Анатолий Софронов - Московский характер
Виктор. Значит, не поедете?
Кружкова. Нет, Виктор... Просто у меня... Просто путевка у меня в другое место... Здесь, под Москвой... А море я и не люблю...
Звонок.
Кто это?
Виктор. Я открою. (Уходит. Cлышен его голос.) Прошу, заходите!
Входит Кривошеин, за ним Виктор.
Кривошеин. Анна Сергеевна!
Кружкова (ошеломленно). Здравствуйте. Вы...
Кривошеин. Нет, нет, я не к Алексею Кирьянычу.
Виктор. Его, кстати, нет дома.
Кривошеин. Я знаю... Мне сказали ваши соседи, что вы у Ирины Федоровны. Я за вами.
Кружкова. За мной?
Кривошеин. Я должен вам очень многое сказать.
Кружкова. Интересно. (Виктору.) Вы знакомы?
Кривошеин. Да-да...
Виктор. Встречались.
Кривошеин. Я рад был познакомиться.
Виктор. Я также, исключительно... Да вы присаживайтесь!
Кружкова (заторопившись). Нет-нет, ни в коем случае, Игнат Степаныч, идемте. Виктор, Ирина Федоровна просила постеречь квартиру... Но вы дома... До свидания, Виктор. (Подает ему руку.)
Виктор молча пожимает руку.
Кривошеин. Почему вы не приходите с отцом ко мне?
Виктор. Обязательно приду.
Кружкова (торопя). Придет, придет. (Кривошеину.) Прощайтесь же!
Кривошеин. Ах, да... До свидания, дорогой Виктор... Вы мне очень нравитесь.
Виктор. До свидания... Вы мне также!
Кривошеин и Кружкова уходят.
Вы мне также очень... чтоб тебе ноги сломать с твоей технологией! (Уходит в свою комнату и тут же возвращается с кепкой в руках.) Нет, Виктор Федорович, вам нужно обязательно себя затормозить. Дальше будет труднее! А диплом? К черту диплом! Еще вернемся. А сейчас? На Черное море! На Черное море! (Уходит, захлопнув за собой дверь.)
Некоторое время сцена пуста. Открывается дверь и с тем же самым портфелем, с каким приходил Зайцев, в комнату входит Потапов. Он в расстегнутой, без галстука, рубашке, в пиджаке. Осторожно обходит комнату, заглядывает на балкон, затем в одну и другую комнату, скрывается в одной из них и вскоре возвращается обратно, неся в руках папку, две голубые рубашки, носки и еще какую-то мелочь. Все это кладет на стол возле портфеля.
Потапов. Куда я ее положил? Ведь она была в правом ящике! (Уходит и снова возвращается, заглядывает в ящики буфета.) Нет... Куда ж она исчезла? (Открывает верхнее отделение буфета.) Чисто... Хоть бы корка хлеба была... Стой, стой... (Вытаскивает графин, измеряет глазами содержимое.) Набежит, кажись.(Наливает рюмку, выпивает, снова ищет, чем закусить. Находит пачку кофе.) Кофе «Здоровье» — неплохая закуска. (Наливает еще полрюмки и с сожалением ставит графин в буфет. Стоя спиной к двери, допивает рюмку.)
В этот момент с хлебом в руках неслышно входит Гринева.
Гринева. За чье здоровье пьете, Алексей Кирьяныч?
Потапов оборачивается и от неожиданности выпускает рюмку. Хочет поднять, но Гринева его останавливает.
Я сама... (Поднимает рюмку.) Садись... Я соберу поужинать. (Показывает на буфет.) Здесь сохнет. В холодильнике все... Портфель убери в кабинет. (Подает портфель Потапову.) Ну? К себе...
Потапов. Я не собираюсь ужинать.
Гринева. Ужинал, значит? А рубашки зачем? С утра и наденешь...
Потапов. Я не собираюсь здесь ночевать!
Гринева. Ах, вот что... Ну, что ж, это разумно... Разумно, что ты сам пришел... С какой стати присылал Зайцева? Он бог знает что может подумать. Кстати, где ты живешь последние две недели?
Потапов. На заводе. Где моя зажигалка?
Гринева. Ты писал - в правом ящике письменного стола.
Потапов. Там нет!
Гринева. Посмотри в левом...
Потапов. Смотрел... Нет ее там. Я привык к ней.
Гринева. К зажигалке? А я за последние двенадцать лет к тебе. Ты не думал об этом?
Потапов. Мне некогда думать: я работаю.
Гринева. А я думала.
Потапов. Что же ты надумала?
Гринева. Простую вещь... Или ты перейдешь снова в ту самую, то есть в эту квартиру, где ты прописан, или забирай, только сразу и без подручных, все, что тебе нужно, сообщи в домоуправление свой новый адрес и выписывайся из домовой книги.
