Ата Каушутов - Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) [сборник]
— Башлык-ага, что же это вы натворили? — спросил представитель и сел возле Курбан-аги.
— А что именно?
— Вы еще спрашиваете? Да как же это вас угораздило под шелковичных червей отвести очаг культуры, где воспитательная работа должна бить ключом?
— Представитель заставил. Тот, что до вас был, — ответил председатель.
— Кертиков?
— Да.
Представитель помолчал, пожевал папиросу.
— Но почему же вы-то согласились? Или вам его предложение понравилось?
— Сколько могли, упирались, — сказал председатель. — Да ведь плетью обуха не перешибешь…
— Да вы, как видно, и не пытались перешибить. Гнилую мягкотелость проявили… Насильно никто вас не смог бы заставить. Ну да что уж теперь говорить… Делать надо! Сейчас же перенести нары в прежнее помещение!
«— Пощадите, товарищ представитель! — взмолился Курбан-ага. — Если мы еще раз их перенесем, расходов будет больше, чем дохода от всех этих шелкопрядов. Овчинка явно выделки не стоит…
— Так что, червей держать в клубе? Может быть, они у вас в концертах будут выступать? И это говорите вы мне, заведующему отделом культуры? И серьезно верите, что я это вам разрешу? Никогда в жизни!
Но тут уж заупрямился председатель. Коса нашла на камень.
— Да что же, нам больше делать нечего, как нары туда-сюда таскать? А вас завтра, как Кертикова, отзовут и пришлют другого, так мы опять их сюда потащим? А может быть, их в правлении поставить или по домам колхозников раздать? Баста! Пока не получу прямого указания от первого секретаря райкома, не перенесу!
— Перенесешь!
— Не перенесу!
Долго они спорили. Представитель и так и этак, то с одной стороны к председателю подъедет, то с другой. А тот — ни в какую! Смотрю, под конец представитель откровенно загрустил.
— Я вас прошу, Курбан-ага, не губите мне жизнь, — сказал он умоляюще. — Найдется щелкопер — фельетон напишет. Как пить дать напишет! Вы, конечно, свалите все на представителя. А мне что делать? Один я и окажусь виновным. Очень прошу вас, Курбан-ага! Перенесите! Неужели вы хотите моих детей лишить куска хлеба?
Махнул рукой председатель и сдался…
Разобрали мы нары и начали в прежнее помещение перетаскивать. Снова три дня с утра до вечера ухлопали.
А когда собрали коконы, подсчитали доходы и расходы, оказалось, что председатель был прав. Овчинка действительно не стоила выделки…
Довлет Эсенов
Усмешки Ёллы Мергена
(перевод И.Александрова)
Много лет тому назад я работал корреспондентом радио. Трудно было тогда нашему брату. Магнитофон, который приходилось брать с собой, мог тащить на себе лишь хорошо накормленный ишак — голодному он был не под силу. О нынешних портативных мы только мечтали.
Однажды получил я задание и поехал в село. С трудом добрался до него только на следующий день к вечеру. На мое счастье, в колхозе была гостиница, хоть и незавидная, но своя. Не знаю, то ли по приказу председателя, которому я пообещал записать его голос на пленку, то ли по собственной инициативе, но ответственный за гостиницу яшули Еллы Мерген встретил меня очень приветливо. Это был смуглый, сухощавый, высокого роста старик, с седенькой бородкой и добрым лицом.
За шестьдесят с лишним лет Еллы Мерген много повидал на своем веку. Оставшись в детстве сиротой, он порядком хлебнул горя от баев и беков. Во время коллективизации одним из первых вступил в колхоз и был его председателем, потом работал в сельсовете и райисполкоме. Привыкший жить общественными интересами, он и сейчас, будучи уже в годах, читал все центральные газеты и журналы, не пропускал литературных новинок. Поэтому, когда разговор заходил о литературе, он тут же вступал в него. Прочитал, мол, стихи такого-то поэта. Молодец, строчки будто из свинца вылил! А на роман такого-то зря потратил время. Чем его читать, лучше прочесть отчет ТуркменТАГа.
Каждое произведение он оценивал по-своему, очень своеобразно.
И ко всему прочему, Еллы Мерген остроумен. Придешь усталый, а послушаешь за чаем его байки — и куда девалась твоя усталость!
На другой день возвращаюсь я вечером в гостиницу и вижу: Еллы Мерген рассказывает, а люди вокруг покатываются от смеха. Наладил я магнитофон и стал записывать. Потом записал рассказы о его приключениях, о разных случаях, поведанных мне его земляками.
Таким образом, пленку, которую привез, чтобы на месте записать репортаж, почти всю израсходовал на Еллы Мергена, на его приключения…
А в редакции «приключение» ждало меня самого. Но не из тех, рассказы о которых я записал на пленку. Мне кое-что записали в трудовую книжку, и запись эту теперь никогда не уберешь.
