Георгий Дзюба - Во всём виноват Гоголь
— Я существую делами, но в силу врождённой скромности перед крутыми виражами иной раз внутренне колеблюсь, — наконец привычно плавно заговорил Павел Иванович…
— Обнаружилось мною, что с вами в концессию вступать можно. Видится, вы опытный малый, и помыслы наши на короткой дистанции могут быть взаимовыгодны, — пространно повёл он речь дальше, как бы обнимая своими рассуждениями не только город NN, но и прилегающую к нему страну в целом, поскольку, как показалось Бронькину, он толком пока ещё ничего и не сообщил. Клиент снова замолк, а потом вымолвил такое, что Афанасий Петрович даже взмок для приличия, будто от неожиданности, хотя давно уже понял, чего ожидать в этом неожиданном, но по ощущениям полезном ему посетителе.
— Открываюсь сразу, — резко возобновил речь оратор, продолжая для вида в чём-то как бы сомневаться, — я прямой наследник Чичикова I. То есть дальний правнук известного даже вам Павла Ивановича Чичикова — Первопроходца…
?..
— Да, это именно так… Теперь о деле, и обратного пути уже нет. Понятно?
— Понятно, — жадно сглотнул Бронькин и почесал затылок.
— Батенька мой Иван Павлович — сейчас уже старик бездельный и доживает своё время в глухой деревне под Марселем, — как ни в чём не бывало спокойно продолжил речь Чичиков. — За ним, кроме недвижимости и прочих благ изменчивого мира, нетленных триста га косогоров с виноградом, винзаводом и другой всячиной, а кроме меня, наследников ни-ко-го, — сделал он многозначительную паузу. — Именьем по дряхлости он управлять уже не способен, но и мне его пока не передаёт. И такой странный приводит резон: — Я, говорит, тебя в крупном деле ещё не испытал. Может быть, ты даже и совсем реальный мот в натуре? Докажи мне, что ты надёжный человек. Купить людей сейчас — дело плёвое. А ты прибери-ка себе землицы в собственность фантазиями подвигов великого Чичикова Первопроходца, дай мне осознать твою силу и получишь наследство… Да и мне не хочется связываться с этими Луврами и Монпарнасами… А потому бери земель нашего отечества сразу этак десятин двести, к примеру, чтоб было потом, где бы и мой прах мемориально увековечить.
Горько всё это мне говорить, — внимательно обследовал Чичиков взглядом Бронькина. — Тем более что за плечами у меня немало и таких дней, когда градоначальники и президенты корпораций плакали, как дети малые, и шнурки на моих ботинках вязали бантиками…
— Видно, батенька ваш уж чуток совсем, несколько того?.. — деликатно и до чрезвычайного невероятия съёжился от его речей Афанасий Петрович, продолжая просчитывать, как бы чего не упустить. Он внимательно всматривался в Чичикова-младшего, но глаза наталкивались лишь на «благоприличие изумительное». Не верилось, что перед таким приятным мужем лились слёзы, хотя шнурки с его ботинок и, правда, свисали.
— Не без того, чтобы и «того»! Но не ума это твоего, — тут Чичиков врезал даже стихом. — Есть ещё у папашки в эквиваленте и фамильные ценности, а с ними, так сказать, мой сыновний долг перед зачинателем сохранять их и в веках, и в потомствах… Представь же… приятель, положеньице. — Тут П. П. Чичиков-младший, понизивши голос, стал объяснять как бы по секрету: — У Ивана Павловича референткой разгуливает Люлька, а у неё детки разные… Того и гляди всё пойдёт прахом и перейдёт им. Была когда-то Люлька, теперь секретарь-референт мадам, Эвелина, я блиц извиняюсь, Спиридоновна… Лучше б она, конечно, коров доила, как в молодости, или занималась чем публичным, что ею тоже разнообразно проштудировано, но… Меня пятилетку как барку среди свирепых волн мотало по Сыктывкарам да Мордовии. И упустил я мадамшу… упустил, так сказать, по вине нашего правительства. Даже загранпаспорт торжественно получал потом, не без греха тоже. После командировки — к батяне в эту глушь марсельскую добираюсь и гляжу конкретно! Люлька всплывает точно ведьма и всё у неё уже схвачено. Чёрная кошка там у них породистая есть, на Меджи отзывается, так даже она при встрече с ведьмою, чтоб уйти от неприятностей, всегда трижды плюёт себе через левое плечо и дорогу ей уступает неизменно…
Теперь и у Бронькина зачесалась голова ото лба и до макушки, ибо из-за возвышающейся над стеллажами пальмы высунулась, а потом и промяукала чёрная морда кошки. Затем показалась вся остальная кошка заведения, снова мяукнула, сиганула на свежевымытый пол, приблизилась к Чичикову, будто бы подтверждая им сказанное. Затем она обозначила хвост трубой и неспешно побрела в сторону кассы за первым завтраком.
