Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока
Наследник лег на ложе, он приготовился ко сну, не желая более слушать наставника. Тогда Цюй У сказал принцу:
— Подданный, как видно, не угодил принцу. Но он знаком с Тянь Гуаном, он человек глубокого ума и полон замыслов. Хотел бы я привести его к вам.
На что наследник ответил:
— Согласен.
Когда Тянь Гуан пришел к наследнику, тот стоял подле ступеней трона. Дань вышел встретить гостя. Приветствуя Гуана, он совершил двойной поклон. После того как оба уселись, Дань обратился к нему со следующей речью:
— Вижу, что наставник не счел царство Янь землей варваров, а Даня — недостойным потомком своих предков, когда Дань послал за ним, прося снизойти до нашего захолустья. Впрочем, ведь это и правда, ибо царство Янь расположено в глуши, на северных границах, так что вполне можно сравнить его с краем южных дикарей.[530] Учитель не почел за стыд приехать, и вот Дань готов прислуживать ему и стоять подле него справа или слева. Гляжу на ваш нефритовый лик, — добавил он, — и мнится мне, то явился к нам дух-предок, дабы защитить царство Янь. Прошу вас снизойти до нас и претерпеть нашу скудость.
Тянь Гуан ответил ему таким словом:
— С тех пор, как волосы связал пучком[531] и утвердился плотью, и по сей день я, как ваш ученик, с завистью взирал на высокие поступки принца и славил его доброе имя. Каким наставлением ныне вы удостоите меня?
Тогда Дань опустился на колени и пополз к Тянь Гуану. Слезы ручьями текли по его лицу. Он сказал:
— Прежде Дань был заложником у Цинь, и циньский князь при встрече с ним не оказывал ему должного почтения. День и ночь сердце Даня жжет мысль о мести. Если считать подданных, то в Цинь их больше, если мерить силу, то Янь слабее. Хотел бы я сказать: заключим союз и призовем соседей, да не могу, мешает месть, терзающая сердце. Из-за нее, вкушая пищу, не замечаю, где сижу, из-за нее верчусь на циновке ночами. Пусть даже Янь и Цинь погибнут однажды вместе, но и тогда мой холодный пепел вспыхнет огнем, а белые кости оживут! Надеюсь, учитель предложит мне план действий.
Тянь Гуан испросил отсрочки, сказав:
— Дело это государственной важности, прошу дать мне время подумать.
Князь велел поселить наставника в верхних покоях. Он сам трижды на дню подносил ему еду и то и дело справлялся о здоровье.
Прошло три месяца. Наследник был удивлен тем, что учитель хранит молчание. Он решил сам обратиться к Гуану. Удалив слуг, он сказал ему:
— Учитель пришел ко мне и тем самым явил свое сострадание. Я надеялся, что он одарит меня удачным планом. Но вот уже три месяца, как я нахожусь возле вас, весь обратясь в слух. Так неужто у господина наставника не возник никакой замысел?
Тянь Гуан ответил:
— Если бы вы и не напомнили мне, все равно — время приспело, и я готов высказаться. Ваш подданный слыхал, что быстроногий скакун, когда он молод, легко покроет и тысячу ли, а одряхлев, и малого пути не пройдет. Когда наследник прознал обо мне, я уже состарился. Предложи я ему некий удачный замысел, в одиночку он его все равно не исполнит. Хотел я набраться сил и сам взяться за дело и не могу. Я наблюдал тайком за вашими гостями. Среди них нет человека, способного на дело. Вот Ся Фу, у него кровь храбреца, но в гневе лик его красен. Или Сун И, у него жилы храбреца, но в гневе он ликом темен. Далее, возьмем У Яна, у него кости храбреца, но в гневе он ликом бел. Про одного лишь Цзин Кэ Гуан скажет: вот муж, обладающий духом храбреца, ибо лик его в гневе невозмутим. Познанья Цзин Кэ обширны, память верна, телом он могуч, костью крепок; не стесняя себя соблюденьем приличия в малом, он жаждет отличиться в большом. Еще в бытность свою в царстве Вэй он спас жизнь не одному десятку великих мужей. Остальные ваши гости заурядны, их нечего и называть, вот и выходит, что дело, задуманное наследником, без Цзин Кэ не совершить.
Наследник опустился на циновку, отдал наставнику двойной поклон и сказал;
— Уверен, что если последовать вашему мудрому совету и завязать дружбу с Цзин Кэ, жертвоприношения духам земли и неба в царстве Янь не прервутся вовеки. И это будет только ваша заслуга, наставник.
Тянь Гуан тотчас собрался в обратный путь. Наследник самолично провожал его, а при прощании, взяв руку Гуана в свою, сказал так:
— Это государственное дело. Прошу вас не разглашать тайну.
На что Гуан улыбнулся и ответил:
— Хорошо.
