Анатолий Санжаровский - Жена напрокат
Может, развестись? Не проблема. Да сын…Что будет с сыном? Надо держать семью ради сына.
Но это вовсе не значит, что я заживу по принципу «Уж лучше вкусную пищу делить с друзьями, чем давиться дерьмом в гордом одиночестве».
Я нашёл своей новую службу. Приличная контора. Приличней заработок.
Мавр сделал доброе дело. Мавр может отдыхать.
И уехал я в санаторий.
Сосновый бор. Река.
Чего ещё желать?
Я выкупил слегка уже подгоревшую путёвку и сыну.
Раз всё делалось на бегах, не всё выплясалось ловким коленцем. Несколько дней пришлось спать на одном диване.
Но это не беда.
Главное, отдых удался.
Незаметно просвистели две сыновы недели, и жена нагрянула за нашим парнем на БМВ, боевой машине вора.
Она страшно торопилась, и я никак не мог посмотреть ей в лицо-яйцо. Как дорогой мандат, она всё прятала от меня это своё яйцо.
Наконец я всё-таки изловчился и заглянул в принадлежащее ей её яйцо. Губы у неё были искусаны.
«Неужели этот экстремист опять вышел на связь?» – с опаской подумал я.
– Тебя что, собаки рвали? Что с губами?
– Стандартная простуда! Не веришь – прими за сказку… Отстань!
– Простуда? В такую жарынь?! Тридцать же пять!
– Новость! Бывает всё!
– Но почему только с тобою?
Я внимательней посмотрел на жену и чуть не взвыл.
– Тебя что, и на новой работе грызут?
Молчит.
– Но на новой работе у тебя начальник – бабец!
Молчит.
Таня-партизанка – два.
– Откуда бээмвэшка?
– Со старой работы…
– Так бы прямо и говорила! Этот парашливый минимундус… Он что, всё никак не угомонится и по старой памяти продолжает тебя грызть?
– Никто никого не грызёт… Ну сколько можно одно и то же переливать? Прос-ту-да!
– Придумай что-нибудь новенькое! От такой простуды недалеко и до французского насморка![93] В апреле у окна сидела. Продуло! Но сейчас… Июль! Тридцать пять в тени! Сорок шесть под мышкой! Откуда выкатиться простуде?
– А ты что, не слыхал, что простудиться можно и в жару?
– Двадцать лет прожили – ни разу не простужалась! Ни в минус тридцать пять! Ни в плюс тридцать пять! А тут простуда на простуде! И простудой наглюще погоняет!
И тут подпихнул словечушко наш малолеточка сын:
– А я знаю, где нашу мамку покушали… Ой, покусали… Вчера, тридцатого июля, у дяди Миронова был деньрожка!
– Опс! Конечно, на дне рождения температурка была за сорок. Что кушали-с? Чистый самопляс,[94] северное сияние[95] или коньячелли?
– А тебе какая разница!?
– То-то я гляжу, чего это тебя не догрызли… По трезвяку до такого б не докувыркались… Зациклились на губах. Даже злые собаки до губ не опускаются и вовсе не начинают разговляться с губ. На то таскают толстый амбарчик и целых два оковалка ляжек… Да-а-а-с, склеенный кадр…[96]
Моя кадрица[97] по нежданке быстро увезла сына на мироновском шизовозе.
А я и пригорюнься.
Ну, какой тут отдых, если на твою жену накинулся проголодавшийся людоед? Слопает же всю мою паранджу вместе с волосяной сеткой для лица!
Оставалась целая неделя до конца срока моего санаторного отдыха. А плюну-ка на этот конец и дуну домой спасать остатки жены? Пока всю не слопали!
Я не находил себе места.
Я носился по лесу и рассуждал. Это что же за зверина этот енот-полоскун!? Что она в нём откопала? Чего она с этим одноклеточным сдружбанилась? Воистину, «женщина – друг человека, который не является её мужем»! Неужели она у меня из тех, про кого сказано: «Женщина непобедима в умении сдаваться». Но – кому? Наверняка на деньрожке у этого сексоболиста была в гостях одна моя мадамелла. Была на первое, на второе, на третье… На сотое!… Это он её пил, ею закусывал, её ел! Одну! И никак не облопается! Но – подавится! Обязательнушки!
Боже! Что же делать?
Пока я тут санаторничаю, она там… С эполетами… Пришпандорился этот Укроп Помидорович к ней и без конца знай окучивает её, окучивает… Ну уж!… Да я в мент прихлопну эти изнурительные сельхозработки!
У меня ещё оплаченная неделя отдыха.
Плевать на отдых!
Я еле перекрутил ночь в санатории, помахал ручкой своей оплаченной неделе и подрал на попутках из санатория.
В электричке усталость прижала меня плечом к вагонной стенке, и я задремал.