— Такие вот… брат, дела наши, — зло завершил Чичиков. — Гениев, конечно, мало не бывает, но не каждому яблоку дано падать к чужим ногам, — под конец ясно глянул он на Бронькина, но тот про яблоки в этот раз ничего не разгадал. — Нам надлежит «…привести в исполненье мысль» зачинателя моего Ивана Павловича. Зарплата будет. Потребуется танк — будет и он. Был бы результат. Сейчас я на вольных хлебах временно, но талантливых людей подбираю, будете теперь увлекаться моим контрактом, — завершил он и порядочно отхлебнул остывшего чая. — Хватит вам в детской песочнице забавляться. Время, вперёд!
Земельный вопрос Бронькин разгадал, а потому услужливо вытянулся и пронзительный взгляд Чичикова выдержал. Каких начальников он видал, каких перевидал, каких терпел и перетерпел!.. Теперь командиром его станет творец полёта и мысли, да ещё и с фамилией Чичиков и «…с его обворожительными качествами и приёмами, знавший в самом деле верную тайну нравиться»… Бронькину уже давно вместо Елизаветы каждую ночь снились только выборы мэра, снилось, как «…сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слёз в знак признательности к господину градоначальнику». И фамилия у градоначальника была Бронькин, и звали его Афанасий Петрович. Нет, глубокоуважаемый Афанасий Петрович!.. Нет, отец наш и благодетель достопочтенный господин Бронькин!..
— Да пускай меня теперь наш шеф Петрушка Мудрецов не наградит самой почётной грамотой заведения, если я вру, — запальчиво очнулся Бронькин. — Невооружённым взглядом вижу, что скромность ваша, Павел Иванович, непревзойдённа! Я и сам-таки обладаю этими качествами, а потому родство наших душ обнаружил немедленно! Честью сочту работу с вами в контракте, в «ВКонтакте» и в «Фейсбуке», хоть машинки такой пока что и не имею!
Чичиков удовлетворённо склонил голову влево, а Бронькин мягко добавил: — Однако ж хотелось бы думать, Павел Иванович, что прежде чем уйти на хлеба, вам удалось-таки запастись хоть бы сухарями?..
«Да, подумал Чичиков, — у этого губа не дура».
— Вы, я вижу, и, правда, Стрелец? — наконец спросил Чичиков.
— Стрелец я, и я неплохо владею всеми ви…
— Это недурно, — хмуро оборвал его Чичиков. — А то я с Козерогами, а в особенности с Водолеями принципиально не работаю, но вас, любезный, знаю больше, чем вы думаете. Так зарубите себе на носу: «Если уже выбрана цель, уж нужно идти напролом». И если я открылся, то для вас теперь обратная дорога завалена, — сообщил он с нескрываемой угрозой в голосе, нехорошо улыбнулся и подытожил: — Я уже отвык от нефильтрованного базара и в молоко не стреляю. Для меня если козыри те же, то и дураки те же. В итоге только полный ажур! Я не выдумал вам про танки. Здесь может быть и последняя модель «Калины», и путёвка на двоих в тот же, например, Кисловодский нефтегазовый санаторий. Сухари есть. Земля мне! Земля! По либеральным ценам равным исключениям из правил!..
Афанасию Петровичу сделалось несколько не по себе. Показалось, что Чичиков некоторые слова произнёс, будучи уже абсолютно не в себе, а в совершенно другом человеке. Правда, затем Чичиков снова в себя вернулся и стал таким же спокойным, вежливым, элегантным и внимательным господином, каким представлялся ему ранее…
Глава XI
Каланча поручика Ржевского
Накопившаяся в годы вынужденного бездействия энергия потребовала от Бронькина немедленного выхода, и он заговорил так, что остановить его уже было никак невозможно: — Ну тогда, Павел Иванович, как говорится, как говорится, Наполеона вспомним, — неожиданно смело встрепенулся Бронькин, пренебрегая холодящими душу угрозами Чичикова. — Наполеон всегда жил грядущим, чтоб не отвлекаться на кусачих блох в дне нынешнем. Светом душа моя возгорелась после слов ваших, господин Чичиков. Аки ангелы, ухватив ваше фио на слух, над «Хайкомбанком» братьев Хайгуллиных в небе пропели, хотя дело мыслится здесь такое, что и сам бес лишним не будет. Озвучу вам главные мысли, от души исходящие, а там и другие идеи приложатся.
— Давайте, давайте, — покровительственно кивнул полночный книголюб.
— Так вот! Если бы к вашему взгляду, господин Чичиков, и повадкам замечательным добавить ещё и власти исполнительной, — тут Бронькин закрыл глаза и сделал такую физиономию, будто бы у него перед носом появился вяленый лещ, а в рот уже устремилось жигулёвское пиво. — Это я вам для преамбулы так заметил, — продолжил он теперь уже с открытыми глазами. — По Гоголю точно знаю, что хождение во власть Чичикову I всегда было по большому барабану, и не удивлюсь, если такие же привычки и вы в себе содержите. В общем, в ответ на ваше благородное доверие поделиться последней рубашкою я могу. Выстраданным мною планом могу интегрироваться с вами! — вытянулся в струну и без того стройный Афанасий Петрович. И он замер в том положении, в каком рапортуют искушённые в рисовании на штабных картах стрел атак и ресниц оборонительных окопов лейтенанты презираемым ими генералам за их неумение так красиво изображать побеждающие всех врагов красные стрелочки и реснички с синевой.
