Андрей Юревич - Психологи тоже шутят
Следует помнить и то, что лучше работать с коллективными — группами и организациями, а не с индивидуальными клиентами. И причина не только в том, что коллективный клиент, как правило, чувствительно платежеспособнее индивидуального, а в том, что Практическому психологу намного проще выглядеть компетентным, работая с группой. На первый взгляд, это не так: когда дурачишь сразу несколько человек, у тебя больше шансов быть изобличенным, чем. Когда дурачишь одного. Но простая арифметика в подобных случаях не применима уже хотя бы потому, что, когда речь идет о людях, арифметические эффекты всегда с лихвой компенсируются психологическими. Один из последних хорошо известен как «эффект голого короля». Люди очень не любят публично признавать, что их одурачили, а, будучи одураченными, пытаются сделать все возможное, чтобы на том же месте одурачили других. И в этом состоит одно из наиболее типичных проявлений человеческой солидарности. Поэтому клиент групповой терапии, в отличие от клиента терапии индивидуальной, почувствовав, что ему продали воздух, скорее всего, не возопит о мошенничестве и не потребует возвращения назад своих денег, а с наслаждением будет наблюдать, как этот воздух покупают и другие, да еще и поможет продавцу. Вследствие данного эффекта отдельные люди оказываются правы чаще, чем их большие объединения (как писал Гегель, на истину натолкнется скорее отдельный человек, чем целый народ, и обычно так и происходит, во всяком случае пока не бывало так, чтобы некое открытие совершил сразу целый народ). В силу него же практические психологи сейчас явно тяготеют к работе с группами и организациями, а не с индивидуальными клиентами, как это делал основатель практической психологии 3. Фрейд, во времена которого эти индивидуальные клиенты были готовы платить по десять тысяч долларов (тех долларов!) за сеанс, чего современный клиент, если он не совсем сошел с ума, конечно же, не сделает.
Но вот все подготовительные этапы позади, состоялась Ваша первая встреча с долгожданным клиентом, и Вы не хотели бы сразу ударить лицом в грязь. Что для этого следует делать? Ответ на данный вопрос, конечно, зависит оттого способа забалтывания клиента, которому Вы обучены или, будучи обученным разным способам, отдали предпочтение: психоанализу, когнитивной психотерапии, трансактной терапии и др. Но есть правила, которые должен соблюдать каждый практический психолог, если он, конечно, не хочет, чтобы клиент ушел к другому, а «снежный ком» начал таять. Прежде всего надо грамотно определить размер гонорара. Слишком большими запросами можно отпугнуть не слишком состоятельного клиента. А, если запросить слишком мало, то он может смекнуть, что Вы — не тот, за кого себя выдаете. Особенно если на Вашей визитке написано, что Вы — лауреат всех существующих премий и президент всех существующих академий.
В общем здесь, как и в других подобных ситуациях, действует закон средних сумм, заключающийся в том, что слишком малые суммы компрометируют практика, выдавая его невысокую (очевидно, неспроста) самооценку, а слишком большие — компрометируют клиента, демонстрируя его жадность или недостаточную платежеспособность. Оптимальные суммы сосредоточены в определенном диапазоне, который специфичен для каждой профессии, устанавливается сугубо эмпирически, не выводим из каких-либо общих соображений и вообще из здравого смысла. Для услуг практического психолога такой эмпирически установленный диапазон — от 50 до 250 долларов[1] в час. И в целом эта величина довольно константная, хотя в определенной мере зависима от экономической ситуации в стране и, соответственно, от количества состоятельных людей, готовых пускать деньги на ветер. Сколько именно Вы запросите с клиента в рамках этого диапазона, зависит от Ваших потребностей, того, что именно написано на Вашей визитке, и сколько брал тот коллега, который рекомендовал Вас ему. Все остальные факторы малосущественны и большого влияния на запрашиваемую сумму не оказывают.
Не имеет большого значения и то, чем именно Вы заполните время, отведенное на общение с клиентом. Здесь все средства хороши, можно говорить и о здоровье его тещи, прозрачно намекая на то, что ей уже не долго осталось, и о том, почему ему приснилась жена начальника. Главное — дать ему понять, что психологические проблемы у него есть, и он правильно сделал, что к Вам пришел, они вполне разрешимы, но только Вами и за хорошую плату. Надо также свято соблюдать т. н. принцип Мейхенбаума, состоящий в том, что самая фантастическая концептуальная схема может помочь клиенту, если он в нее поверит. И еще очень важно помнить об «эффекте голого короля», дав клиенту прочувствовать, что Вы не допускаете и тени сомнения в своих словах, да и вообще во всесильи практической психологии. Иначе все пойдет насмарку, ведь, если наука начинается с сомнения (вспомним знаменитое cogito ergo sum), то практическая психология на нем заканчивается.
