Григорий Горин - Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы)
— Будем кушать?
— Да, — сказал я.
— Понимаю, — сказал он. — Сделаем все, что можно.
— Спасибо, — сказал я. — Будьте добры, принесите мне пиво…
— Понял! — прервал он меня. — Холодное?
— Холодное.
— В бутылке?
— В бутылке.
— Сделаем! — сказал он решительно и подмигнул мне левым глазом. Подмигнул хитро и таинственно.
Этим подмигиванием он давал мне понять, что с пивом сейчас плохо. Пивоваренные заводы на ремонте. Во всем городе остались считанные бутылки пива, которые представляют огромную ценность для коллекционеров. Но для меня он достанет бутылочку…
— Еще я попрошу борщ, — сказал я.
Он побледнел.
— Улавливаю мысль, — сказал он, подмигнув на этот раз правым глазом. Именно борщ?
— Да.
— Горячий?
— Хотелось бы…
— В тарелке?
— Именно!
— Со сметаной?
— Желательно.
— Сделаем, — шепнул он мне. — Не волнуйтесь! — И опять хитро подмигнул.
Этим подмигиванием он давал мне понять, что борщ — это тоже большая редкость. Повара их давно не готовят. Вместо того чтобы стоять у плиты, повара поголовно увлеклись игрой на мандолине и выступают с сольными концертами. Единственный, кто еще варит борщ, — это секретный специалист, одна старушка под Полтавой. Специально для меня к ней вышлют самолет и привезут целую тарелку чудесного борща.
— На второе хотелось бы бифштекс с луком, — робко добавил я.
Официант заскрежетал зубами.
— Бифштекс в смысле «бифштекс»? — спросил он.
— Да, именно в этом смысле…
— Из мяса?
— Хорошо бы! А лук из лука!
Он задумался, закатил глаза, что-то обдумывая и вспоминая, потом решительно выдохнул воздух из груди и сказал:
— Сделаем!.. Для вас! — И торжественно прищелкнул языком.
Этим прищелкиванием он давал мне понять, что идет ради меня на очередную жертву.
Бифштексов давно никто не жарит. Все забыли, как это делается. Нужно организовывать специальную археологическую экспедицию, которая с помощью раскопок обнаружит культуру наших предков и, расшифровывая древние письмена, обнаружит способ приготовления бифштексов. Придется подключать Академию наук, армию и, возможно, «Мосфильм».
Но для меня не жалко никаких затрат.
— Что-нибудь еще? — спросил официант.
— Достаточно, — сказал я робко. — Я и так задал вам столько хлопот.
— Ладно, — сказал он решительно. — Принесу вам через пять минут.
Он торжествующе посмотрел мне в глаза.
Этим взглядом он давал мне понять, что делает уже что-то сверхневероятное.
Люди ждут здесь годами, говорил его взгляд. Спят прямо на стульях. Изнывают от голода и жажды. В период ожидания обеда люди успевают влюбиться, пожениться, у них здесь рождаются дети. Дети подрастают и по меню учат азбуку. Потом они заказывают себе обед, ждут, и все повторяется сначала…
Я ел с полным сознанием оказанного мне доверия.
Потом я поднялся из-за стола.
— Просто не знаю, чем вас отблагодарить, — сказал я официанту.
— Ну, пустяки, — смутился он.
— Нет-нет, — запротестовал я. — Вы для меня столько сделали… Такое не забывается до самой смерти… Сколько с меня?
— Два рубля, — сказал он.
— Понимаю, — подмигнул я ему. — Для вас сделаем!
Я протянул ему два рубля и пожал руку.
Этим рукопожатием я давал ему понять, что делаю для него тоже нечто особенное.
С деньгами сейчас трудно. Фабрики Гознака их мало печатают.
У меня в кармане они вообще большая редкость.
Обычно я ухожу не расплатившись. Меня потом ищут с милицией.
Но для него я готов пойти на любые жертвы и заплатить по счету…
До самого выхода он провожал меня глазами.
Очевидно, мы будем долго помнить друг друга.
Какая наглость!
Он был высокий и рыжий.
Потертая байковая рубаха с трудом размещалась на его необъятных плечах. Загорелые жилистые руки были спрятаны в карманах брюк и казались такими длинными, что, наверное, он мог почесать себе пятку не нагибаясь.
Непонятно, почему из всех прохожих он выбрал именно меня.
Очевидно, я ему чем-то импонировал.
Он преградил мне дорогу и, выдохнув облачко водочного перегара, хрипло сказал:
— Слушай, друг! Ты извини, такая неприятность у меня получилась. Мы тут с ребятами выпили, и я, понимаешь, пинжак потерял… Домой доехать не на что… Выручи, дай двадцать копеек на метро…
Я поспешно сунул руку в карман и достал мелочь.