По возвращении Гуан сразу же повидал Цзин Кэ. Он сказал ему:
— Гуан, который не рассчитывает более на себя и отныне не достоин своих предков, рассказал о вас наследнику. Наследник царства Янь — муж редкостной добродетели. Он сердцем склоняется к вам, и я хотел бы, чтобы вы доверились ему.
Цзин Кэ ответил:
— Устремления мои вот каковы: для того, кто мне по душе, и бренного тела не пощажу, а для того, с кем мыслю розно, и волоска не выдерну. Ныне вы удостоили меня просьбой стать другом наследника. Почтительнейше принимаю предложение.
Услыхав о его согласии, Тянь Гуан сказал далее:
— Говорят, что истинный муж не вызывает в других сомнений. Но Гуану стыдно жить под подозрением. — И тут, оборотясь к Цзин Кэ лицом, он заглотил язык и умер. Цзин Кэ тотчас отправился в царство Янь.
Когда Цзин Кэ прибыл в Янь, его с почетом усадили в колесницу, правил которой принц.
Принц предложил ему почетное место слева от себя, и Кэ, взявшись за веревочные поручни колесницы, поднялся в экипаж, не соблюдая дальнейшего чина.
Цзин Кэ спокойно сидел в зале, пока все рассаживались по своим местам. Затем он заговорил, и речь его была такова:
— Тянь Гуан превозносил мне человеколюбие в добросердечие наследника, он говорил также, что Дань наделен редкими в мире добродетелями, что высокие деяния его угодны Небу. Поистине слухом о вашей славе полнится земля. Потому Кэ покинул столицу Ван и, взглянув на яньскую дорогу, не испугался опасности пути, не почел дальность за трудность. Сегодня наследник радушно приветствовал меня, как встречают, по обычаю, старого друга, притом он оказал мне почести, какие воздают по обряду впервые прибывшему гостю. Я принял это как должное, не чинясь, ибо достойный муж полагается на тех, кто разделяет его устремления.
Наследник осведомился у него:
— Не поразил ли какой недуг учителя Тяня?
Цзин Кэ ответил:
— Пред тем как послать Цзин Кэ в Янь, он сказал, что вы просили его не разглашать государеву тайну, выказав тем свое недоверие, а это позор для достойного мужа. Потому в моем присутствии он, заглотив язык, умер.
Наследник был испуган, он посерел в лице, а затем, всхлипывая и рыдая, залился слезами:
— Так ведь Дань хотел только предостеречь учителя. Разве мог он усомниться в нем? А ныне, когда наставник покончил с собой, Даню остается одно — самому покинуть сей мир.
Наследник долго потом пребывал в беспамятстве, был сумрачен и темен.
Однажды наследник устроил пир, на который пригласил и Цзин Кэ. Когда все изрядно охмелели, Дань поднялся, чтобы самолично поднести ему чашу. Тогда храбрейший муж по имени Ся Фу выступил вперед и обратился к Цзин Кэ с таким словом:
— Известно, что с тем, кто не обрел доброй славы на родине, нечего толковать о высоких деяниях, равно как, не зная об умении коня мчать колесницу, нельзя судить, хорош он или же плох. Вот я и спрашиваю: какую службу может исполнять у нашего принца Цзин Кэ, ныне издалека прибывший к нам? — Так Ся Фу хотел исподтишка задеть Цзин Кэ.
Тот ответил:
— Мужа редкостных в мире достоинств не всегда годится равнять с жителями его родной деревни. Коня, по всем статьям равного тысячеверстому скакуну, не следует впрягать в колесницу. Так, в древности Люй-ван,[532] покуда резал скот и удил рыбу, был презреннейшим человеком в Поднебесной. Лишь повстречав Вэнь-вана, он сделался наставником в царстве Чжоу. Жеребец быстроногий, когда возит соль, — бездарнейшая кляча. Но заметь его конюший Бо Лэ, и он обернется тысячеверстым скакуном. Вряд ли это справедливо — судить о доблести мужа по славе, какую стяжал он у себя в деревне, столь же неверно судить о достоинствах коня по тому, возил ли он прежде колесницу.
Тогда Ся Фу опять спросил гостя, как тот намеревается служить принцу. И Цзин Кэ поведал им о своих упованиях. Он сказал:
— Хочу, чтобы царство Янь пошло по стопам князя Чжао Гуна,[533] хочу, чтобы усластились плоды дикой яблони, под сенью которой каждый некогда совершенствовался в добронравии. Заветное мое желание, чтобы вместе с тремя князьями древности[534] называли и четвертого мудрого князя, чтобы шестой властитель прибавился к прославленным пяти.[535] Как вы находите мои помыслы? — спросил он присутствующих.
И все стали восхвалять таланты Цзин Кэ. И пока не кончился пир, никто не смел его задеть. Наследник же был счастлив, радуясь, что теперь, когда ему служит такой человек, как Цзин Кэ, ему более не посмеет наносить обиды царство Цинь.
