Алексей Ивакин - Кактусятина. Полное собрание сочинений
Слово "ЕвГеи" она, несомненно, произнесла с Очень Большого Звука "Е".
-Да, конечно, - немедленно согласилась Толстая.
-А в Госсии?
-Ну не знаю...
-В Госсии Голь евГеев игГали...
Эфир замер...
-Чукчи! Над ними смеялись! Пго них сочиняли анекдоты. Им не ГазГешали выезжать за пГеделы Чукотки. И только Гоман АбГамович их всех спас, когда мы, пГостые Гусские женщины ГаГушили совок посГедством туалетной бумаги. А если еще и учесть, что у нас тогда были месячные...
Кактусов содрогнулся. Миллионы "гусских женщин" страдающих ПМС одновременно - хуже ядерной войны.
-А это вот? Национальные особенности чукчей учитывались? Большевики, пГоклятые потом чукотскими шаманами, загоняли детей пГиГоды в благоустГоенные дома! Это ли не вандализм? А они там все... - Джули выдержала драматическую паузу. - УмиГали в чистых пГостынях...
-Петр Сергеевич, а вы что думаете по этому поводу?
-Да я, собственно...
-Спасибо большое! А у нас в студии - звонок!
-У меня вопрос к Глис Датой... сказал мрачный голос, - Когда вы, русские, покаетесь перед нами, немцами за оккупацию и пятьдесят два миллиона сто шестнадцать тысяч восемнадцать изнасилований?
-Ой, это не ко мне вопГос! - немедленно отбрехалась Датая. - Это, скоГее, Петя Кактусов должен ответить за пГеступления своего наГода...
-Я?? - изумился Кактусов.
-А кто ж еще? - в три голоса вопросили небеса Толстая, Датая и Голос-Из-Динамика.
-Не... Ну... Я...
-Вот! ВОТ! - воскликнула Датая, перебивая Кактусова. - Они все-такие! Они - носители Габской психологии. Они - уничтожители чукотской цивилизации! Они - племя адово, семя диаволье! Это они выгоняли бедных немцев на пустынных полустанках Казахстана, в то время как весь цивилизованный мир концентГиГовал своих граждан в лагеГях, обеспечивая им трехГазовое питание и куннилингус по утГам! А что делать? Не всегда же была аГтезианская вода для гигиенических пГоцедуГ в пустынях АГизоны!
Датая опять закатила глаза, а Кактусов потерял сознание, представив себя на месте охранника, куннилингузирующего Глис Датую.
Пришел он в себя, когда Толстая совала ему под нос ватку с нашатырем. С потолка доносилась очередная реклама. В углу санитары вязали глисдатую сценаристку, аккуратно стирая пену с ее рта. Не взирая на очень скорую помощь та продолжала биться в припадке:
-ПГоклятые коммуняки! Двадцать лет назад они делали мне Гемонт в моей Годовой Гнезде и даже не удосужились поменять Гамы! Сказали - они новые! Они - НОВЫЕ! Вы слышали? Им, моим Гамам было тогда уже тГи месяца, а они для них новые! Да мои Гамы надо обновлять надо каждый день по тГи Газа! Вот уже двадцать лет по ним никто не елозил, кроме меня, когда я выходя из ванной... ПГоклятые коммуняки! - песнь Глисы Датой пронизывала пространственно-временной континиум. - Когда они мне Гамы поменяют!? Двадцать лет пГошло! Вы слышите? Двадцать лет! Где эти коммуняки! Когда они мои Гамы... Гука Москвы, где же ты...
-Хер-ту-би. Сосем там, где другие отказываются... - проникновенно сказал рекламным голосом потолок, заглушив очередной вопль сценаристки.
Кактусов заплакал нашатырем. Потом отпихнул Толстую, упершись в ее могучую грудь, хлебнул из фляжки и по-шекспировски растворился в темноте коридоров.
Долго потом официантки вокзала на Ярославском вокзале рассказывали легенды о клиенте, пившем коньяк бутылками и кричавшем время от времени подходившим ментам:
-Я - прокладка между мирами! Я - тампон в лоне демократии! По мне скользит "Рука Москвы"!
Когда Кактусов упал без сознания, его осторожно погрузили в вагон фирменного поезда "Москва-Большие Крокодилы". Ибо "уплочено" было заранее.
Утром Кактусов был уже дома. Лаврентий Палыч его встретил молча, пронизывая укоризненным взглядом. Кактусов не заметил кота. Пете было некогда. Он был во фрустрации.
Писатель упал на кровать и забылся в похмелье, едва успев снять ботинки.
Кот подошел к ним. Понюхал. Поморщился. От них пахло чем-то похожим по субстанции на шоколад.
Потом Лаврентий пристроился на ботинках. И, зажмурившись от удовольствия, нассал в них. Вот теперь нормально. Метить надо хозяина, чтобы не забывал - кто тут кот! Потом он забрался на Кактусова и начал мыркать, время от времени проводя когтями по кадыкастому писательскому гоГлу. Тьфу же! Горлу! В это время в больницу имени Кащенко печальные мужики проводили интернет, а поклонники "Руки Москвы" плакали, но слушали повтор передачи...
