Алексей Смирнов - ПРАВОЕ ПОЛУШАРИЕ
– Мне нужны материалы по обезьянам, - признался Павлинов и срезал Дитятковскому веко.
– Ты не пройдешь, - тот плакал. Глазные яблоки то бегали, то вращались. - Тебя остановят.
– Скажи, как найти, скажи пароль. Можешь молчать, я читаю в тебе, как в книге, - Ангел укусил Дитятковского, потом взмахнул стеклом. Из коридора донесся топот, и Павлинов вонзил острие в сонную артерию. Вскочил и застыл, с растопыренными руками и ногами; еще двух секунд ему хватило, чтобы оставить по себе лишь слабый туман.
Дверь распахнулась, вбежали люди - пять человек, двое были в пестрой форме. Дитятковский истекал кровью и больше не мог говорить. Ангел Павлинов уже находился в отделе обработки оперативной информации; все, кто там был, покинули помещение, привлеченные криками и суматохой. Павлинов вывалился из монитора, сбил на пол клавиатуру и мышь. Еще не вполне облачившись во плоть, он ударил по клавишам, намереваясь ввести пароль, но те не поддались настоянию наполовину призрачного существа, и пришлось повторить; когда между ним и Йохо в очередной раз выгнулся горбатый энергетический мост, пальцы затвердели, и вторая попытка принесла удачу. Ангел впился взглядом в экран. Высветились адреса, и он впитал их единым глотком чего-то большого в себе, ненасытного и бездонного, запомнив раз и навсегда.
Стояла ночь, но в здании было полно народа. Работа велась круглосуточно, и Ангел понял, что сотрудники не дадут ему насладиться телесной прогулкой по коридорам и лестничным маршам. Маска поиграла ртом, подобно своему аналогу из театрального мира: на пробу улыбнулась, на пробу скривилась. Было немного грустно, ощущалось некоторое разочарование, и Ангел остановился на мимике под номером два. Но потом, исчезая, вспомнил, что блестяще справился с поручением судьи, и выражение поменялось. Застывшая улыбка, как у сказочного кота, еще висела в воздухе, когда самого Павлинова уже не было видно.
10
Снег принес потепление. Светило солнце, лопались мерзлые лужи.
Перед уходом Йохо какое-то время думал, надо ли поджигать дом культуры. Решил, что хуже не станет, и здание запылало.
Но когда Йохо уходил, из окна еще только-только повалил дым. Фалуев раскупорил окно, чтобы тяга вышла получше, и выпил транквилизатор, чтобы случайно не материализовать по пути кого-нибудь из ненастоящих. Могущество пухло, как на дрожжах; Йохо с трудом обуздывал свои неожиданные таланты.
За правым плечом невидимым воздушным шариком летел Дитятковский. Забавляясь, Йохо запретил ему передвигаться ногами. Поза не имела для ненастоящих никакого значения, но Фалуеву было приятно унизить врага.
Правда, Дитятковский ничуть не унизился. С бесстрастным лицом он парил, послушный велению направляющего.
Ангел Павлинов остался "на хозяйстве": он вернулся в ведомство госбезопасности и тайно следил за всеми, кому было дело до господина. Перед этим он надиктовал Фалуеву на бумажку украденные адреса, и Йохо остановился на помеси левого эсера с гориллой. Предмет его розысков обосновался в Витебской области; остальные жили еще дальше. Йохо поостерегся обратиться к местной рассеянной диаспоре; из города предстояло бежать. Конечно, на время. Потом он вернется и призовет питерских под пальмовые знамена.
"Нарочно раскидали", - злобствовал Йохо.
Ну, что же. Ему не заказаны пути в Витебскую область.
Мимо Фалуева прошла компания подростков; один, в вязаной шапке и куртке на два размера больше, чем следовало, держал под мышкой огромный магнитофон. Музыка показалась Йохо веселой, и он продолжил путь вприпрыжку, рассеянно насвистывая мотив, который запомнил с первого раза. Лужи сверкали, снег опасливо подбирался. Один из компании отстал: сидел на корточках и зашнуровывал высокий ботинок. Поравнявшись с ним, Фалуев ощутил, как будто нечто незримое тянуло его за рукав или за веревочку, обмотанную вокруг рукава. Парень, шнуровавший ботинок, был ему незнаком. И в то же время Йохо знал его. Еще через пару секунд, уже остановившись, он его окончательно узнал.
– Антонио, - пробормотал Йохо. И позвал громче: - Антонио!
Парень ответил мрачным взглядом исподлобья. Внешне он не имел с Антонио ничего общего. Затянул узел и буркнул, не понимая головы:
– Рули отсюда, штрих.
