Хинрик Ринк - Мифы и легенды эскимосов
Примечание. На Лабрадоре героя этой сказки зовут Кауйакюк, а в разных гренландских вариантах – Каусаксюк, Кассаксюк, Каусасюк и Кауксаксюк. В нескольких местах Гренландии местные жители с гордостью укажут вам на развалины его дома. Примечательные руины на мысе Нугсуак, весьма сомнительного происхождения, считаются остатками его медвежьей западни. В одной из записей рассказчик, намекая на любовь европейцев ко всяким диковинкам, замечает: «Непонятно, почему господа (а то и сам король), которые так любят собирать всякие редкости, если они действительно верят в истинность этой истории, не прикажут привезти себе на корабле один из камней этой ловушки – если, конечно, получится».
2. Прозревший слепец
(Текст этой сказки составлен из восьми вариантов, из которых два получены с Лабрадора, а остальные из различных частей Гренландии. Три из этих вариантов были записаны до 1828 г. Как и предыдущая, эта сказка, по-видимому, не имеет исторических корней, а несет в себе только моральный и мифологический смысл.)
У одной вдовы были сын и дочь. Когда сын вырос, он стал помогать во всем и начал также охотиться на тюленей. Однажды в начале зимы он добыл лахтака[7]. Когда он принес добычу в дом, мать хотела сделать из шкуры лахтака одеяло на лавку, но он не позволил и сделал из нее охотничьи ремни[8]. Мать рассердилась; обрабатывая шкуру и соскребая с нее волосы, она заколдовала ее. Она говорила шкуре так: «Когда он будет резать тебя на ремни, когда он разрежет тебя, ты отскочишь и ударишь его по лицу» – и радовалась при мысли о том, что ремень ударит сына. Когда она закончила, он вырезал первый ремень, натянул и с силой растянул его. Но мать, когда скребла шкуру раковиной, в одном месте немного повредила ее; ремень порвался и, ударив сына по обоим глазам, ослепил его.
Впереди была зима; оставшись без главного источника пищи, они вынуждены были питаться одними мидиями. Слепой юноша теперь все время сидел на лавке, так как не мог больше выходить на охоту. Так прошла первая половина зимы. Затем появился огромный медведь. Сначала он выел кожаное окно[9] в доме, а затем просунул голову прямо в комнату. Мать и сестра в ужасе убежали и забились на лежанке в самый дальний уголок; но слепец сказал сестре: «Пожалуйста, принеси мой лук». Когда она принесла лук, он натянул его и попросил сестру прицелиться за него. Она направила стрелу на зверя и подала брату сигнал; он выстрелил, и стрела повалила медведя. Мать сказала: «Ты попал в окно, а не в зверя», но сестра шепнула ему: «Ты убил медведя». Теперь еды должно было хватить надолго; но мать совсем не давала сыну вареной медвежатины. Она продолжала кормить его одними ракушками и не давала даже попробовать собственной добычи; наоборот, она хотела уморить его голодом и скрывала, что у нее есть мясо. Однако, когда матери не было дома, сестра кормила его, и он спешил проглотить свою порцию побыстрее, пока мать не вернулась.
Так прошла большая часть зимы. Наконец дни стали длиннее, и однажды весной сестра сказала: «Помнишь то прекрасное время, когда у тебя еще было зрение и ты мог ходить на охоту; помнишь, как мы любили бродить повсюду?» Брат ответил: «Конечно; давай снова пойдем бродить. Я могу держаться за тебя». И на следующее утро, на рассвете, они вышли из дома вместе; он держался за ее одежду. Целыми днями теперь брат и сестра бродили вокруг, пока девушка собирала ветви кустарников на дрова. Однажды они пришли на большую равнину у озера, и брат сказал: «Пожалуй, я полежу немного, пока ты наберешь еще дров». Сестра ушла и оставила его. Отдыхая так, он услышал, как над ним пролетают дикие гуси; когда они летели прямо над его головой, он услышал, как один из гусей крикнул остальным: «Посмотрите на бедного юношу там внизу; он слеп; хотел бы я помочь ему прозреть». Когда птицы подлетели ближе, юноша не пошевелился; он продолжал неподвижно лежать на спине лицом кверху. В этот момент он почувствовал, как на его глаза упало что-то теплое. Это один из диких гусей уронил ему на глаза свой помет. Юноша услышал голос: «Не открывай глаз, пока шум наших крыльев не стихнет вдали, тогда можешь попробовать открыть их». И снова он лежал неподвижно, а дикий гусь, водя крыльями по его лицу, повторял: «Смотри не открывай глаз». Звук крыльев начал стихать вдали, и юноша начал видеть свет сквозь веки; но только когда шум окончательно затих, он широко открыл глаза и понял, что зрение вернулось к нему. Тогда он громко воскликнул: «Наягта!» (так он звал свою сестру). Но она вернулась только к вечеру. Видно было, как она, унылая и подавленная, бредет по тундре, спрятав подбородок в меховой воротник, и одна рука ее проглядывает через дырку рваного рукава. Увидев сестру, юноша снова крикнул: «Наягта, теперь ты не будешь нуждаться ни в еде, ни в чем другом; я дам тебе новую одежду, ведь я снова вижу». Но она только отмахнулась и не поверила ему, пока не заглянула в его широко раскрытые глаза и не увидела, какие они снова стали живые и здоровые. Молодые люди договорились не рассказывать матери, что произошло. Они спустились с холмов и направились к дому. Подходя, юноша увидел свою медвежью шкуру, разложенную для просушки; перед входом лежала груда медвежьих костей, а входя в главную комнату, он заметил медвежьи лапы. Он крепко закрыл глаза, занял свое обычное место на лавке и сделал вид, что крепко спал. Будто бы неожиданно проснувшись, он сказал: «Во сне я видел медвежью шкуру, растянутую позади дома», но старуха ответила только: «Должно быть, ты много думал о человеке, который когда-то обидел тебя». Сын снова сделал вид, что спит, а проснувшись, сказал: «Кажется, я видел еще много медвежьих костей у входа». Старуха повторила свой прежний ответ; но в третий раз, когда сын, вроде бы проснувшись, сказал: «Во сне я видел здесь, под лавкой, две медвежьи лапы», а старуха снова повторила то же самое, он вдруг открыл глаза и сказал: «Мать, я имел в виду вот эти лапы». Тогда она поняла, что к нему вернулось зрение, и воскликнула: «Съешь их, съешь их, пожалуйста!» После этого он стал жить как прежде и вновь начал охотиться на тюленей; но через некоторое время у него возникла мысль отомстить своей отвратительной старухе матери. Скоро должен был наступить сезон, когда у окованного льдом берега начинают появляться белухи; охотился он на них следующим образом: выходил на лед с сестрой и, обвязав охотничий ремень вокруг ее пояса, бросал гарпун, прикрепленный к ремню, в дельфина. Таким образом, сестра служила ему вместо охотничьего пузыря. После этого они вместе принимались тянуть, пока не вытаскивали зверя на лед, где потом и убивали его.
