Неизвестен Автор - Русский литературный анекдот XVIII - начала XIX веков
При освящении великолепного Кремлевского дворца в Москве, в день Светлого Воскресенья, 3-го апреля 1849 г., государь роздал многие награды участвовавшим в постройке; всех более удостоился получить вице-президент комитета для построения дворца, тайный советник барон Боде; ему даны: следующий чин, алмазные знаки св. Александра Невского, звание обер-камергера, медаль, осыпанная бриллиантами, 10 000 рублей серебром; сын назначен камер-юнкером, дочь - фрейлиной, а сам - председателем комитета о построении.
Когда узнали об этом в Петербурге, то князь Меншиков сказал: "Что тут удивительного? Граф Сперанский составил один свод законов, и ему дана одна награда - св. Андрея, а ведь Боде сколько сводов наставил". [56, с. 249-250.]
Вместо уволенного в начале 1850 года по болезни министра народного просвещения графа Уварова назна
Стр. 236
чен был министром бывший его товарищ князь Ширинский-Шихматов, а на его определен А. С. Норов, безногий. Ни новый министр, ни товарищ его не славились большим умом и сведениями по предмету просвещения. Князь Меншиков, узнав об этом назначении,
сказал:
- И прежде просвещение тащилось у нас, как ленивая лошадь, но все-таки было на четырех ногах, а теперь стало на трех, да и то с норовом. [56, с. 250- 251.]
Когда назначили, после смерти графа Вронченко, министром финансов бывшего товарища era П. Ф. Брока, то Меншиков сказал: "Видно, плохи наши финансы, когда уже прибегнули и ко Броку (к оброку) ". [56, с. 251.]
Во флоте, во время управления морским министерством князя Меншикова, служил в ластовом экипаже один генерал, дослужившийся до этого чина, не имея никакого ордена. В один из годовых праздников все чины флота прибыли к князю для принесения поздравления, в том числе был и означенный генерал. Приближенные князя указали ему на этого генерала как на весьма редкий служебный случай, с тем чтобы вызвать князя к награде убеленного сединами старика; но Меншиков, пройдя мимо, сказал: "Поберегите эту редкость". [56, с. 251-252.]
По увольнении заболевшего графа Уварова от должности министра народного просвещения, на его место назначен был князь Ширинский-Шихматов. Князь Меншиков сказал: "Ну, теперь министерству просвещения дали шах и мат!" [56, с. 252.]
В морском ведомстве производство в чины шло в прежнее время так медленно, что генеральского чина достигали только люди пожилые, а полного генерала - весьма престарелые. Этими стариками наполнены были адмиралтейств-совет и генерал-аудиториат морского министерства, в память прежних заслуг. Естественно, что иногда в короткое время умирали, один за другим, несколько престарелых адмиралов; при одной из таких
Стр. 237
смертностей император Николай Павлович спросил Меншикова:
- Отчего у тебя часто умирают члены адмиралтейств-совета?
- Кто же умер? - спросил в свою очередь Меншиков.
- Да вот такой-то, такой-то...- сказал государь, насчитав три или четыре адмирала.
- О, Ваше Величество,- отвечал князь,- они уже давно умерли, а в это время их только хоронили! [56, с. 253-254.]
При одном многочисленном производстве генерал-лейтенантов в следующий чин полного генерала Меншиков сказал:
- Этому можно порадоваться, таким образом многие худые наши генералы пополнеют. [56, с. 254.]
Старому генералу Щашкову) был дан орден св. Андрея Первозванного. Все удивились: за что.
- Это за службу по морскому ведомству,- сказал Меншиков,- он десять лет не сходил с судна. [56, с. 254.]
У князя Меншикова с графом Клейнмихелем была, что называется, или называлось, контра; по службе ли, или по другим поводам, сказать трудно. В шутках своих князь не щадил ведомства путей сообщения. Когда строились Исаакиевский собор, постоянный мост чрез Неву и Московская железная дорога, он говорил: "Достроенный собор мы не увидим, но увидят дети наши; мост мы увидим, но дети наши не увидят; а железной дороги ни мы ни дети наши не увидят". Когда же скептические пророчества его не сбылись, он при самом начале езды по железной дороге говорил: "Если Клейнмихель вызовет меня на поединок, вместо пистолета или шпаги предложу ему сесть нам обоим в вагон и прокатиться до Москвы. Увидим, кого убьет!" [29, с. 218-219.]
