Георгий Дзюба - Во всём виноват Гоголь
Тем не менее, у антимонопольщика Ковбасенко и всех участковых правоохранителей закипел радиатор дознания. Вшестером все они — участковые полицаи города и Ковбасенко с ними — седьмым, сбиваясь с ног, серым облаком моли понеслись по городским улицам. Рассчитывали они скоро разобраться и с монополией, и с задолжавшим населением, а заодно и выполнить срочное решение первого зама мэра, чтоб собрать остальных депутатов городского округа для введения ЧС и корректировки бюджета путём вымогательства у олигархов инвестиционных средств наличными на ликвидацию этой неимоверной ситуации в инфраструктурной блокаде. Но никого из депутатов по месту жительства они, конечно же, не обнаружили, да и среди собственно олигархов повисла необычайно подозрительная и конфузливая апатия к этим требованиям. А Маковей совсем обнаглел и снова по телевизору лично выступил. Он заявил всем, что в Болгарии такого не бывает и что вершит своё телефонное право он по праву депутата, избранного от сусально-сахарной партии деревенщиков. А у деревенщиков телефонов вовсе нет и никогда не было, а потому ему, как и его избирателям, тарифы эти до одного места, которого в экране, правда, он не показал, но скабрезничал на эту тему он потом ещё достаточно долго.
Руководитель, начальник и «…некоторым образом отец…» полицейского воинства города Иван Антонович Дергоусов «…имел уже далеко за сорок лет; волос на нём был чёрный, густой; вся середина лица выступала у него вперёд и пошла в нос, словом, это было то лицо, которое называют в общежитьи кувшинным рылом». Поначалу Дергоусов чувствовал себя хорошо, а после удачной установки прокурора на колени отлично теперь кушал и забывался лёгким сном после стерляжьей ухи в особенности в превосходных фантазиях. «Вообще он сидел, как говорится, на своём месте и должность свою постигнул в совершенстве. Трудно было даже и решить, он ли был создан для места, или место для него». Однако вскоре и его продолжающиеся в городе несуразицы завели в тоску. А тут ещё и аналитики из краевого УВД подсуропили и дали ему знать, что его личная кривая по гречке и велосипедам, применительно ко всей местности и в сопоставлении с кем-то, взлетела ввысь, как утка над картечью. Что кривая уже воткнулась своим клювом в обоснованную ими аксиому об организованной сущности кем-то умело и эффективно учрежденной в городе преступности… Иван Антонович сильно удивился этому, а потом даже крепко поругался с ними, так как организованную преступность выпестовал лично, знает её наперечёт и настаивает, что велосипеды и гречка — дело рук абсолютно неорганизованной преступности.
В ситуации досадного недоразумения о личности подлинного организатора сущности творящихся в городе и районе неясностей начальник полиции хотел было запустить в производство обидчивый на всех рапорт о собственном покое. Но затем передумал, потому как у него три дочери и ни одного стабильного зятя рядом, и подводить его дачу под ключ путём подключения к ней СМУ-14 тогда уже будет некому. В то же время, если чего-то и страшился Дергоусов в тот день, так одной только строгой переаттестации полицейских нравов. А она могла как закопать его, так и вознести его чуть ли не до неба, а могла она произойти даже без его личного участия, правда, если только с личным подвигом. Интересно, что ему прямо в масть тут-то сверху и порекомендовали, как сберечь себя, сделавши подвиг на высоких мотивах. То есть путём объявления всем, что сумма его честности и неподкупности превышает любые попытки усилившегося на него давления городской прокуратуры и Тугрикова лично подвинуть его на сделку со своей полицейской совестью, чтоб закопать «Дело гражданина Тугрикова» о его прогуле.
Так борец с неорганизованными лиходеями полицеймейстер Дергоусов, дабы не поступаться своими несгибаемыми принципами и вроде как в пику на будто бы изуверское давление прокуратуры, сочинил прошение о своей незамедлительной отставке. И таким вот хитрым образом возбуждённое им дело по факту признаков возможного несуществования на земле господина Тугрикова в качестве прокурора без Дергоусова теперь уже никто не мог прекратить, хотя тот и продолжал свои болезненные устремления закрыть бюллетень. Зато во взглядах полиции на прокуратуру наступила стабильность, а о смелости господина Ивана Антоновича Дергоусова, конечно, написали обе краевые газеты сразу, что в сумме принесло ему доселе невиданные в полицейских кругах очки и баллы, сопоставимые со звонким подвигом для успешной переаттестации и сохранения отполированного до полного комфорта места.