Потапов. Это ты серьезно?
Гринева. Совершенно! Кстати, есть одно обстоятельство, которое облегчит наше с тобой положение.
Потапов. Какое еще обстоятельство?
Гринева. Мы с тобой незаконные супруги. Товарищ Потапов и товарищ Гринева. Так ведь? И в «Вечерку» не надо. Экономия средств и времени. Так?
Потапов. Так! Что из этого следует?
Гринева. Неужели не ясно? Или ужинать или... или уходить.
Потапов. Что ты пристала с ужином? Не могу я бывать дома!
Гринева. Почему?
Потапов. Потому что, потому...
Гринева. ...что твоя жена, —будем еще некоторое гремя пользоваться этой устаревшей для нас с тобой терминологией, — выступила против тебя, против твоих заблуждений на заседании бюро райкома?
Потапов. Можешь думать что угодно... Но, между прочим, я выполняю сейчас ваш заказ.
Гринева. Только поэтому?
Потапов. Вот что, товарищ Гринева, хочешь говорить начистоту?
Гринева. Да.
Потапов. Пожалуйста... Да, я считаю твое выступление на бюро неэтичным, непристойным поступком по отношению ко мне! Взыскание предлагали? Да, я считаю, что быть сейчас вместе с тобой, жить под одной крышей я не могу. Ты нанесла тяжелый удар по моему самолюбию!
Гринева. Какому самолюбию?
Потапов. Пожалуйста, — мужскому.
Гринева. Странная категория - мужское самолюбие. А может, есть более близкие для нас с тобой понятия - самолюбие коммуниста, самолюбие советского работника? Ведь ты, кажется, выполняешь приказ министерства?
Потапов. Кажется, выполняю!
Гринева (терпеливо). По-моему, мое выступление не расходится с принятыми решениями.
Потапов. Ты не имела права так выступать. Ты забыла, что ты моя жена!
Гринева. Но, кроме того, что я твоя жена, я еще и член партии. Как решить этот вопрос?
Потапов. Я решил!
Гринева. Неудачно, плохо, не по-партийному решил.
Потапов. Как мог! Можешь жаловаться на меня Полозовой. Она тебя, наверно, поймет и поддержит. Только имей в виду - быть с тобой, видеть тебя я не могу! И не хочу! Ужинать? Прийти домой и разговаривать с тобой? Что нового? Как тебе понравилась новая кинокомедия? Очень интересно! Устроила ты мне комедию!
Гринева. А ты ее стремительно превращаешь в трагедию!
Потапов. Да! А ты как думала? Жить двенадцать лет с человеком, любить его, думать, что знаешь его, — и вдруг на тебе, получить такую подлость!
Гринева. Подлость? Ты это называешь подлостью? Эх, ты!
Потапов. Что я?
Гринева. Плохи твои дела, Алексей! Что произошло? Произошло то, что ты ошибся. Я не согласилась с тобой. Пошла против тебя. Но ведь это вопрос не наш с тобой личный, ведь правда? Вопрос общественный, если хочешь... А ты разрешаешь его, словно мелкий бытовой вопрос, будто я обманывала тебя, изменила тебе. Ты все перепутал, Алексей! Подожди! Теперь уж дай мне сказать. Так вот знай! Я люблю тебя, тем тяжелее мне было все это время. Но если ты видел во мне только послушную жену — ты глубоко ошибался. Ты сам меня учил принципиальности, прямоте. Как же ты можешь теперь обвинять в том, чему меня учил? Или, по-твоему, у нас могут слова расходиться с делом? Ведь так же нельзя, Алексей, — читать проповеди другим, а самому нарушать их. И если ты этого не понимаешь, в этом твоя, а не моя ошибка. И если я раньше пришла к этому сознанию, то не я виновата, а ты виноват, что не пришел к нему. Вот, Алексей, тебе, конечно, вольно решать... Но послушной овечки ты не найдешь во мне. Ради мужской ласки, ради твоих серых глаз и сильных рук я жить с тобой не буду. Не сумеешь разобраться в своей ошибке — не ты, а я не захочу жить с тобой, Алексей! Теперь иди!
Потапов. Ты гонишь меня?
Гринева. Нет, я просто тебя не задерживаю.
Потапов. Что ж, до свидания, Ирина...
Гринева. До свидания. Алексей!
Потапов, застегнув ворот рубашки и не глядя на Гриневу, выходит из комнаты.
(Молча смотрит ему вслед. Увидев оставленный портфель, берет его, идет за Потаповым. Негромко кричит в открытую дверь.) Алексей, рубашки забыл, рубашки...