Начал вставать, встретился глазами с Фалуевым и вдруг побелел, так что Йохо понял: его припомнили. Не понял он лишь того, что силы его, пусть и многократно возросшей, хватило лишь на мгновение. Антонио, ворвавшийся в самые зрачки парня, выкрикнул:
– Меня…
И канул обратно - Йохо не знал, куда. На лицо парня вернулось прежнее выражение.
Фалуев пересилил себя и сказал по возможности вежливо:
– Прошу извинить, молодой человек. Я обознался. Старость, еще познакомитесь…
Тот фыркнул, сплюнул и пустился догонять товарищей, которые остановились и внимательно следили за развитием эпизода.
"Затопчут", - озабоченно подумал Фалуев и поспешил скрыться.
Он испытывал сильнейшее умственное утомление. В последнее время ему приходилось много думать, и левое полушарие явно перетрудилось, хотя Йохо и отличался повышенным интеллектом - результатом неблагоприятной мутации. Сейчас у него в голове проворачивались не юнговские конгломераты, но пасхальное яйцо с невылупившимся ржавым болтом. Он без особого труда выбросил Антонио из мыслей, а ответное якобы узнавание приписал влиянию наркотиков, прискорбно укоренившихся в молодежной среде, и решил, что никакого узнавания не было, а был причудливый эмоциональный выверт - мало ли что померещилось этой агрессивной шпане, накурившейся и… и… обторчавшейся, вспомнил Йохо непривычное для себя слово и теперь уже совершенно устал. Дальше он шел бездумно. Ангел не появлялся, а это означало, что и погони нет, и можно немного расслабиться, пройтись, подышать и в конце концов, насладиться волшебным даром, а то он только и делал, что трудился, и не вменил себе в обязанность возрадоваться и вознести хвалу за способность судить и миловать.
Он долго гулял, не видя резона торопиться с отъездом. Поезда приходят и уходят; кроме того, ему хотелось попрощаться с городом. Йохо подозревал, что уже не вернется сюда.
Он свистнул, щелкнул пальцами. Дитятковский подлетел ближе, и пар, который выдыхал Йохо, летел ему прямо в лицо, смешивался с лицом.
– Валет! - радостно засмеялся Фалуев. - К ноге! Рядом!…
Дитятковский устремился вниз и полетел вровень с его коленом.
…Через два часа они остановились на Невском. Солнце разошлось не на шутку, и зазывала, особа бальзаковских лет в расстегнутой шубе, до хрипоты уговаривала прохожих средь бела дня записаться на экскурсию "Ночной Петербург", которая начнется через минуту. В автобусе уже кто-то сидел и надменно таращился в окно.
Восковая Екатерина вылезла погреть черепашью кровь. У нее была трупная кожа. Она сидела на изящной лавочке, вполоборота к проспекту, близ Гостиного двора. Екатерина благосклонно улыбалась, смахивая на главную бухгалтершу, которая села и видит, как ей несут гладиолусы по случаю шестидесятилетия. Поза была удобна для розничной торговли, и рядом действительно дымилась тележка с пирожками, но вместо императрицы их, как и положено в самодержавном обществе, продавала какая-то простая, даже чересчур простая, женщина.
"Не будь спроса, никаких восковых фигур не было бы, - разморенно подумал Йохо, минуя Екатерину и провожая взглядом рекламный щит, предлагавший взглянуть еще и на Пушкина с Натальей Николаевной, на их подвижные фигуры. - Воображаю себе эти движения. Ну ладно Пушкин, он много и упорно писал, а потому заработал себе эти движения. Но уж Наталью Николаевну-то за что? Не слишком ли дорого за естественную женскую ветреность? Пушкин, может быть, снимает цилиндр или чешет за ухом гусиным пером, а Наталья Николаевна приседает в реверансе. На самом деле напрасно понаписали всю эту пушкиниану, тыщу томов. Никому она на хрен не нужна, никто не будет ее читать. Людям достаточно малости, чтобы соприкоснуться с высоким и обжечься. Они хотят посмотреть, как Пушкин двигается. И все".
Левое полушарие отдохнуло и понемногу входило во вкус.
"Люди ли?" - прищурился Йохо. Неизвестно. Может, скрещивание было поставлено на широкую ногу, и в полицейских подвалах, под дулом нагана, товарищи и граждане сожительствовали с репой, морковью, патиссонами. Можно ли судить людей - так вопрос не стоит. Можно ли судить нелюдей? Вот как правильно.
Вдруг он увидел Оффченко.
11
Тот не слишком изменился, хотя и был женщиной.
На сей раз не приходилось сомневаться: узнавание было взаимным. Женщина катила коляску, в которой гулил новорожденный Семашко, и лукаво смотрела на Йохо. Подключилось правое полушарие, и Фалуев увидел обрюзгшую, свиную и совершенно зрелую физиономию, проступавшую сквозь младенческие черты.
Йохо зажмурился. Он решил, что сошел с ума, не совладав с нагрузкой.