— Уж дай сорок, — сказал он и грустно шмыгнул носом. — Мне с пересадкой ехать…
Я протянул ему сорок копеек и попытался пройти, но он по-прежнему загораживал мне дорогу.
— Ты извини, друг, — сказал он, убирая мелочь в карман, — но такая ерунда получилась… Пинжак дома забыл…
— Ничего, ничего! Бывает, — посочувствовал я.
— Я тебе в понедельник верну, — сказал он. — Или нет, лучше в среду… В четверг у нас как раз получка…
— Да ладно, чего там, — отмахнулся я. — Как-нибудь отдадите…
— Нет, я человек точный, — обиженно сказал он. — Сказано — в пятницу, значит, в пятницу! Весь полтинник и верну…
— Сорок! Не полтинник, а сорок! — поправил я.
— Да?! Ну дай еще сорок тогда, для ровного счета… В субботу все и отдам!
— Возьмите еще двадцать копеек и больше не просите! — сказал я.
Он обиделся.
— Думаешь, я нищий? — спросил он. — Я не нищий! Я зарабатываю будь здоров!.. Даже стыдно просить… Вон аж вспотел весь… На, попробуй!
Он схватил мою руку и прижал ее к своему влажному лбу.
— Действительно вспотел, — подтвердил я.
— Ну вот, а ты говоришь… Дай-ка платок…
Я протянул ему носовой платок. Он вытер лоб и шею, потом высморкался в него.
— Я его тебе в воскресенье вместе с деньгами верну, — сказал он, засовывая платок в карман брюк, — Выстираю и верну… Ты не сомневайся… Дай-ка закурить…
— Пожалуйста, закурите и дайте мне пройти, — сказал я, протягивая ему сигарету. — Я очень спешу…
— Ладно, успеешь, — сказал он, разминая сигарету. — С фильтром нет?
— С фильтром нет! — рассерженно произнес я. — До свидания!
— Да постой ты! — сказал он и положил мне руку на плечо.
Его рука была непомерно тяжела; очевидно, поэтому у меня слегка дрогнули колени.
— Я вообще-то больной, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — В психдиспансере на учете состою. У меня припадки бывают! Я человека убить могу, а мне за это путевку в санаторий дадут.
— Нне понимаю, зачем вы все это мне рассказываете? — растерянно пробормотал я.
— Да так, к слову пришлось! — прохрипел он. — Дай еще рубль!
— У меня нет больше! — тихо произнес я.
— Ладно врать-то, — ухмыльнулся он и, ловко сунув руку ко мне в карман, вытащил бумажник.
— Во, гляди! У тебя здесь десятка! А говорил, нет! Стыдно обманывать!..
— Но она мне самому нужна! — запротестовал я.
— Да я те отдам в получку! — сказал он, забирая десять рублей. — Уж не хочешь помочь трудящему человеку! А между прочим, мы для вас, гадов, мосты строили!
— Какие мосты?
— Небось на книжке немалые деньги лежат…
— Что вам угодно? — крикнул я, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Его глаза сразу стали бесцветными и злыми.
— Поори у меня! — зашипел он. — Я те сейчас нос откушу… У меня припадок начинается… Я больной на нервы!.. Меня в Склифосовском каждая нянька знает!.. А ну брысь с дороги!..
Он оттолкнул меня и, пошатываясь, пошел прочь.
Я пошел в другую сторону, вернее, не пошел, а побежал, потому что его толчок придал мне определенную скорость. Моя душа раскалывалась от боли и обиды. Я был противен самому себе.
«Трус! Тряпка! — мысленно ругал я себя. — Каждый нахал может вытирать об тебя ноги! Тебя нагло обобрали, а ты и не пикнул! Задохлик! Слюнтяй! Плюгавый интеллигентик!»
Я мысленно бил себя кулаками по самым больным местам. Потом я бросил себя на землю и топтал ногами. Топтал долго, пока не вспотел.
Но у меня даже не было платка, чтобы вытереться.
И тогда я принял решение.
«Хватит! — сказал я себе. — Надо давать отпор наглости! Надо почувствовать себя человеком!»
Я круто повернулся и побежал назад.
Я метался по улице, вглядываясь в каждого прохожего.
Я заглядывал во все дворы и во все подъезды.
Я искал его.
«Где ты, рыжий нахал?! — мысленно орал я. — Выходи на честный бой! Я изувечу тебя! Няньки из Склифосовского тебя не узнают!» Я носился по улице как разъяренный зверь.
Прохожие испуганно шарахались от меня в сторону. Это только придавало мне силы.
И вдруг я увидел его. Увидел рядом, в двух шагах.
Он сидел за стеклянной стеной ресторана и пил водку.
На мои деньги.
Я толкнул дверь ресторана и вбежал в зал.
Я подошел к его столу и нагло сел.