Он же рассказывал. "Я ездил во внутренние губернии и заболел в одном уездном городе. Плохо становилось, и я думал, что приходит мой конец. Посылаю за священником. Он исповедует меня и под конец спрашивает: "А нет ли еще какого-нибудь грешка на душе?" Отвечаю,
Стр. 238
что, кажется, ничего не утаил и все чистосердечно высказал. Он настаивает и все с большим упорством и с каким-то таинственным значением допытывается, не умалчиваю ли чего. "Да что вы еще узнать от меня хотите?" спросил я. "Вот, например, насчет казенных интересов..." - "Как? Казенных интересов! Что вы этим сказать хотите?" - "То есть, попросту сказать, не грешны ли вы в лихоимстве?" - "О, в этом отношении я совершенно чист, и совесть моя спокойна". Я выздоровел и поехал далее в деревню свою. На возвратном пути, проезжая через тот же уездный городок, вспомнил я священника, исповедь его и хотел добраться, почему так напирал он на своем духовном допросе. "Великодушно простите меня, Ваша Светлость: не знаю, с чего взял я, что вы офицер путей сообщения". [29, с. 219.]
Известно, что когда приехал в Россию Рубини, он еще сохранил все пленительное искусство и несравненное выражение пения своего, но голос его уже несколько изменял ему. Спрашивали князя Меншикова, почему не поедет он хоть раз в оперу, чтобы послушать Рубини. "Я слишком близорук,- отвечал он,не разглядеть мне пения его". [29, с. 218.]
Приятель наш Лазарев женитьбою своею вошел в свойство с Талейраном. Возвратясь в Россию, он нередко говаривал: "Мой дядя Талейран".- "Не ошибаешься ли ты, любезнейший? - сказал ему князь Меншиков.- Ты, вероятно, хотел сказать: мой дядя Тамерлан". [29, с. 218.]
Денис Давыдов, говоря с (А. С.) Меншиковым о различных поприщах службы, которые сей последний проходил, сказал: "Ты, впрочем, так умно и так ловко умеешь приладить ум свой ко всему по части дипломатической, вбённой, морской, административной, за что ни возьмешься, что поступи ты завтра в монахи, в шесть месяцев будешь ты митрополитом". [29, с. 214.]
ПРИЛОЖЕНИЕ
Кривой К. после долгого разговора с кривым О. сказал: "Я очень люблю беседовать с ним с глазу на глаз". [29, с. 448.]
Кто-то спрашивает должника: "Когда же заплатите вы мне свой долг?" - "Я и не знал, что вы так любопытны",- отвечает тот. [29, с. 438.]
Умному К. советовали жениться на умной и любезной девице Б. И она, и он были рябые. "Что же,- отвечал он,- вы хотите, чтобы дети наши были вафли". [29, с. 395.]
(Некий) проказник-мистификатор читает в Петербургских Ведомостях, что такой-то барин объявил о желании иметь на общих издержках попутчика в Казань. На другой день, в четыре часа поутру, наш мистификатор отправляется по означенному адресу и велит разбудить барина. Тот выходит к нему и спрашивает, что ему угодно. "А я пришел,- отвечает он,- чтобы извиниться и доложить вам, что я на вызов ваш собирался предложить вам товарищество свое, но теперь, по непредвидимым обстоятельствам, раздумал ехать с вами и остаюсь в Петербурге. Црощайте: желаю вам счастливого пути!" [29, с. 415.]
В приемной комнате одного министра (подобные комнаты могли бы часто, по французскому выражению, быть называемы salle des pas perdus - сколько утрачено и в них бесполезных шагов?) было много просителей, чающих движения воды и министерских милостей. Один из этих просителей особенно суетился, бегал к запертым дверям министерского кабинета, при
Стр. 240
слушивался, расспрашивал дежурного чиновника: скоро ли выйдет министр? Между тем часы шли своим порядком, и утро было на исходе, а наш проситель все волновался и кидался во все стороны. Кто-то из присутствующих вспомнил стихи Лермонтова и, переделывая их, сказал ему:
Отдохни немного, Подождешь и ты.
[29, с. 431.]
В игре секретарь задан был вопрос: "Что может быть неприятнее полученной пощечины?" - "Две",- сказано в ответ. [29, с. 433.]
- Каким образом ушиблен у тебя, братец, глаз?
- Не образом, а подсвечником, за картами. [54, с. 438.]
Одна дама, услышав, что сало вздорожало по причине войны, вскричала: "Ах, Боже мой! неужели армии будут сражаться при свечах?" [139, л. 22.]
"Как хвалят военные вашу четверку (лошадей)!" - "А еще более тройку",отвечал N., отец трех молодых и прекрасных девиц. [54, с. 432.]
Спрашивали ребенка: "Зачем ты солгал? Тебе никакой не было выгоды лгать".- "Боялся, что не поверят мне, если правду скажу". [29, с. 438.]
Кто-то говорил об одной барыне, которой он не видал: она, должно быть, лицом дурна, потому что приятели ее говорят о ней, что она очень стройна. Это напоминает слово князя Козловского. Чадолюбивая мать показывала ему малолетних детей своих, которые были одно некрасивее другого, и спрашивала его: как они ему кажутся. "Они должны быть очень благонравные дети",отвечал он. [29, с. 244.]
