Ирина Райкова - Петр I. Предания, легенды, сказки и анекдоты
— А вот, что она поймает, Петр Алексеич, отдашь мне?
— Да, отдам, не жалко, что твоя ворона поймает.
— Ну, так дайте мне бумажку.
Государь ему дал бумажку. Подъезжает вот к такому городу, как Петрозаводск, большой. Он ворону пускает… Ворона с кареты скочила на дом. Тут бегают ребята. Они кричат:
— Ловите, ребята, эту ворону, это царская ворона!
Ну, вот ребята за этой вороной, а она с этого дома на другой прилетит. А он все едет и кричит:
— Ловите, ловите царскую ворону!
И она весь город проскакала до конца. Шут Балакирь и говорит:
— Вот видите, Петр Алексеич, что моя ворона поймала?
Государь и говорит ему:
— Верно, шут Балакирь! Ну не жалко этого города отдать тебе за твою мудрость. Ну, дак оставайся же в этом городе. Город твой. Будем ездить друг к другу. Что случится — так и я к тебе подъеду.
Шут Балакирь и остался в этом городе проживать.
71. Старухи наши разговариваютВот шут Балакирь прожил несколько время в своем городе, приезжает в гости к Петру Алексеичу. Приехал он, и гостят они. Царица и сказывает:
— Что ж ты один приехал? Почему ты своей жены не привез сюда в гости?
Он и говорит:
— Знаете, государыня, я бы привез свою жену к вам, да она очень глухая, так что ей надо кричать да кричать.
Государыня сказывает:
— Так если глухая, так что ж такое? Я покрепче буду кричать.
— Ну, я в следующий раз привезу ее, дня через два.
Шут Балакирь приезжает домой и говорит жене своей:
— Знаешь ты что? Царица хочет, чтоб ты приехала к ей в гости со мной. Да она очень глухая, царица, ей надо кричать да кричать.
Тая отвечает:
— Дак что ж, — я покрепчей покричу.
— Ну, так поедем.
Шут Балакирь приезжает со своей женой и ведет ее к царице и говорит:
— Вот, государыня, и жена моя! Так вы покалякайте с ей, а я пойду к государю.
Они стали калякать.
Царица громко кричит ей:
— Что ж ты раньше не приезжала?
А тая еще кричит, чтоб царица слухала. Даже по всем комнатам пошел гул. Петр Великий спрашивает:
— Что это, шут Балакирь, там крик такой?
А он отвечает ему:
— Это, наверно, Петр Алексеич, наши старухи разговаривают так.
— Да что они — тихо не могут говорить?
— А не знаю, Петр Алексеич.
— Так вот, сходи узнай, чего они там кричат.
И вот они пошли оба к своим старухам. Приходят, Петр Алексеич спрашивает:
— Чего вы так кричите?
Царица сказывает;
— Так поневоле надо говорить громко: шут Балакирь сказывал, что у его женка глухая.
А шута Балакиря женка отвечает:
— А мне сказал, что государыня глухая.
Они все засмеялись и стали тихо говорить…
Ну, и вот, сказка кончается, время к полночи подвигается, рассказчик спать захотел…
«Безумие одно оценяет столь дорого сии блестящие безделки (алмазы); а суетность, спутница безумия, возбуждает желание украшать себя оными; сие безумие и сия суетность столь далеко простираются, что ежели бы нашелся алмаз с ручной жернов, то, кажется мне, что, невзирая на его тяжесть, повесили бы и оный на шею».
И. И. Голиков. «Деяния Петра Великого» 72. Петр I и Василий КессарийскийПетр Первый много выпивал, много гулял и много работал. Он все-все сам делал и после каждой работы любил пойти поохотиться. Любил он русский народ, а солдат и странников особенно. К нему раз приходит странник, Василий Кессарийский. Это было дело в Петербурге. Пришел Василий Кессарийский к Петру Первому, он налил ему чару вина и сказал:
— Василий Кессарийский, за ваше здоровье.
— За ваше счастье.
Василий выплеснул чару за окно. Петр налил другую.
Он также поздравил царя и выплеснул за окно. Петру это не понравилось. Он говорит:
— Василий, я тебе наливаю, чтоб ты выпил, зачем ты выплескиваешь?
А Василий отвечает:
— Ваше сиятельство, Москве жарко, город надо залить, вот видите, я выплеснул две чарочки, все и потухло.
Петр налил третью чару, он его поздравил и выпил. Поговорили кой о чем, закусили, и Василий ушел.
Петр I взял гусиное перо и книгу, в которой он все отмечал и записывал, правда или нет, что Москва горела такого-то числа, и послал гонца узнать. Когда гонец в Москву приехал и доложил, что приехал от царя узнать, горела ли Москва, ему сказали: горела очень жарко, дружина работала очень хорошо, и потухло сразу. Когда возвратился гонец и доложил, что правда горела Москва, Петр взял гусиное перо и записывал все это в свой дневник. И еще пуще полюбил Василия.