ПИСАТЕЛЬ КАКТУСОВ И ХОР ОРУЩИХ СКОТОВ
Даже Кактусова - этого мачо литературного мира - иногда покидает муза.
Петя обзвонил всех знакомых муз - но все были заняты.
У одной роман с членом. Союза писателей. У другой - ежемесячные выходные. У третьей вообще - пьяный загул со стихами.
А Пете нужно было заканчивать новый роман в стилле хорорра. Или хоррора? В общем - триллер под названием "Кровищща на подбородке".
Дурацкое название, да. Рабочее. Издательство само потом решит - под каким названием выпускать очередной бестселлер.
Оставалось выродить совсем немного - последнюю главу, в которой силы Добра, радостно хихикая, убивают силы Зла.
Сцена финального побоища никак не удавалась Кактусову. Редактор требовал побольше мяса и кишок, мол читатель это любит.
Кактусов в тайне считал, что мясо можно и в магазине купить, а кишки, особенно рыбьи - воняют. Но об этом редактору не говорил. Лишь продолжал заниматься перфекционизмом.
"Он протянул свои руки к его глазам и выдавил зрачки на щеки..."
"Он ударил противника по темечку, от чего тот подавился своим собственным языком..."
"Он пнул гада по шее, от чего тот выплюнул язык наружу..."
Размышления Кактусова внезапно прервал дикий вопль с балкона - "МЛИААААУУУУ!"
Петя испуганно дернулся и едва не уронился со стула.
Вопль быстро стих в глубине ночи.
Петя выскочил на балкон, судорожно поддергивая отяжелевшие трусы.
Понятно...
Кот внезапно проявил суицидальные наклонности и прыгнул с четвертого этажа башкой вниз. Однако, врожденные аэродинамические способности развернули кота в правильное положение и он приземлился на четыре свои лапы.
Петя грязно обматерил кота, потом поменял трусы, натянул штаны и поперся искать домочадца.
Искал долго. Ночи были нефига не белые, хотя и июньские. Небо быстро беременело тяжелой грозой и вот-вот должно было разродиться близнецами - ураганом и ливнем. Проклиная все на свете Петя бродил по кустам:
-Киса, киса! Где ты, киса?
Киса молчал.
-Киса, киса, да где ты, киса?
Киса таился.
-Киса, твою мать! Ты где?
В свете первой молнии Петя подумал, что надо было коту имя дать.
А первый удар грома вдруг разверз ближайший куст и оттуда на Петю прыгнул испуганный кот.
Мокрые, но счастливые, обагренные кровью из расцарапанной Петиной груди, они вернулись домой.
Петя дал коту еды. И снова уселся за комп.
Кот пожрал, потом потребовал сменить наполнитель в лотке.
Кактусов не обратил внимания. Он пытался дописать книгу.
Тогда кот прокрался на подоконник и стал смотреть на грозу. Дома его гроза не пугала. А потом прищурился и напрягся...
В это время на экране монитора появлялись новые и новые строчки:
"Удар грома осветил грозное небо, и его руки сомкнулись на позвоночнике врага. В этот же момент колено его проткнуло твердый живот., разбрызгивая килограммы кишок по мокрой земле"
И в этот драматичный момент с балкона опять раздался дикий вопль:
-МЛИИИАУУУУУУУ!
Петя уже привык к этому, поэтому только отмахнулся от призывного котиного вопля, пробормотав:
-После дождя пойду тебя искать, десантник хвостатый...
И только занес палец над клавиатурой, как в форточку влез кот.
В зубах он держал окровавленный труп.
Голубя.
Труп, впрочем, подавал признаки жизни - орал, бил крыльями и пучил глаза.
-Мама, - вырвалось у Кактусова, когда кот бросил свежепойманную тушу на клавиатуру.
Голубь немедленно брызнул кровью на монитор.
-Мама, - шепнул Петя второй раз.
Кот вздыбил шерсть на позвоночнике, распушил хвост и прыгнул на голубя, снося все на своем пути - пепельницу, кружку с пивом, бумаги какие-то...
Битва птицы и кота переместилась на колени к писателю. Петя заорал под стать коту и спихнул вопящий комок из шерсти и перьев на пол.
Потом побежал было за шваброй... остановился на пол-пути... Подумал... А потом осторожно вернулся к монитору. Стер с него кровавые кляксы... И начал писать, время от времени поглядывая на кота, урчаще отъедавшего голову бестолковому голубю.
А потом Петя отправил главу в редакцию...
"Хлесткая, тугая струя брызнула ему в лицо. Он лишь утерся, но продолжал сжи мать зубы на шее врага. Тот бил его по спине своими клинками, но удары становились все слабее и слабее. Вкус, которые слаще всего на свете - вкус смерти своего врага обжигал горло соленой струей"