Недавно я снова побывал в тех краях. Колхозный поселок за это время превратился в благоустроенный агрогородок. Посредине его — уютная гостиница, обставленная прекрасной мебелью. Вокруг — зелень, цветы. Но старика, хозяина гостиницы, уже нет в живых…
Вернувшись домой, я разыскал пленку, которую в свое время почти полностью посвятил Еллы Мергену. Поставил ее.
Слушал, и мне казалось, что мудрый яшули сидит рядом, не спеша рассказывает о своих бесчисленных приключениях, теребит руками редеющую бородку и лукаво посмеивается своим словам. Да, он остался живым…
Как мне стало жаль, что пленка, вобравшая в себя его усмешливый теплый голос, лежит без всякой пользы! И вдруг пришла мысль: а что, если кое-какие из рассказов Еллы Мергена напечатать. Ведь это же самое настоящее устное народное творчество! Так я и сделал.
А вдруг да понравятся усмешки Еллы Мергена читателю!
Что может быть лучше этого!
Как Еллы стал мергеном
Еллы был совсем еще молодым, когда его избрали председателем сельсовета. На другой день он сел на коня и решил объехать колхоз. Навстречу ему попали два старых охотника. А охотники, известное дело, народ скромный, хвастаться своими подвигами не любят…
— Когда я был молодым, — сказал один из них, — я на ходу пулей подкову сбивал. Причем ни всадник, ни лошадь этого даже не замечали…
— Подкову сбить проще всего, — возразил другой. — Вот я в молодости стрелял так стрелял! За сто метров пулей гвоздь в стену вбивал. И ни разу не промахнулся.
Еллы понял, что старики решили испытать находчивость молодого председателя.
— Мне, конечно, далеко до вас, яшули, — смиренно сказал он. — Ни подковы срывать, ни гвозди забивать пулей не доводилось. Но я тоже кое-что могу. Видите вон того вороного коня, у которого ка правом ухе комар сидит? — показал Еллы на табун, пасшийся вдали. — Сбил бы я этого комара, а конь и не заметил бы. Да вот жаль, ружье дома оставил…
Старикам молодой председатель понравился. Они переглянулись, и один из них сказал:
— Ого, да ты, оказывается, настоящий охотник!
С тех пор Еллы и получил прозвище «мерген» — «охотник».
Война будет на голове
Когда Еллы Мерген был еще подростком, в аулах для солдат царской армии собирали тельпеки — мерлушковые папахи. По-видимому, их требовалось очень много, потому что тельпеки снимали с головы каждого встречного. Отняли папаху и у Еллы.
Вместо того чтобы возмутиться или попросить вернуть ему тельпек, Еллы радостно заулыбался.
— Ты что смеешься? — спросил есаул.
— Радуюсь, что наконец-то я от нее избавился. Давно надо было выбросить, да отец не разрешал. Она полна вшей. Вот обрадуется тот солдат, которому она достанется! Ведь ему будет не до войны. Война будет у него на голове…
И снова начал весело смеяться…
Есаул брезгливо бросил тельпек и вытер руки носовым платком. Еллы надел ее и пошел.
Чтобы одному не таскать…
Когда Еллы Мерген работал председателем колхоза, в аул приехал хор — капелла областной филармонии. Клуба в колхозе еще не было, и председатель распорядился постелить на поле кошмы, чтобы зрители сидели на них, слушая концерт. Концерт был на редкость неинтересным, и колхозники начали расходиться.
— Бегли, Гуллы, Меред… — Еллы Мерген назвал около десятка имен, — вы должны остаться.
После концерта руководитель хора подошел к председателю, горячо пожал ему руку и сказал:
— Спасибо, большое спасибо, товарищ председатель, что задержали людей до конца и спасли нас от позора. Вы — подлинный ценитель искусства!
— Что же мне оставалось делать? — ответил Еллы Мерген. — Ведь не задержи я их, все кошмы мне пришлось бы самому таскать.
После несправедливого выговора
Когда Еллы Мерген был председателем колхоза, председатель райисполкома Каррыев объявил ему выговор — он объявлял их по малейшему пустяку.
Еллы Мерген вины за собой не чувствовал, но возражать, оправдываться не стал. Он нагрузил на ишака три ящика фруктов и винограда и приехал к Каррыеву домой.
![Нил Саймон - На всю катушку [=Повесы, =Приди и протруби в свой рог]](/uploads/posts/books/228893/228893.jpg)
![Нил Саймон - Повесы [=На всю катушку, =Приди и протруби в свой рог]](/uploads/posts/books/228910/228910.jpg)
