дело. Белая точка лишь немного увеличилась, а у зверьков уже был готов костер.
Дым поднимался к небу, зверьки бегали по берегу, махали лапами, ветками и одежками, кричали как сумасшедшие. Увидев, что корабль повернул и становится все больше, они крепко обнялись, расцеловались, запрыгали, заплясали, а выдохшись, упали на песок.
— Ф-фух, — выдохнула зверюша, причесывая лапой усы. — Давай собираться.
Зверек посмотрел на ее взлохмаченную мордочку с тщательно причесанными усами и повалился на песок от смеха. Илька поглядела на него и тоже захохотала.
Когда к острову причалила шлюпка с веселыми зверьками-матросами в белой форме, Федя с Илькой уже сидели на увязанном мешке, умытые и спокойные.
— Странные дела, — сказал вместо приветствия главный зверек из лодки. — Откуда здесь остров? Ни на одной карте нет.
И подозрительно посмотрел на островитян.
— Мы не знаем, — хором сказали Федя и Илька. Они в последнее время стали часто говорить хором.
— Зверюша? — сердито посмотрел главный зверек на Ильку. — Зверюша на корабле — плохая примета.
Илька хотела сказать, что приметы — глупость, но вместо этого просто назвала себя.
— А я боцман, звать Михалыч, — пробурчал главный зверек.
— А я Федя, — сказал Федя и смутился.
Матросы вытащили шлюпку на берег и стали расхаживать повсюду, заглядываясь на чудеса острова.
— Пойдемте, я все вам покажу, — спохватилась зверюша.
Она показала им свой огород, и бумажное дерево, и пуговичное, и рыбное, и часовое, и все сорвали себе с дерева по часам.
Зверька и зверюшу отвезли на корабль, где с ними долго беседовал капитан, который никак не мог понять, откуда здесь, в знакомом море на знакомом пустом месте, взялся чудесный остров. Феде и Ильке дали по отдельной каюте, но наутро все вместе снова поехали на остров: капитан распорядился пополнить запасы пресной воды и продовольствия, а Илька предложила собрать урожай с огорода и волшебных деревьев.
Пока матросы собирали плоды, зверек Федя помогал им увязывать мешки. Он очень соскучился по обществу зверьков и сейчас с удовольствием зверьковствовал, хрипло с важным видом поругивался и презрительно поплевывал сквозь зубы. Хотя кое-что в их разговорах уже казалось ему неправильным, ненужным и нехорошим. «Фу, глупая зверюша, — думал он с усмешкой, — совсем мне мозги запушила». Илька тем временем ходила по острову, прощаясь со своими временными владениями. Среди любимого песчаного пляжика она с грустью заметила прорастающие из песка зеленые стекла: кто-то из матросов вчера разбил здесь бутылку. Илька выполола осколки, которые уже успели пустить мощные жесткие корни глубоко в песок. Сложила их в мешок, чтобы унести в мусорную яму на каменистой площадке. На зеленой полянке среди земляники и мягкой травы вымахали три вонючих окурочных деревца. Илька очень устала, пока выдергивала их из земли и увязывала, чтобы тоже унести в мусор.
Возле мусорной площадки два матроса дрались за монетное деревце. Третий повернулся ко всем спиной и что-то закапывал прямо в грядку с редиской.
Илька нахмурилась, сбросила мешок в мусорную яму и грозно отряхнула лапы.
— Так, — деловито объявила она, хватая за шкирки дерущихся и встряхивая их с незверюшливой силой. — А ну-ка оба вон отсюда!
— Ты чево, зверюша? — вытаращили глаза матросы. — Ты чево, ты совсем?
— Совсем, — подтвердила зверюша, подталкивая их к шлюпке. — Никто здесь не смеет драться! Не позволю! Еще зубы повыбиваете друг другу! А мне потом выпалывай! Зубовные деревья и кровавую траву!
Речь ее состояла из таких коротких восклицаний, потому что Илька волокла к шлюпке двух увесистых, дрыгающихся зверьков и пыхтела от усилий.
— Федя! — позвала она. — Федь, давай сюда скорее.
Федя, уже совершенно расслабившийся среди зверьков, понял по голосу, что случилось что-то серьезное, спрятал в карман окурок и побежал к Ильке.
