Дмитрий Быков - В мире животиков. Детская книга для взрослых, взрослая книга для детей
Не успел зверек подумать, что надо срочно возвращаться домой, как его лодку подняло на волне, бросило вперед и ушибло о торчащий из воды чердак. Зверек выпустил из лапы весло, выскочившее от удара из уключины, и оно сразу ушло под воду. Лодку стремительно понесло.
Зверек не мог знать, что как раз к этому времени вода проточила льдину, лежащую в основании затора, другие заторопились к выходу, как публика, в панике бегущая из горящего театра. Подмокшие, подточенные, льдины ломались друг о друга, а на них уже напирала и хлестала сквозь них злая, не желающая ждать река.
Лодку несло неизвестно куда, и зверек едва успевал удерживать ее, чтобы она не перевернулась. На лавке спала зверюша. Полночи лодку мотало, зверек едва не потерял второе весло и так устал, что как только вода успокоилась, стала широкой и медленной, зверек сполз в глубокий сон.
Утром его разбудила зверюша, еще не вполне просохшая, но уже причесавшая лапой усы, теплая и почти пушистая. Плащ-палатка почему-то укрывала зверька. Солнце не только сияло, но и жарило вовсю. Вокруг, покуда хватало глаза, была синяя, спокойная, бескрайняя вода.
Два дня зверька и зверюшу носило по воде. Они почти доели запасы еды из зверюшина мешка (он оказался так хорошо упакован, что внутри него почти ничего не вымокло), почти допили воду из ее бутылочки и глубоко задумались. Вода за бортом была соленой, что означало море. Зверюша сложила лапы, устремила глаза в небо, и зверек понял, что она зверюшествует. Это его очень рассердило.
— Вот и делай добрые дела, — раздраженно пробормотал он, обращаясь неизвестно к кому. — Так и подохнешь среди океана.
— Земля, — неожиданно сказала зверюша, которую, между прочим, звали Илькой, как выяснилось на второй день.
Илька очень обрадовалась земле: она чувствовала себя такой виноватой перед зверьком, что вела себя тише воды и ниже травы, старалась всячески угождать своему спасителю, пока не кончилась еда и вода, и теперь снова чувствовала себя виноватой.
Не на горизонте — нет, гораздо ближе горизонта среди сверкающей синевы виднелось что-то коричневое, дымчатое, шоколадное. Зверек работал веслом, зверюша лапой, потом они оторвали доску от лавочки посреди лодки, и зверюша гребла веслом, а зверек доской, и к вечеру они наконец подгребли к острову, ибо это был остров, и притом необитаемый.
Следующие два дня зверек отсыпался и зверьковствовал, периодически уныло откликаясь на просьбы зверюши: сломай мне вот этот сук! принеси вон тот камень! заточи вот эту проволочку!
Хуже всего было то, что по причине ранней весны на острове не было ни фруктов, ни ягод, ни грибов, а только едва проклюнувшиеся зеленые точки на ветках. Жителей на острове не было, только птицы, да рыбы, да кусты, да деревья. Ну, еще огромная куча валунов, почти гора, и большой ручей с пресной водой и рыбами. Зверюша нашла удобное, защищенное от ветра место, поставила большие колья, которые сама вырезала и заточила припасенным в мешке ножичком. В кустарнике она нарезала гибких прутьев, из которых сплела большие циновки. Из них вышли стены, пол и потолок для домика; для тепла и сухости на крышу набросили зверькову плащ-палатку. Поужинали едва проросшей травой, которую зверюша надергала рядом с палаткой, попили воды, развели костер и заснули возле него.
За ночь бешеная весна выгнала наружу все листья, трава выросла вдвое, и когда зверьки проснулись поутру, все вокруг было зелено. Циновки и колья пустили в землю корни, так что зеленые точки на стенах хижины увеличились, превратившись в крошечные листочки.
— У меня тут есть семена, — сказала зверюша, зарываясь в свой мешок и извлекая из него веревку, кружку, ложку, вилку, мешочек соли, бутылку масла, набор иголок и катушек, вязальные спицы, аптечку с лекарствами, пять пар сухих носков, сковородочку, кастрюлечку, пачку чайной заварки, баночку кофе, сахар, вермишель и много чего другого. Отправляясь неизвестно куда из затопленного дома, зверюша брала с собой на всякий случай все необходимое.
— А семечек нет? — хмуро спросил зверек. — Погрызть бы чего.
— Семечки есть, — озабоченно отвечала Илька. — Но не дам. Сажать буду, чтоб подсолнушки были.
— Ты что, здесь на всю жизнь решила окопаться? — завопил зверек, особенно раздосадованный словом «подсолнушки».
— Федь, — заморгала зверюша, — а какой у нас есть выбор?
