Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком
Я уже собрался было просветить ребят насчет истинного положения дел, но тут же подавил в себе этот благородный порыв. Тот, кто, подобно им, готов натравить полицию на своих же товарищей, по меньшей мере заслуживает быть при всех посаженным в лужу, и чем позднее это случится, тем значительнее будет эффект.
«Нет, нет, – сказал я поэтому успокаивающе, – с этим я и один справлюсь».
В моем заявлении не было ни капли лжи. Однако братия из «КХДС» изумленно уставилась на меня. Они, видимо, приняли меня за героя, готового идти на смерть, или за человека совершенно неопытного – глупого и дерзкого. Вероятно, именно поэтому они и выдали мне вперед гонорар за выступление.
Когда мы с Кристель оборудовали сцену, они продолжали так же уважительно смотреть на нас. Очевидно, повышенное чувство уважения мешало им помочь нам.
Левые действительно буквально ворвались в зал. Ровно в восемь все свободные места, вплоть до подоконников, лестничных ступенек оказались занятыми. В зале ритмично хлопали в ладоши, скандировали: «Начинать, начинать!»
Христианско-демократический уполномоченный по вопросам культуры еще раз появился в гардеробе, он сильно нервничал. «В зале настоящий ад. Не следует ли нам все-таки вызвать полицию?…»
«Можете не волноваться. Я справлюсь и так. Зал будет в восторге».
«Вы действительно так считаете?» – В его голосе звучало большое сомнение. Он сжимал и разжимал руки, неуверенно переминался с ноги на ногу и, наконец, решился: «В таком случае я должен обратить ваше внимание на то, что мы снимаем с себя всякую ответственность за ваше выступление. ACTA ничего не гарантирует. По этому вопросу должна быть полная ясность».
Когда я спокойно подтвердил, что беру всю ответственность на себя, он бросил на меня удивленный взгляд и, вздохнув с облегчением, быстро исчез. Я начал выступление.
После первых же десяти фраз у студентов «КХДС» от ужаса отвисли подбородки. Постепенно они стали понимать, в чем дело, и с побелевшими лицами начали один за другим пробираться к выходу. Их уход сопровождался аплодисментами ликующей аудитории. С их стороны было бы мужественнее остаться и, стиснув зубы, вытерпеть все.
Позднее, во время дискуссии, состоявшейся по окончании выступления, ко мне пробрался посланник от «КХДС», чтобы сообщить: в честь сегодняшнего праздничного вечера в помещении ACTA специально организован холодный буфет, но после всего случившегося там будут есть и пить без меня. Какая потеря!
«Вот оно что, – сказал на это один из участников дискуссии. – В таком случае очень хорошо, что мы прорвались в зал без билетов. Тот, кто на студенческие деньги организует буфет, тот обойдется и без входной платы».
Честно говоря, мне нечего было на это возразить.
ИЗУЧЕНИЕ ПЕРВОИСТОЧНИКОВ
Во время гастрольных поездок ни один наш с женой ужин не обходился без боевого клича: «Сдвинуть столы!» Помня латинскую поговорку "Plenus venter non studet libenter" [16], в соответствии с которой обильная еда перед началом работы не способствует творческой деятельности, мы обычно после представления быстрым шагом устремляемся в кафе или ресторанчик (в маленьких городах это обычно бывает какой-то один, где можно получить что-нибудь из горячего). Хозяева встречают нас, как правило, необычайно приветливо и сразу же спешат к нам с книгой отзывов. Я, правда, подозреваю, что они делают это не только потому, что ценят наше искусство. Ведь наше появление незадолго до закрытия обещает в этот день дополнительную солидную выручку: почти всегда мы приходим в харчевню не одни. От десяти до двадцати – двадцати пяти зрителей, журналистов, рабочих сцены или наших друзей, живущих в этом городе, выражают желание продолжить беседу с артистом за столиком. Мы уже давно привыкли каждую ложку супа сдабривать острыми дискуссиями, и, честно говоря, не будь этих ужинов, ставших продолжением программы с использованием других агитационных средств, нам бы уже чего-то не хватало.
Помимо всего прочего, это имеет и практический смысл: элегантный выход из положения, когда не знаешь, как совместить высокую миссию агитатора с обыкновенным голодом. Разумеется, не очень-то весело по окончании обширной программы и следующей за ней двухчасовой дискуссии, после того как уйдет самый отчаянный спорщик, оставаться в зале с рабочим сцены, который злится на тебя за то, что пришлось задержаться, потом уже в полном одиночестве сматывать кабель… и наконец в два часа ночи ты оказываешься у гостиницы, но поесть уже негде. Поэтому мы стали просить желающих подискутировать сначала помочь нам все размонтировать, а потом в какой-нибудь греческой забегаловке обсудить все, что накипело. У греков обычно кухня работает дольше, чем у других.
