Дмитрий Минаев - Поэты «Искры». Том 2

«Ты куда бежишь?» — «Купаться»,—
Крикнул сын из-за угла,
И старуха-мать ругаться
По привычке начала:
«Попадись-ка мне, парнишка,
Встрепка будет, — погоди!..
А утонешь если, Мишка,
То домой и не ходи».

По селу идет с котомкой
        Отставной солдат.
В небе светит полный месяц,
        Звездочки горят.

Всюду тихо; только где-то
        Лает сонный пес.
Вдруг солдат остановился,
        В землю словно врос.

«Что за диво! Тучки малой
        Нет в выси небес;
Надо мной сейчас плыл месяц,
        Плыл и вдруг исчез.

Про затменье толковали,
        Помню, господа,
Но его мне не случалось
        Видеть никогда».

В этот миг ему навстречу
Мужичок. «Земляк,
Что вдруг с месяцем случилось?
Не пойму никак.

Не успел набить я трубки,
        Месяц с неба — прыг…»
— «Я, голубчик мой, нездешний»,—
        Отвечал мужик.

Когда пред нами в образах поэта
Под серым небом бедных деревень
Встает народ, несущий ночь и день
Тяжелый крест, — до слез картина эта
Нас трогает… Дивит нас, сельский люд,
Порою доводя до умиленья,
Твое неистощимое терпенье,
Безропотность и бесконечный труд,
И сердце в нас становится моложе
От грустных нот певца, и наконец,
Отзывчивые нервы растревожа,
        Мы сами плачем, как певец,
И чувствуем, что связаны судьбою
С тобой, народ, что кровна эта связь…
Потом, вполне довольные собою,
Чувствительностью собственной гордясь,
Как практики сухие по природе,
Среди забот и наших личных нужд
Позабываем скоро о народе,
Который нам на самом деле чужд.
Так блудный сын, усталый от разврата,
В минуту светлую, чтоб успокоить мать,
Клянется всем, что дорого и свято
Еще ему, иную жизнь начать;
Клянется на коленях он, с рыданьем —
Загладить прошлое бесславие и стыд…
Потом, очистив совесть покаяньем,
Опять на оргию полночную бежит.

Про порядки новые
Подтвердились слухи:
Августа шестого я
Был совсем не в духе,
И меня коробили
Ликованья в прессе:
Ей perpetuum mobile[56]
Грезится в прогрессе…
Плача от уныния
И по той причине
Окуляры синие
Надевая ныне,
С чувством содрогания
Я убит был просто
Упраздненьем здания
У Цепного моста.

Учрежденья старые —
Их ломать мы падки —
Возбуждают ярые
Общие нападки
Лишь по малодушию
Либеральной клики,
И с тоской я слушаю
Радостные крики,
Толки суемудрые…
Всюду лица блещут,
Даже среброкудрые
Старцы рукоплещут;
Но без колебания
Нравственного роста
Можно ль жить без здания
У Цепного моста?

Истина давнишняя
Есть в подобном роде:
Пугало — не лишняя
Штука в огороде.
Пугало единое
Держит в вечном страхе
Царство воробьиное.
Люди ж — вертопрахи,
С воробьями схожие.
В страхе — их спасенье;
А теперь прохожие
Без сердцебиенья
И без трепетания,
Как в саду у Роста,
Ходят мимо здания
У Цепного моста.

А давно ль — не надо ли
Повторять нам детям! —
Сами шапки падали
Перед зданьем этим;
Мысли нецензурные
Прорывались редко;
Радикалы бурные —
И у них есть сметка —
Фразу их любимую
Повторяли людям
С резкой пантомимою:
«Все, дескать, там будем!»
Я же в назидание
Внукам до погоста
Буду славить здание
У Цепного моста.

Днем иль в ночи звездные
По Фонтанке еду,—
Зданье мне любезное
Увидав, беседу
Завожу с ним нежную,
Не реву едва я,
С грустью безнадежною
Головой кивая.
Сердце разрывается
У меня на части,
Дух же возмущается…
Впрочем, хоть отчасти,
Два иль три издания,
Стоящие тоста,
Заменяют здание
У Цепного моста.

Ночь, мороз трещит. На сонный
Парк льет бледный свет луна.
Там и здесь — сугроб саженный,
Холод, глушь и тишина.

Запушились снегом елки…
Непробудно-поздний час…
В парке только рыщут волки
И издатель Салиас.

«Братцы-волки! Не простая
У меня есть просьба к вам…»
И волков сбежалась стая,
Удивясь таким словам.

«Позадумал издавать я
Здесь „Полярную звезду“
И от вас, о волки-братья,
Дорогой услуги жду.

Для изданья не барашки
Нужны мне, а волчья рать,
Чтоб за икры и за ляжки
Либералов всех кусать.

Помогите — вы мне любы —
Издавать в Лесном журнал:
Пусть узнает волчьи зубы
Современный радикал.

Волчий стиль мы все усвоим…
Не жалейте же клыков»…
И свое согласье с воем
Изъявило сто волков.

Не советую на тройке,
Господа, скакать в Лесной:
Могут кончиться попойки
Там ката́строфой одной.

Либералов вкусно мясо,—
Нынче ж кто не либерал? —
Так что волки Салиаса
Вас съедят и — кончен бал.

Король негодует, то взад, то вперед
        По зале пустынной шагая;
Как раненый зверь, он и мечет и рвет,
        Суровые брови сдвигая.

Король негодует: «Что день, то беда!
        Отвсюду зловещие вести.
Везде лихоимство, лесть, подкуп, вражда,
        Ни в ком нет ни правды, ни чести…

Поджоги, убийства, разврат, грабежи,
        Иуда сидит на Иуде…»
Король обратился к шуту: «О, скажи:
        Куда делись честные люди?»

И шут засмеялся: «Ах ты, чудодей!
        Очистив весь край понемногу,
Ты в ссылку отправил всех честных людей
        И — сам поднимаешь тревогу!»

Еду. Спереди и сзади
Лишь поля одни встают.
«Ну, пошел же, бога ради!
Покажи лошадкам кнут».

Полетела птицей тройка…
Шел с котомкой за спиной
Впереди мальчишка бойко.
«Стой, ямщик! Куда, родной,

Пробираешься?» — «Не близко:
В город…» — «Этакий сверчок
И один идет! Садись-ка
Ты ко мне на облучок.

Подвезу». Присел парнишка.
«Что в котомке ты несешь?»
— «Две рубашки в ней да книжка.
Я иду учиться». — «Что ж,

Будешь писарем, быть может».
— «Поучившись шесть-семь лет,
Попаду, коль бог поможет,
Даже в университет».

«Что-о? Как? В университете
Хочешь быть ты, мальчуган?..
Вот о чем мечтают дети
Добрых наших поселян!..

Боже, это уже слишком!..
У меня зудит рука…
Помогать таким мальчишкам
Не хочу… Прочь с облучка

И ступай пешком… Проселки
Каковы у нас?.. Разврат!..
Погоняй, ямщик! Хоть волки
Пусть его здесь заедят».