— Сдохнуть, — сердито ответил зверек, отворачиваясь к стенке, на которой начали распускаться листья, и подтыкая под себя Илькино клетчатое одеяло.
Илька отыскала коробочку с надписью «семена», взяла ножик, чтобы выстругать себе палку-копалку, и пошла сеять. Зверек Федя полежал без сна, помаялся совестью — и пошел к ручью: попытаться наловить рыбы. На обед Илька снова ела траву — теперь уже мощную, сочную, с толстыми стеблями, а зверек пил воду из ручья. Вермишель они берегли на черный день. На ужин зверек принес трех рыбок, изжарил на костре и съел, потому что Илька сначала благодарила, потом говорила, что не голодная, потом, страшно стесняясь, пробормотала, что не может есть животное.
— Ну и дура, — обиделся зверек и тайком облизнулся.
Пили чай с какими-то ароматными листьями. Сидели у костра, смотрели на закат, пока Федя не спохватился:
— Илька, часов моих не видела? Неужто на рыбалке потерял?
Часов так и не нашли, решили, что утро вечера мудренее. Утром Илька затрясла зверька: иди, чего покажу. В хижине пахло медом, сквозь стены бил зеленый свет.
Снаружи стены густо кучерявились яркой листвой и цвели бело-розовыми кистями. Вокруг расстилался зверюшин огородик: из сочной черной земли торчала маленькая, но уже четко различимая морковная и свекольная ботва, вились усы гороха, торчал лук, гордо стояла маленькая, по колено, стеночка молодых подсолнухов.
— Это земля такая! — в восторге кричала зверюша. — В ней все растет!
Зверек тем временем рылся в кармане, что-то выискивая, но нашел только старую бумажку. Скомкал ее, выбросил и ушел ловить рыбу.
На следующий день у них уже были молодая морковка, свекла, чеснок и лук, на особой деляночке появились тощие зеленые колоски, а зверюша хлопотала, устраивая себе подсобный сарай и туалетик (на самой неплодородной земле, чтобы не выросло не пойми что). Илька плела циновки, напевая песни, и пыталась привлечь зверька к плетению, но он сказал что-то обидное про дурацкий остров и глупое благодушие, которое не может привести к спасению, и опять ушел на ручей.
Илька долго возмущенно сопела, так ей было обидно, что Федя не ценит ее усилий, но потом наконец успокоилась, посмотрела на свои посадки (зрелище собственноручно выращенных растений всегда вселяет в зверюш оптимизм) и снова запела.
Тут прибежал красный, потный, запыхавшийся зверек с вытаращенными глазами.
— Там! там! — кричал он. — Пойдем! там! там!
Когда он перестал тамтамкать, а зверюша сообразила, в чем дело, и бросила свои циновки, оба пошли, потом потрусили, потом порысили, потом побежали и наконец понеслись к ручью. У ручья Федя остановился и ткнул пальцем: «Вот».
Возле самого ручья шелестело на ветру, звенело, жужжало и тикало большое дерево. Листья у него были узкие, кожаные, коричневые, цветы зубчатые, как колесики, а вместо плодов с веток свисали часы — точно такие же, как Федины потерянные.
— Ахти, — сказала зверюша.
Федя сорвал часы, надел их на ремешок и привязал на лапу.
— Слушай, — сказал он озабоченно. — Я вот думаю, я же ведь рыбу чистил, кости там всякие выбрасывал…
— Пойдем посмотрим, — сказала зверюша.
И действительно, возле своей хижины они нашли дерево, похожее на елку, только вместо иголок были рыбьи косточки, а шишки все состояли из разноцветной чешуи. Немного поодаль прямо из зверюшиных цветочных посадок торчал бумажный куст (как мы помним, зверек бросил туда бумажку). Прямо возле хижины произрастало пуговичное дерево. Зверек схватился за штаны и обнаружил отсутствие самой главной пуговицы.
— Вот что, Федя, — серьезно сказала зверюша, вручая ему нитку с иголкой. — Здесь ни в коем случае нельзя мусорить. Весь мусор надо сжигать, и только там, где точно ничего не вырастет.
Зверек потупился и потихоньку слинял. Илька сделала вид, что ничего не заметила, но мы-то знаем, что он потихоньку выполол несколько кустиков в разных местах острова. Илька тем временем посадила вермишель, соль, сахар и чай, так что на следующий день всего этого у них было больше, чем нужно. Зверек порылся в карманах и внес свой вклад: сухарик, копейку и яблочное семечко. Верней, сажал он только сухарь и семечко, а копейка выпала сама, но потом копеечное дерево так весело звенело на ветру, что зверюша не стала его выпалывать, хотя и опечалилась.
— Ну чего ты расстраиваешься, — говорил вечером зверек, когда они устало сидели у костра, прихлебывая чай.