Ну вот, сидели мы как-то в Кобурге за длинным столом. Некая молодая дама, судя по манере речи и одежде, из состоятельных слоев общества знала все лучше всех: «Маркс наверняка для своего времени был прав, но сегодня он уже давно устарел».
Очень распространенная в ФРГ, ставшая уже штампом пустая фраза. Часто ее бездумно повторяют потому, что когда-то слышали от какого-нибудь преподавателя.
Поскольку я не раз имел возможность убедиться в этом на горьком опыте, я спросил: «Вы в самом деле так считаете? Давайте обсудим это, только на конкретных примерах. Что вы читали у Маркса?»
«Ах, боже мой, ну, «Капитал» и тому подобное…»
Тут я был вынужден проявить выдержку и не взорваться. Совершенно ясно, что этот строгий критик научного социализма никогда не читала не только ни одной строчки гениального преобразователя мира, но даже хоть сколько-нибудь серьезной литературы о нем. Она вообще с тех пор, как перестала посещать занятия для конфирманток, кроме Конзалика, газеты «Бильд» да ресторанных меню, ничего не читала.
«Капитал» и тому подобное…
Сколько раз я слышал эти небрежно брошенные слова от самых заносчивых «ниспровергателей»: они даже не подозревают, что понять по-настоящему произведение, которое они якобы читали, не так-то просто.
Иногда бывает и по-другому: как раз тот, кто честно признается, что еще не проработал как следует «Капитал», может оказаться сознательным марксистом. Текучка ежедневной трудной политической работы вынуждает многих убежденных классовых борцов откладывать столь важное изучение первоисточников до пенсионного возраста. Но многое они познают на собственном опыте. Бытие определяет их сознание.
И хоть бы эти авантюристы, критикующие Маркса, для порядка удосужились выучить наизусть нетрудные названия нескольких других его произведений! Как неприятно бывает, когда приходится уличать их в том, что они путают Карла Маркса с Карлом Маем и то, что они приняли за «Капитал», было «Сокровищами Серебряного озера».
Итак, дама из Кобурга утверждала, что она читала – «Ах, боже мой, ну, «Капитал» и тому подобное…». Она смотрела на нас своими красивыми широко раскрытыми глазами и не подозревала, насколько точно мы знаем, что она лжет.
Мы с Кристель переглянулись и поняли друг друга.
Теперь следовало преподать ей урок.
Я начал осторожно. «Ну да, в известной степени вы правы, говоря, что Маркс несовременен. Например, если бы он знал о существовании паровой машины…»
«Откуда же ему было знать об этом в XVI столетии?» – невинно добавила моя жена.
Знаток «Капитала» проглотила приманку. «Именно это я и имела в виду. Сегодня ведь все иначе».
Одна из самых удачных сценок
Я осмелел еще больше. «Но вы же не можете упрекать Маркса за то, что он умер в эпоху крестьянских войн. «Коммунистический манифест», например, апеллирует исключительно к крестьянам и ландскнехтам. Это нужно все переосмыслить, исходя из современных условий. Сегодня Маркс апеллировал бы к рабочим».
Я решил, что ослышался, когда понял, что наша оппонентка продолжает упорствовать. «Я не думаю, что это так просто – перенести все на современную почву. Марксистское учение нельзя перенести на рабочих».
Прямо скажем, нелегко было не захохотать и тем самым не прекратить дискуссию. Дело зашло уже слишком далеко. Но мы хотели посмотреть, чем все кончится, поэтому продолжали, не встречая возражений, утверждать всякую ересь: что «Капитал» вообще раннее произведение Маркса, 6-й том которого он в переработанном виде посвятил Фуггерам. И прочую чушь.
Дама, хотя, судя по всему, и чувствовала себя, как на раскаленных углях, не хотела отказаться от роли знатока Маркса и храбро продолжала гнуть свою линию.
Когда Кристель упомянула о «Переписке Маркса с Лютером», хвастунья небрежно заметила: «Этого я еще не читала. Придется восполнить пробел».
Если это ей и в самом деле удастся, это станет научной сенсацией и дама, вероятно, войдет в историю как первооткрывательница. Сидящие вокруг начали постепенно прислушиваться к нашему разговору, и в зависимости от уровня знаний некоторые поняли нашу игру, иные открыто ухмылялись. Наша жертва совершенно неверно истолковала причину этой веселости и громким голосом категорично вынесла уничтожающий приговор, по которому «Маркс вообще был предан своими потомками». Доказательство: «Бедным людям на той стороне (ГДР) теперь не до смеха».