Однажды, вернувшись домой, юноша спросил сестру: «Любишь ли ты нашу старую мать?» Она не ответила; но когда он повторил вопрос, сказала лишь: «Я больше привязана к тебе, чем к ней; ты единственный, кого я действительно люблю». – «Ну тогда завтра она будет служить нам вместо пузыря. Я отплачу ей за то, что она ослепила меня». Они сговорились; вернувшись в дом, где мать была занята починкой башмаков, он сказал ей: «Ужас, как мы устали сегодня, пока вытаскивали добычу! Пусть завтра сестра моя отдохнет; а пока ты могла бы послужить мне вместо охотничьего пузыря. Ты ведь, наверное, сможешь устоять, когда белуха потянет ремень». Мать согласилась, и на следующее утро все они спустились к открытому морю. Но когда появились белухи и он собирался уже загарпунить одну, она сказала: «Выбери одну из самых маленьких, а не крупную» – и, заметив, что к берегу подплывает несколько очень мелких белух, воскликнула: «Смотри, попытайся взять одну из этих!», но он ответил: «Они тоже слишком крупные». В это мгновение, однако, на поверхность поднялась одна из самых крупных белух; он загарпунил ее и одновременно выпустил из рук ремень; а когда белуха подтащила мать к самой воде, воскликнул: «Помнишь ли время, когда ты ослепила меня?» Она изо всех сил старалась удержаться, но он подтолкнул ее ближе к воде и сказал: «Эта белуха поможет мне отомстить». Оказавшись у воды на самом краю, она воскликнула: «Мой улло! (женский нож)! Это же я нянчила тебя!» С этими словами она упала в воду и вскоре скрылась под ней. Но она все же появилась еще раз на поверхности, крича: «Улло, мой улло! Я нянчила тебя!», но после этого исчезла навсегда. Говорят, позже она превратилась в рыбу, а ее распущенные волосы обернулись длинным твердым зубом; от нее-то, говорят, и произошли нарвалы. Белухи уплыли, а брат с сестрой вернулись в дом и принялись сокрушаться о том, что лишились матери; совесть мучила их – ведь она нянчила их и заботилась о них в детстве. Теперь они пришли в ужас от своего поступка и не смели оставаться в своем маленьком доме. Они бежали на восток, далеко на большой материк, и бродили там далеко от моря. Поначалу юноша совсем не хотел убивать птиц, жалея их, так как именно птицы вернули ему зрение. В конце концов, однако, он убил лебедя, потому что сестра захотела его, и говорят, что это была единственная птица, которую он добыл за оставшуюся жизнь. Они выстроили себе дом в глубине суши; дожили до глубокой старости и никогда не имели друзей. Наконец они захотели показаться людям, и он решил направиться к какому-нибудь месту, где был ангакок (языческий священник). Через некоторое время он нашел таких людей и решил дождаться времени, когда ангакок будет заклинать духов. Тогда он направился к дому; но стоило ему приблизиться, как ангакок начал жаловаться, а затем воскликнул: «Я выпущу на тебя духа; большой огонь уже совсем рядом!» (т. е. ингнерсуак – сверхъестественное существо, обыкновенно приобретающее вид огня или яркого света). Тогда юноша, стоящий снаружи, спросил: «Неужели ты не знаешь меня? Слышал ли ты о человеке, который использовал свою мать вместо охотничьего пузыря?» – и, когда никто не ответил ему, повторил свой вопрос. Тогда отозвалась одна старуха: «Помню, я слышала в детстве, что много-много лет назад жили брат и сестра, которые привязали свою бедную мать, как пузырь, к белухе». Тогда пришедший сказал: «Я и есть тот самый юноша. Я пришел повиниться: выйдите и посмотрите, на кого я похож». Ангакок вышел вместе со своими людьми, и они увидели этого человека. Он стоял выпрямившись возле лодки в ярком лунном свете. Волосы на его голове были белоснежными, как если бы он покрыл голову капюшоном из белых заячьих шкурок; но лицо его было черно, а одежда сшита из шкур северных оленей. Он рассказал, что сестра его не может уже двигаться от старости, что хижина их стоит далеко от берега в глубине тундры и что вместе с ними в доме живут ужасные существа с головами подобными тюленьим. В конце он добавил: «Теперь я больше не буду показываться человеческим существам; я повинился перед теми, перед кем хотел». Сказав так, он повернулся и ушел, и больше его никогда не видели.
