KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Юмор » Прочий юмор » Коллектив авторов - Одесский юмор: Антология

Коллектив авторов - Одесский юмор: Антология

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Коллектив авторов, "Одесский юмор: Антология" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Он выходит на сцену и, перекрывая шум, изо всех сил орет:

– Загадка!

Все попритихли, насторожились.

– На заборе написано слово из трех букв, – продолжает конферансье. – Начинается на «хэ». Какое это слово?

В ответ все с восторгом кричат знакомое слово.

– Неправильно! – перекрикивает он всех. – Это слово – «хам»! Так вот, босяки: Бетховен, «Лунная соната».

* * *

Как-то в Одессе подходит на улице к Леониду Осиповичу незнакомый человек и говорит:

– Ой, Лёдя, какой у тебя талантливый сын! Как он поет, как танцует!

– Вообще-то у меня дочь, – отвечает Утесов.

– Ха! – воскликнул одессит. – И ты мне будешь рассказывать!

* * *

Илья Набатов и Утесов зашли в одесскую парикмахерскую.

– Будьте добры, постригите меня, – попросил Леонид Осипович мастера.

Тот отмахнулся:

– У меня обеденный перерыв.

– Ну что ты мелешь! – возмутился Набатов. – Ведь перед тобой сам Леонид Утесов!

– Ну да. Так я и поверил. Нашли дурака.

– Спой ему, – предложил Илья Семенович Утесову.

И тот исполнил куплет известной песни об Одессе.

– Ух ты! – восторженно произнес парикмахер. – Вы и вправду Утесов.

– Ну вот и постриги меня.

– Сейчас не могу, у меня обеденный перерыв…

* * *

В 1939 году Леонид Утесов прибыл на гастроли во Львов – еще недавно польский. В разговоре с секретарем обкома Леонид Осипович сказал, что поляки произвели на него прекрасное впечатление: они чуткие, воспитанные, вежливые.

Секретарь возразил:

– Не верьте, это у них все наносное.

– Лучше наносная вежливость, чем искреннее хамство, – ответил Утесов.

* * *

Однажды Михаил Водяной пригласил Утесова и ленинградского эстрадного артиста Бена Бенцианова побывать у него в деревне, где он купил дом. После завтрака артистическая троица пошла прогуляться. Вокруг бегают куры, гуси, в луже валяется поросенок. Одним словом, обычная деревенская идиллия. И вот друзья наблюдают такую картину: петух погнался за курицей. Догнал, но только начал ее топтать, как появилась хозяйка и принялась разбрасывать корм. Петух тотчас оставил курицу в покое и помчался клевать зерно. Бенцианов и Водяной засмеялись, а Леонид Осипович сочувственно сказал:

– Не приведи Бог так проголодаться.

* * *

Группу ведущих артистов эстрады вызвали для очередного разноса в министерство культуры. Какой-то министерский бонза принялся учить их уму-разуму, наставлять, что надо исполнять на эстраде, а что не надо. И подкрепил свою мысль цитатой из Ленина.

Тут Утесов перебил его:

– Вы неточно цитируете Владимира Ильича. У него сказано так… – и привел цитату совершенно правильно.

Чиновник был настолько ошарашен, что быстренько закончил совещание. Коллеги Леонида Осиповича тоже были удивлены его познаниями в области ленинских трудов. В коридоре окружили, спрашивают:

– Каким образом вы вспомнили эти слова?

– Чепуха, – небрежно ответил Утесов. – В свое время Матвей Грин написал мне фельетон, где была эта хохма. Вот я ее и запомнил.

* * *

Однажды к Утесову подошел незнакомый старичок и сказал:

– Я еще ребенком бывал на ваших концертах и восхищался вашим пением.

– Сколько же вам лет? – поинтересовался Леонид Осипович.

– Восемьдесят пять.

– А мне шестьдесят семь.

* * *

На творческом вечере артистки Театра сатиры Татьяны Ивановны Пельтцер Утесов сказал ей приветственные слова, а закончил свое выступление, как всегда, шуткой:

– Сейчас я опустился бы перед вами на колени. Если бы был уверен, что смогу подняться.

* * *

Утесов рассказывал, что однажды, когда он был председателем выпускной комиссии режиссеров-заочников в ГИТИСе, популярнейшая певица Алла Пугачева (она из этого выпуска) подошла с фотографом к Утесову и попросила разрешения сняться с ним на память. Леонид Осипович с удовольствием согласился. И тут же вспомнил историю, как однажды балалаечнику Трояновскому удалось сфотографироваться со Львом Николаевичем Толстым. Балалаечник был человек предприимчивый, он сделал с этой фотографии клише и выпустил афишу, на которой был изображен вместе с великим писателем. Его антрепренер как-то предложил концерт балалаечника какому-то хозяйственнику и показал афишу. Тот внимательно посмотрел и сказал: «Ну, этот с балалайкой будет играть, а что будет делать этот старик с бородой?» Антрепренер обиженно ответил: «Этот старик с бородой, если услышит ваши слова, в гробу перевернется». – «Понятно, – сказал хозяйственник, – это акробат. Не надо».

