Ата Каушутов - Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) [сборник]
Шырты-ага готов был расцеловать свою супругу. Но не сделал этого — мужчине не пристало нежничать. Жену надо в строгости держать, чтобы знала свое место. У женщины, известное дело, волос долог, да ум короток…
Через несколько дней над спортивной площадкой и скамьями, переполненными поклонниками бокса, разнесся усиленный репродуктором голос судьи:
— На ринг вызываются сельские боксеры Джаллы Чарыев и Рахман Куллыев.
Джаллы выбежал на ринг, словно теленок, освободившийся от ненавистной веревки. Он в поезде узнал разницу между гонгом и хуком и был уверен в своей победе. В спортивной форме и боксерских перчатках он выглядел весьма внушительно. Куда там его низкорослому противнику! Взглянув на дядю, занявшему тренерское место, Джаллы приветливо помахал перчаткой.
Ударил гонг. Только успел Джаллы подпрыгнуть петушком на месте, как подбородок его столкнулся с тяжелой перчаткой Куллыева. На мгновение Джаллы опешил, но быстро взял себя в руки. И тогда, размахнувшись, так двинул противника по уху, что тот отлетел в угол и повис на веревке. Подбежал судья, поднял палец и сделал Джаллы предупреждение.
Бой продолжили. Воспитанник Шырты-ага, ободренный успехом, сразу же бросился на Рахмана, а тот отступил. Трибуны оживились. Для многих победа великана над тщедушным противником не вызывала сомнений.
И вдруг голова Джаллы неудержимо закачалась из стороны в сторону от удара в подбородок. Словно раненый тигр, ринулся он на противника, но снова натолкнулся на его перчатку. Да так сильно, что даже не заметил, как очутился на ковре…
— Ты чего, ишак, кулаками-то размахался? Это же спорт, а не деревенская драка! — заорал он на Куллыева. А потом обратился к Шырты Хандурдыеву: — Дядя, разве ты не видишь, что судья подкуплен? Я ударю — мне предупреждение, а меня лупят почем зря — и ничего…
— Вставай немедленно, не то досчитают до нокаута! — яростно зашипел тренер.
А Рахман только и ждал, когда его противник поднимется. Он мгновенно нанес ему новый удар, от которого из глаз Джаллы вылетел разноцветный фейерверк. И тогда, испустив непечатную фразу, молодой богатырь изо всех сил двинул Рахмана ногой под дых. Опять замельтешил судья, возле поверженного наземь боксера засуетилась девушка-врач, в зрительских рядах зашумели:
— Долой с ринга!
— Под суд хулигана!
— Кто тренировал этого бандита? Покажите нам его!
К счастью дяди и племянника, Рахман после нашатырного спирта очухался. Судья, побеседовав перед этим с Джаллы, объявил, что бой будет продолжен. Зрителям объяснили, что Чарыев впервые выступает при таком стечении публики и, естественно, волнуется…
— Дядя Шырты, — говорил тем временем Джаллы, — я никак не могу понять судью. Я же врезал Куллыеву выше пояса, а судья говорит: нарушение…
— Так двигать-то надо не ногами, а руками.
— Тебе, дядя, легко рассуждать. Интересно, как вел бы ты себя в этом телячьем загоне? По уху — предупреждение, ногой — чуть с площадки не выгнали… По зубам-то хоть можно?
— По зубам можно, — успокоил дядя. — Только не головой.
— Тогда он выплюнет сейчас все свои тридцать два зуба!
Поставив перед собой конкретную цель, Джаллы с разбойной удалью бросился в бой и на первых же секундах и в самом деле чуть не дотянулся до зубов противника. Трибуны одобрительно загудели, Хандурдыев на радостях открыл трубочку из-под валидола. Но не успели знатоки прокомментировать этот выпад великана, как он уже лежал, растянувшись, на ковре, а судья бесцветным голосом считал:
— Раз, два, три, четыре…
При счете «восемь» Джаллы вскочил на ноги и вытянул по направлению к тренеру руки:
— Дядя, сними с моих рук эти чертовы бурдюки, без них я из него шашлык сделаю!
Хандурдыев сплюнул нас и хотел было что-то сказать, да очередной удар снова поверг его племянника на ковер. Судья досчитал до девяти, но Джаллы не собирался подниматься.
…Как ни ярился товарищ Бакиев, однако нокаутировать председателя райсовета спортивного общества «Колхозчи» на этот раз не смог. Племянник мужественно и самоотверженно принял на себя удар, законно причитавшийся его дяде. А Шырты-ага, как только вернулся в район, сразу же написал в местную газету заметку. В ней говорилось, что на прошедших межрайонных соревнованиях всеобщий интерес зрителей и специалистов вызвало выступление дебютировавшего боксера Джаллы Чарыева. Хотя молодой спортсмен и проиграл своему многоопытному противнику, но у него, вне сомнения, большое спортивное будущее. В успехах самородка немалая заслуга опытного тренера Шырты Хандурдыева, обладающего завидной способностью открывать и растить молодые таланты…
— Нет, вы только посмотрите! — читая газету, удивлялись районные руководители. — А мы-то считали, что Шырты-ага ни на что не способен! Даже было внесено предложение снять его с физкультуры и бросить на художественную самодеятельность… Вот ведь как можно ошибиться в человеке?