Мне приснилось, кто-то во мне осторожненьким голоском позвал Русь в моём лице к топору. Пустопорожним зовом всё это не кончилось. Я разгорелся до тех степеней, что пообещал самому себе в капусту искрошить своего голодного зложелателя-людоеда. Одним ударом поклялся рубить с плеч по две головы. И – метнул в соперника топорок. Да промазал. Стучу кадыком на всю землю:
«Не гарцуй в моих владениях! Отвали от моей авоськи! Меняй половую ориентацию! Не то пришью!»
Тут пошла вторая серия сна.
И теперь я увидел свою ненаглядку.
Сколько живём – всё наглядеться не могу.
Только… Г-господи!… Некогда свеженький мой батончик иссох в мумию, воинственно держащую, как знамя, косу в руке! Из какого музея ужасов прибежала ко мне в сон эта голая скелетина в набедренной повязке бантиком и с короной на голове? Если я вру – гляньте вправо. Неужели это моя алюрка в обозримом будущем? Да стоит ли из-за такой красотулечки разбрасываться топориками?
Я срочно проснулся и тут же окончательно отверг этот горячий топорный бред.
Дико! Неинтеллигентно!
Топор!
Как чуть что – сразу за топор!
Заруби агрессора и прыгай на дерево да кричи, как макака:
– У-у! У-у! У-у!…
Неинтеллигентно всё это!
Да как я могу его топором? Он же – один такой в Одессе![98] И он же мне почти родич. Мы ж с ним однодырочники! Не-е… Нельзятушки топором… Сдать рога в каптёрку[99] и – ша! Он же в глазах жены, этой трёпаной рогожки, уравнен со мной. Она равно верна и ему и даже потом мне! Во вторую очередь. А ему в первую. Мне всегда достаются вторые роли. Чужие объедки. Такая моя планида.
И всё равно надо решать смирно эту теорему.
Итак.
Дано: порядочная жена верна и любовнику, и мужу. Требуется доказать, что порядочный муж терпелив к любовнику жены.
Бррр!
Но надо, Федюня! Надо!
Раз порядочная женщина обратила на этого коллайдера внимание, значит, он тоже порядочный. Жена порядочная, муж порядочный, любовник порядочный. Порядочный треугольник!
Все порядочные!
А порядочные люди топорами не кидаются.
И я не буду.
Первой мне встретилась милая тёщенька.
– Ну что? – говорю. – Будем кусаться или целоваться?
В присутствии близких слёз тёщенька единогласно и без митинга высказалась за поцелуи.
На этом и закончился наш вступительный словесный переброс.
Вот золотой человек!
Вот кто истинно желает зятю долгой и счастливой жизни! Она ж превосходно знает, что зацелованный человек живёт на двенадцать лет дольше.
Мы срочно в охапочку и за крепкие поцелуйчики.
По-родственному.
Нацеловались мы со сладкой тещёнькой…
Отдохнул я чуток и говорю:
– Что же вы не следите за доченькой? Пока я прохлаждаюсь с сыном по санаториям, тут вашу любимую доченьку слопают. Откинет же ещё новенькие адидасы! Вы видели её губы?
– Ну что губы!? Что губы!? Да это ж банальная простуда!
– Я двадцать лет с нею изжил и ни разу не было в 35-градусную жару у неё простуды!
– Ну и что? Человек вон тоже жил, жил, жил – и валенки на сторону. А раньше ни разу ж не помирал!
– Как она тут развлекается? – Подумал: «Под кем?» Но вслух корректно уточнил: – И с кем? Вы знаете?
– Какие ещё развлечения? Вы что, забыли, что моя доченька замужем? Не лично ли за вами?
– Лично-то лично. Да губы кто ей так безобразно погрыз? Кого мне вызывать на дуэль?
– Вызывайте на дуэль свою больную мнительность да подозрительность. А моя доченька чиста перед вами, как стёклышко!
– А я хочу знать, кто погрыз это стёклышко и не порезался?
– Не смейте ни в чём подозревать мою дочь! Она не прости-господи какая там! Моя дочь – порядочная женщина!
– В том-то и беда, что порядочная. Во сколько наша порядочная прибывает домой?
– В семь. Как часы! Точна как швейцарские часы!
Мне не хотелось, чтоб первый же день моего приезда подмочила схлёстка с женой. Позвоню. Звонком я как бы предупрежу, чтоб она по старой памяти нечаянно не стриганула после работы в мироновские палестины. Хочешь мира – греби сразу до хаты!
Она, похоже, сильно огорчилась моему звонку.
– Ты почему недоотдыхал весь свой срок?
– Это у тебя надо спрашивать.
– За сколько лет первый раз вырвал путёвку и притерпужил раньше срока!
– Ну что теперь? Ребёнок родился. Назад не впихнёшь… Ты во сколько сегодня придёшь?
– Не знаю.
– Уходишь в незнанку? Подсказываю. Матушка говорит, что ты тут в моё отсутствие в семь засвечивалась дома.
– Ну-у!… Матушка-то точно в семь будет дома.
– А ты, светлуша?