Приходит раз Василий, а жена Петра говорит:
— Покажи Василию мою брошку (а она золотая, большая, с бриллиантами) — пусть он оценит.
Они как раз в ту пору обедали. Петр взял брошку, подозвал Василия:
— Василий, оцени Катину брошку, сколько она приблизительно стоит.
Василий поглядел брошку, взял хлеба с полфунта:
— Вот этот кусочек хлеба стоит, а то и вряд.
Екатерина приподнялась из-за стола и ушла. Она обиделась, что она царица и носит такие дешевые брошки. А Петр сказал Василию и моргнул на жену:
— Неправильно ты оценил.
А Василий говорит:
— Нет, правильно, Петр Алексеевич, я вот живу девятый десяток без золота, а если не дать вам три дня хлеба, и вы эту брошку за него отдадите. Вы люди зажиточные, ничему не верите, а мы люди бедные, всему верим, ведь может так случиться. Вот, например, вы богатый царь и можете обеднеть, ничего не иметь и умереть без куска хлеба.
73. Петр Первый и Фаддей Блаженный в церквиПетр I был у литургии в Петропавловской церкви. По окончании службы, выходя из храма, Петр заметил стоящего у порога старца Фаддея и обратился к нему с такими словами:
— Здравствуй, Фаддей! Как много сегодня народу в церкви!
Народ густой толпой валил из церкви за царем.
— Народу! Нет, царь! Мало сегодня народу.
— Как мало?
— Да всего полтора человека было. Я был, да ты, царь, до пол-обедни, а потом и твои мысли по Сионским горам ходили.
Царь ничего не возразил на слова Фаддея, но только признал его за истинного проницателя.
74. Предсказание кончины Петра ПервогоВ последний раз Петр Первый имел разъезд на заводы. Уезжает и говорит на прощанье:
— Прощай, Фаддей, в молитвах поминай и на путь благослови.
Фаддей отвечал:
— Господь Бог благословит вхождение и исхождение твое отныне и до века.
Сам плачет и слезы ронит:
— Не бывать, — скаже, — не бывать, надежа-государь, не бывать в живых.
Царь заметил последнее слово и велел арестовать юродивого.
На другой год, как пришла к нему смертная немощь, он вспомнил о блаженном Фаддее. Послал гонца на Петровские заводы, приказал освободить от ареста и производить ему до смерти пенсион.
На иной год умер и сам блаженный Фаддей.
VI раздел
Вот такое ремесло…
«За признание — прощение, за утайку нет помилования. Лучше грех явный, нежели тайный».
«Неблагодарный есть человек без совести, ему верить не должно. Лучше явный враг, нежели подлый льстец, и лицемер; такой безобразит человечество».
Рассказы Нартова о Петре Великом«Когда государь повинуется закону, то да не дерзнет никто противиться оному».
Я. Штелин. «Подлинные анекдоты о Петре Великом»«Знаю я, что меня называют жестоким и мучителем, однако, по счастию, те только чужестранцы, кои ничего не знают об обстоятельствах, в коих я сначала многие годы находился, и сколь многие из моих подданных препятствовали мне ужаснейшим образом в наилучших моих намерениях для отечества, и принудили меня поступить с ними со всякою строгостью, но не жестоко, а менее еще мучительски».
И. И. Голиков. «Деяния Петра Великого» 75. Петр наказывает ябедниковКолико юриспруденция в государстве нужна, тому не требуется доказательств. Но «юриспрудент без знания совершенного наук касательно до сей части есть невежа в науках, а мудрец в ябедах», — говорит славный Ришелье. Таковых-то ябедников великий государь ненавидя, издал закон: кто на правого бьет челом и то сыщется, то поступить с челобитчиком так, как следовало бы с ответчиком, ежели бы оказался он виновным. Бессовестнейшие же из ябедников еще строжайше чего были наказываемы от него.
Один московский купец бил челом на соседа, что корова его, ворвавшись к нему в огород, поела его капусту и причинила ему убытку на 300 рублей. И просит убыток сей взыскать с него. Так как его высочество в сие время находился в Москве, то и не сокрылась от него таковая ябеда. Он приказал суду свидетельствовать в огороде его, сколько поедено капусты и причинено ему убытку. И поскольку не могло уже быть пристрастное свидетельство, то найдено, что капусты поедено (в чем и весь убыток тот состоял) не больше как рубля на три. Донесено о сем государю, и монарх повелел с бессовестного сего просителя взыскать триста рублей и отдать оные ответчику, соседу его.
