Владимир Ланцберг - И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга)
-- А сейчас, -- сказал Вертинский, -- я спою вам "Песню о Сталине". Слова и музыка мои:
Он стоит, как серебряный тополь,
У Кремля, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь!
Сколько стоил ему Сталинград!
Будут помнить про годы былые,
И вовек не забудет Москва,
Как над картой военной России
Побелела его голова...
Трудно представить себе это -- но руководивший в ту пору Союзом писателей А.А.Фадеев испугался "нелитированных", т.е. явно не проходивших через цензуру строк и попросил у артиста текст. Через несколько дней, во время очередного инструктажа у Сталина, он доложил вождю народов:
-- Вертинский в концерте спел "Песню о Сталине". Вот эту...
Вождь внимательно прочитал стихи, минуту подумал и сказал:
-- Это сочинил честный человек. Но исполнять не надо!..
Разве "Сталин -- наша слава боевая, Сталин -- нашей юности полет" мог стареть, седеть и вообще быть человеком?
О разговоре со Сталиным Фадеев рассказал писателю Владимиру Михайловичу Крепсу, со слов которого я знаю об этом вечере и руководящем указании вождя.
Акустика!
Из книги А.Л.Жовтиса "Непридуманные анекдоты".
Весной 1967 года А.А.Галич побывал в командировке по каким-то киношным делам в Алма-Ате. Он пел тогда свои крамольные песни в нескольких "неофициальных" концертах, в том числе в драматическом театре им.Лермонтова (после представления). Театр тогда помещался напротив здания КГБ...
Когда все собрались в фойе, где должен был состояться концерт, Александр Аркадьевич долго ждал, пока налаживали технику. Наконец, все было сделано. Галич взял в руки микрофон и спросил: "Ну что, слышно?", на что один из слушателей, актер театра, громко ответил:
-- Очень хорошо... Даже в доме напротив!
То, что товарищам в доме напротив было "все слышно", доказали впоследствии предпринятые ими акции...
"50 -- это так же, как 20"!
Рассказывает Юрий Кукин.
В 1967 году (отметим дату, это очень важно) ему, ставшему уже лауреатом нескольких песенных конкурсов и вообще человеку популярному, предложили издать сборник собственных песен. Он принес в издательство тексты. Редактор просмотрел их и один за другим забраковал все, по той или иной причине.
Песня "Тридцать лет" отпала из-за строчки "Пятьдесят -- это так же, как двадцать".
Антипатриотическая ностальгия.
Рассказывает Александр Городницкий:
-- ...Более трех месяцев в том втором походе (на паруснике "Крузенштерн" -- прим. сост.) мы проработали в жарких тропических широтах Атлантики. Запасы пресной воды были скудными. Стопроцентная влажность и жара даже ночью не давали передышки. Горячий душ устраивался только раз в месяц (три человека под один рожок, не более чем на пять минут). Глаза, обожженные солнцем и разъеденные соленой водой, слезились от конъюнктивита. Постоянная солонина с томатной пастой и комбижиром корежила наши неопытные желудки. Все -- матросы, офицеры и мы -- стосковались по твердой земле под ногами вместо валкой и скользкой палубы, по освежающему холоду вместо изнурительной тропической жары, по деревьям и снегу. И вот в самом начале апреля мы пришли в канадский порт Галифакс в Новой Шотландии. На заснеженном холмистом берегу стояли столь милые нашим стосковавшимся глазам березовые рощи, сменявшиеся сосняком. Пейзаж настолько напоминал родное Подмосковье, что у всех защемило сердце. Тогда-то и появилась грустная песенка "Над Канадой небо сине", начавшая сразу же существовать как бы отдельно.
Примерно через год канадское радио в передаче на русском языке сообщило: "Как нам стало известно, в Советском Союзе впервые написана песня о Канаде. По нашим сведениям, написал ее моряк с военного парусника "Крузенштерн". После этого по радио звучал фрагмент записи этой песни. Уже значительно позднее, в семьдесят шестом году, во время 16 рейса научно-исследовательского судна "Дмитрий Менделеев", попав на заход в столицу Новой Зеландии Веллингтон, я услышал в гостях у новозеландского профессора Киблуайта песню на английском языке, записанную на пластинку, которая показалась мне странно знакомой. Она называлась "Заход солнца в Канаде" и представляла собой точный английский перевод моей песни. Правда, исполняло ее женское трио под джаз так красиво, что опознать первоисточник было не просто. Люди, посещавшие в разное время Канаду, говорили мне, что песня широко распространилась среди русской эмиграции в Канаде и пользуется там широкой популярностью. Труднее было с публикацией этой песни у нас. В начале семидесятых главный редактор одного из толстых журналов снял ее уже из набора как "явно эмигрантскую".
Бедный, бедный!