Если Вы усвоите эти не хитрые правила и будете строго следовать им, то вполне приличное начало карьеры практического психолога Вам обеспечено. А все остальное придет с опытом.
Глава 4. Психология по-академически
Судьба академической (или исследовательской) психологии сложилась иначе, нежели психологии практической. В отличие от своих собратьев по профессии психологи-исследователи произошли не от врачевателей, а от философов, которые не резали крыс, а рассуждали о психике, не выходя из своих кабинетов. Появлялись, правда, смутьяны, которые пытались всех убедить, что без разрезанных крыс все же не обойтись, но их живодерские призывы не встречали одобрения. Философы царствовали в науке вплоть до XYII в., когда народ вышел из замков, снял латы и вдохнул свежего воздуха, и его вдруг осенило, что ему нужна не кабинетная, а экспериментальная наука. Тут-то ученые и переместились из кабинетов в свои сады, где им тут же начали падать на головы яблоки, помогавшие делать открытия. Само это почетное слово, правда, появилось в лексиконе человечества с большим опозданием — лишь в 1848 г. (благодаря Р. Уэвеллу). Но тот, кто вышел из кабинета и сел под яблоню, уже, несомненно, был ученым. И, хотя одного из первых ученых по недоразумению все-таки сожгли, их быстро начали уважать — и за то, что они говорили непонятные речи, и за то, что при этом еще и делали кое-что полезное. В отличие от философов, которые только говорили непонятные речи.
Есть, впрочем, и другая версия появления науки современного типа, которая, при всей ее психологичности, принадлежит не психологам. Первым, кто ее высказал, считается Ф. Ницше. Суть ее в том, что наука, объясняющая все подряд, это средство терапии массового невроза, который порождается необъясненным и непонятным.
Вообще известно, что люди давно помешались на объяснениях, в большинстве случаев готовы принять любые объяснения и очень переживают, когда объяснения нет. Эта мания объяснений свойственна человечеству с очень давних времен. Демокрит признался однажды, что предпочел бы открытие одной причинной связи персидскому престолу (возможно, из нелюбви к персам). Эйнштейн жаловался на регулярно овладевавшего им «демона причинного объяснения». А современная клиническая практика свидетельствует, что больные часто предпочитают нежелательный для них диагноз отсутствию какого-либо диагноза. В общем, факты говорят о том, что нам свойственен невроз непонятного, который очень хорошо лечится наукой, и, как только этот невроз обострился, она и возникла.
На заре науки к тому же почему-то решили, что, как выразился Ш. Монтескье, «знание смягчает людей, разум ведет их к человечности» (как выяснилось впоследствии, это было большим заблуждением). А Б. Спиноза вообще усмотрел высшую цель науки в «достижении высшего человеческого совершенства». И, хотя другие известные люди, например, Ж. Ж. Руссо, убедительно доказывали, что именно избыток научных знаний погубил Афины, Рим и Византию, а американские индейцы непобедимы (были в то время) именно потому, что мало знали, уже трудно было не поддаться соблазну познания. И человечество попалось на эту удочку.
Но все же главную роль в возникновении науки сыграло другое и довольно случайное обстоятельство: в Королевском научном обществе Великобритании, которое вплоть до конца XY1I в. занималось не наукой, а черт знает чем, стулья стали ставить по кругу, а не тем знакомым нам способом, который предполагает разделение присутствующих на членов президиума и всех остальных. Как это произошло, толком неизвестно: наверное, что-то напутала уборщица. Но важен результат: оказавшись лицом друг к другу, члены Общества начали спорить, т. е. возникла та самая атмосфера дискуссий и критицизма, которая и породила науку Нового Времени. Вообще надо отметить, что наука всегда находилась в большой зависимости от ситуативных и довольно-таки случайных обстоятельств. Открытие Архимеда, например, было сделано им в ванной и вряд ли могло быть сделано в каком-либо другом месте, открытие Ньютона — под яблоней, открытие Пуанкаре — на подножке омнибуса и т. п. А идеи наиболее известных психологических экспериментов — таких, как эксперименты К. Левина, Д. Бродбента, А. Трисман, почему-то родились в кафе.