Но поскольку полиция в данном городском муниципальном округе обычно берегла не простых людей, а людей совершенно непростых, то все эти непростые люди ещё сильнее насторожились, так как остались без полномочного лица при полном исполнении, но с привычным кувшинным профилем. Наибольшую опасность почуяли чиновники. Их чёрт здесь постоянно дёргал за руку и неизменно требовал принять у кого-либо подношения за рассмотрения, разрешения, выделения, согласования, подписания, а то и совсем за косоглазие, близорукость или тупоумие для преодоления юридически обоснованных преград, загвоздок или воспрещений для необходимых нужным людям разрешений, выделений, согласований и подписаний.
Странным показалось людям, что изо всех злоключений городской жизни торчали волосатые и длинные уши Афанасия Бронькина, хотя ума палаты за ним никогда не числилось, а последнего чёрта из района долгожители прогнали ещё тогда, когда меняли ваучеры на «Волги» и нерафинированное подсолнечное масло. При всём при этом в городе, как это ни казалось странным, предприятия бытового обслуживания населения и магазины функционировали. В школах и детсадах учились жизни, баловались и стреляли из рогаток дети. Весь рынок по обыкновению радовал горожан апельсинами, ананасами, киви и польской картошкой нового урожая. А когда загорелась огромная свалка, что происходило здесь с завидной регулярностью, то городские брандмейстеры прибыли туда кристально трезвыми, со значительным опережением нормативов и даже с водой в баке. Это мы сообщаем вам к тому, чтобы вы не переживали. В целом в городе NN сохранялась совершенно управляемая демократия, дисциплина и порядок…
Глава II
Под сумрачной кроной древа власти
Оставалось неясным, чего же им, людям-то, ещё не хватает? А им казалось, что в городе NN что-то обязательно стрясётся. Но в городе никакой неожиданности не случилось, в чём и состояла главная неожиданность, хотя в очередях к терапевтам, стоматологам и в других местах массовых интересов людей возникали пересуды. Толковали о популярном даже в Москве, в Италии и в херсонских степях, циничном и хватком политтехнологе Чичикове. Что он якобы уже прибыл в город NN инкогнито и будет продвигать самых полюбившихся ему неизвестно где и за что кандидатов в мэры города. То, что Чичиков большой мудрец, мастер нагнетать всяческий ужас и что за ним, ясный перец, стоит одна из столиц, было всем и без него понятно. Да и действующий мэр города это подчеркнул отчётливо. Вместе со своим административным ресурсом он высунулся вдруг, как гром среди ясного неба, однако из непривычного пока ещё для бюрократов парижского «Скайпа» в форме непредвиденной видеоконференции и сделал это не так как обычно, то есть ни с того и ни с сего, а вполне умышленно и трезво.
И чудными трелями ответили ему на это соловьи из сумрачной кроны древа городской власти! Золотые голоса из кущей этого древа на увещевания мэра орудовать решительно против непопулярного в городе Чичикова, а землю рыть в его пользу, как действующей личности, поначалу как на него, так и на Чичикова лично, даже плевать не захотели. Сообщили мэру в мутный экран лишь то мнение, что у них всё и так путём и поклялись победить. По их представлению, все они абсолютно неустанно занимались делом замещения своего мэра тем же и давно уже полюбившимся им мэром. Вместе с маститыми политтехнологами, прибывшими в город за длинным рублём из госбюджетного учреждения при госдепе одной из наименее южных и наиболее демократических республик, они уверенно высекали будущее. Да и могли ли здесь быть какие-то опасения, твердили они, если электорат из этой республики в городе NN существовал, что называется, под каждым кустом и даже ландшафтным дизайном с мётлами он занимался практически в каждом дворе и подъезде? То есть всё складывалось чудненько.
Но отдельные прочие депутаты, внезапно кинувшиеся в оппозицию, в день той видеоконференции мэра чего-то вдруг решили «отличиться» и, как вы видите, сделали это в кавычках. Они повылазили вдруг изо всех щелей, хотя на служение к избирателям ходили не часто, а затем на свою же и особенно на мэрскую голову неимоверную бучу устроили и подкузьмили всем. Заявили они, что они, то есть, извините, депутаты, всегда точно знают итоги любых, так сказать, наползающих, и простите за такое слово, выборов. И знают они их независимо от того, какой бы буйной ни была из себя системная оппозиция и что бы она там в штабах себе ни проповедовала. Депутаты вдруг постановили, что при такой власти, как сейчас, городскому округу уже даже и бессистемная оппозиция не нужна, а при таком, как теперь, состоянии дел в городе мэр и вообще не нужен и вреден и потребовали заменить его пока что хотя бы сити-менеджером. А граждане давно уже и так знали, что от мэра одна лишь головная боль происходит и что скоро тот их вместе с дружески настраиваемыми к ним французами до добра не доведёт. Поэтому они легко подписали своё приветствие грядущему сити-менеджеру города от каждого двора, и дома, и города, и района в газету «Чистая правда», чем и выразили своё согласие со всей революцией депутатов сразу.