Довлет Эсенов
Диссертант
(перевод И.Александрова)
Мы гуляли по городу. Мы — это мой земляк, школьный товарищ Меред, раз в год приезжающий в столицу из далекого села, его отец Анналы-ага и я, житель Ашхабада. Как всегда, принимая гостей, я брал на себя обязанности гида и, словно отчитываясь за минувший год, показывал им новостройки города.
Из выставочного павильона вышла группа молодежи. Проходя мимо нас, один из них остановился и пристально посмотрел на Мереда. В это время Меред повернулся, и они узнали друг друга.
— Познакомьтесь, — сказал мне Меред. — Это Чорли. Мы с ним были однокурсниками в институте.
— Очень приятно, — вежливо ответили мы.
После первых традиционных вопросов о здоровье, жене и семье Чорли хлопнул Мереда по плечу:
— А теперь изволь-ка, друг мой, сдержать свое слово. Надевай фуражку козырьком назад!
— Это почему вдруг? — не понял Меред.
— Почему? Коротка же у тебя память! Вспомни-ка, как ты шесть лет назад весело хихикал надо мной: «Если Чорли станет ученым, я буду всю жизнь носить фуражку козырьком назад». Можно уже надевать, через несколько дней у меня защита…
— Неужели? Прости, пожалуйста, если я тебя тогда обидел. От всей души поздравляю.
— Э, нет! — запротестовал Чорли. — Я такие поздравления не принимаю. Ведь мы с тобой друзья со студенческой скамьи, и, по-моему, грешно будет так вот… на сухую. Приходи на защиту, а потом пойдем на той[7]. Посидим, поговорим. — Он посмотрел на меня. — И товарища твоего приглашаю. Если не ошибаюсь, вы — работник газеты?
Я молча кивнул.
— Тем более. Приходите обязательно. Посмотрите, как защищают диссертации, послушаете… Это вам, журналистам, на пользу. А то у вас иногда слишком поверхностное представление об ученых. Да и статейку можно в газете тиснуть. Обществу польза, а вам — гонорарчик. Как говорят, лишняя деньга карман не порвет…
Я промолчал.
— А о чем твоя диссертация? — спросил Меред.
Чорли, по-видимому, привык к таким вопросам и ответил заученной скороговоркой: «Положительное влияние чала[8] на организм человека».
— Какого чала?
— Разумеется, верблюжьего.
И тут мне захотелось поквитаться с ним и за «гонорарчик» и за пренебрежительное отношение к газете, Я подмигнул Мереду и, вроде бы шутя, спросил диссертанта:
— В таком случае разрешите мне, как журналисту, задать вам один вопрос. Это может мне понадобиться для статейки в газету. Чувствую, что на вас можно заработать неплохой гонорарчик. Будьте добры, скажите, сколько сосков у верблюдицы?
Мой вопрос рассмешил Чорли не на шутку.
— Ну, уморил, журналист! Вот это вопрос! Кто же не знает, что четыре?
Анналы-ага и Меред все поняли, и мы тоже дружно рассмеялись. Диссертант, не понимая, в чем дело, растерялся.
— Ну, уморил, соискатель, — в тон ему ответил я. — Вот это ответ! Значит, у верблюдицы четыре соска? И вы собираетесь защищать диссертацию? Нет, дорогой, ученого по чалу из вас не получится! Придется вам самому носить кепку козырьком назад… А я тисну заметку об этом и заработаю гонорарчик…
— А сколько же, по-вашему, у нее сосков? Может быть, пять?
— Не пять, а шесть. Вы действительно считаете, что их четыре?
— Да неужели ты до сих пор не знал этого? — удивленно спросил Меред.
Чтобы не дать. Чорли опомниться, я обратился к Анналы-ага:
— Яшули[9], я вижу, диссертант нам не верит. Скажите вы ему, сколько сосков у верблюдицы?
— Всю жизнь я пас верблюдов, — поглаживая бороду, с достоинством ответил Анналы-ага. — Но в первый раз слышу, что у верблюдицы четыре соска. Все, которых мне доводилось видеть в наших краях, имели по шесть. Теперь, конечно, времена другие, наука чудеса творит. Может быть, действительно новую породу вывели с четырьмя сосками? Тут нет ничего удивительного — верблюдоводство сейчас в почете…
![Нил Саймон - На всю катушку [=Повесы, =Приди и протруби в свой рог]](/uploads/posts/books/228893/228893.jpg)
![Нил Саймон - Повесы [=На всю катушку, =Приди и протруби в свой рог]](/uploads/posts/books/228910/228910.jpg)