Рассказывает Николай Смольский (Кемерово) о том, как Юрий Кукин -- в гостях у кемеровчан, знакомится с достопримечательностями города. На углу улиц Ф.Дзержинского и Д.Бедного восторженно восклицает:
-- О! Угол Бедного -- Дзержинского!
Как подать.
Рассказывает Берг.
-- Фестиваль "Москворечье-74".
Вырвавшаяся из дома с огромным трудом кормящая мать Алена Козина (КСП МАИ) заявляет на конкурс единственную готовую на данный момент песню Валерия Бокова "Баллада о погибших кораблях". И ее не пропускают:
-- Песня упадническая, выберите что-нибудь другое.
Другого нет, Алена в отчаянье. Выручает советом Дима Дихтер:
-- Перепиши текст заново и назови по первой строчке -- "День за днем".
Помогло!
Рассказывает Алексей Куликов (Береза):
-- 1979 год. Везде все закрывают, а в Волгограде вдруг началась поддержка комсомола, ЦСКА КПСС; все воспылали любовью к самодеятельной песне и, более того, пустили на телевидение. И вот приходим мы в литературно-драматическую редакцию, где должны были записать несколько песен ко Дню победы. Редакция интересуется:
-- Что вы можете спеть на военную тему?
А у нас на эту тему были только "Песня лысых" ("Вспомните, ребята") и "Отшумели песни нашего полка...".
Первую они записали и говорят:
-- Ну, еще что-нибудь!
И мы запели вторую. И вдруг увидели в глазах редактора, солидной пожилой дамы, явную растерянность:
-- Тэ-тэ-тэ-тэ-тэ! Ребята, что это за маркитантка?
-- Так Окуджава написал...
-- Н-н-не!.. "Маркитантка" -- это плохое слово! Это почти то же самое, что "проститутка". Замените на что-нибудь!
Мы обалдели немного, я и говорю:
-- А на что ж заменить, на "партизанка", что ли???
-- Вот! Вот! Вот!.. -- с радостным облегчением воскликнула она.
Прозвучало это абсолютно искренне!
Продолжает Владимир Васильев (Харьков):
-- У меня была троглодитская песня со словами "...принимайте эффектные позы перед тем, как нажмут на курок..." Из ряда вон плохая песня. Я когда-то встречался с детским клубом Марины Меламед и сказал, мол, дети, не надо так делать. Они говорят:
-- Ну, что Вы, Владимир Дмитриевич, мы эту песню пели на школьной олимпиаде и заняли место! Эта песня о борьбе за мир. Единственно что -- нам в ГорОНО, когда послушали, сказали: песня хорошая, только слова надо заменить. Не "принимайте эффектные позы"... "Эффектные" -- это пошло. Давайте, дети, будем петь так: "Принимайте достойные позы"!
Так и пели.
Москвич Борис Феликсон вспомнил, что поведал Василий Аксенов в своих воспоминаниях "Каждый пишет, как он дышит..." в посвященном Б.Ш.Окуджаве специальном выпуске того, что раньше называлось "ЛГ-Досье".
-- Помню, как Булат с улыбкой рассказывал об уловке, позволившей ему напечатать этот стих, кажется, в "Юности". В редакции потребовали, чтобы он изменил название и вообще как-то убрал молитвенные обращения, дабы "не дразнить гусей". Тут вдруг на помощь нашему певцу прискакал Франсуа Вийон, и сразу возникло новое название -- "Молитва Франсуа Вийона", что немедленно переиначило всю ситуацию. В редакции восхитились, потому что с их точки зрения молитва превратилась в стих о молитве да к тому же еще и со ссылкой на темные века. Атеистические добродетели советской литературы как бы остались не задетыми.
В условиях хронического дефицита всего...
Рассказывает Александр Прищепов (Минск):
-- Концерт Виктора Луферова в 1988 году. Заявились женщины из райкома партии или райисполкома. Поскольку в лицо их никто не знал, без билета не пускали. Им, привыкшим к халяве, пришлось заплатить, после чего они ворвались в зал с твердым намерением хоть за что-нибудь поругать Луферова.
Он пел вполне лояльные песни, так что им не оставалось ничего лучше, чем придраться к Окуджаве, в песне которого был "все слабее запах... молока и хлеба":
-- Ему что, молока и хлеба в стране не хватает!?
Полонский был "наш" человек!
Рассказывает Наталья Дудкина.
-- Кишиневский фестиваль середины 80-х. Прослушивают автора музыки Андрея Крючкова и говорят:
-- Ну что это у Вас за песня такая: "Про черный день нет песен у меня!" -- грустная такая. Кто это написал?
-- Это написал Полонский, -- отвечает Андрей.
-- Надо же! А где он сейчас, сколько ему лет?
-- Он уже умер.
-- Какие же у вас молодые умирают!