– Так вот, Аллочка, – закончил Леонид Осипович, – при вашей популярности, я боюсь, будут спрашивать: «А что это за старик рядом с вами?»

Семен Кирсанов

Сказание про царя Макса-Емельяна, бесплодных цариц, жену его Настю, двести тысяч царей – его сыновей, графа Агриппа, пустынника Власа, воина Анику, царевну Алену, мастера на все руки и прочих лиц из былых небылиц

Сказ шестой

Ветх Онтон-град, а немало в нем рвов да крепких оград от своих же воров, не свершилась бы кража.

У онтонской стены на часах стоит стража. Арбалеты в руках, скорострелки. А на башенных звонных часах стрелки ходят что медные раки в тарелке и клешнями ведут – час да час. День взошел, день погас. Вместо чисел мудреные знаки. И на солнечных ходит часах треугольная тень – часовым при воротах. Указует на срок в поворотах. И песок из сосуда в сосуд просыпается. Засыпает дворец, просыпается.

Что ни день – полдень бьет Спиридон, что ни ночь – бьет он полночь. Помер он – бьет часы Спиридоныч. И клешнею своей рак ведет. Так что время идет.

Лет прошло эдак двести.

Не имелось бы вести о тех временах, кабы около колокола в тайной келье не сидел бы ученый монах и не вел бы свой временник. На бараньих лощеных пергаментах – буквы разные в дивных орнаментах. Звери, змеи глазеют из них грозноглавые. И творение озаглавлено:

СОЧИНИХ

СИЮ ВЕКОПИСЬ ПАМЯТНЫХ КНИГ

СМИРЕННЫЙ МНИХ

НЕКТОР НЕТОПИСЕЦ

И всему свое время проставлено:


В Лето Семь Тысяч.

Царь Макс-Емельян заболел и почил. В народе стон и несчастье.

Даренье вручил королеве Настасье и сынов своих дюжине.

Сыны выросли дюжие.


В Лето Семь Тысяч Пять.

Стон опять. Порядки Настасьины строги. На столах недосол. Судью Адью посадила в острог и Агриппа на постный стол. Дни грозны. Барон Ван-Брон при публике высечен, три тысячи взял из казны. Герцог Герцик за козни уволен. Двор недоволен, и прав. Народ в печали.


В Лето Семь Тысяч Пятнадцать.

Веселие велие. Дюжину скопом на царство венчали. Царскую службу дабы нести, сидят на престолах двунадесяти в грановитом покое.

Про них описанье такое:

царь Андрей пребывал в хандре,

царь Василий глядел, чтобы яйца носили,

царь Касьян составлял пасьянс,

царь Лазарь на него мазал,

царь Пров ел плов,

царевна Фелица помогала коровам телиться,

царь Герасим был несогласен,

царь Пахом баловался стихом,

царь Цезарь был цензор,

царь Савва вкушал сало,

царь Ерофей на дуде корифей,

царь Федор был лодырь,

а царь Кирилл всех корил.

Всем правителям выданы титулы – о народе радетели, народа родители.


В Лета Семь Тысяч Двадцатые.

Брюхаты двенадцать цариц. Все принесли по тройне, и каждому быть на троне. Дел золотых мастера пали ниц, в дар принесли по короне. Стало царей полста, в лавках не стало холста, пошел царям на подстилки. Баб сгоняют для стирки.


В Лето Семь Тысяч Семьдесят Семь. Худо совсем. В небе огненный хвост, летящий и реющий. В народе пост. От цариц родилось пять сотен царевичей. К купели хвост. А Максом завещано: что родилось – долженствует на царство быть венчано. Стало пятьсот царей. Забили всех наличных зверей, а мантии справили. Срубили на троны рощу дубов. Престолы поставили в двадцать рядов. По три сажают на трон, дабы уселась династия.


Лето еще.

Померла всеблаженная Настя. В народе стон. Воцарилось молчанье и страх. Сообщают о новых царях:

царь Ираклий затеял спектакли,

царь Аким был не таким,

царь Констанций устраивал танцы,

царь Альфред наложил запрет,

царь Георгий был пьяница горький,

царь Нил не курил и не пил,

царь Тарас полказны растряс,

царь Павел это поправил,

царь Юрий завел райских гурий,

царь Даниил сие отменил,

царь Евлахий постригся в монахи,

а царь Федот оказался не тот.


Лето новое.

Вновь пять тысяч царей короновано. Корон уже нету. А каждый велит чеканить монету, чтоб имя и лик. Гнев монарший велик. Как царить без венца и жезла? Ищут корень зла.

Пять тысяч строжайших указов объявлено, а все же корон не прибавлено – нету их. Дальше – хуже, с царской службы дел мастера золотых – будто в воду бултых. С ними и злато. Град Онтон дрожит от набата.


В некое Лето.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*