Юрий Светланов - Скандинавские сказания о богах и героях
И в самом деле, семья скандинавских богов в составе Одина и его сыновей и внуков представляет типичный род, один из таких же родов, какие существовали у скандинавов в эпоху родового строя. Да и весь быт Асов, их взаимоотношения, язык, характер, одежда, оружие и жилища — все это только старательно приукрашенная копия того, что жители Исландии или Норвегии видели на земле, с чем они сталкивались в повседневной жизни. В. М. Жирмунский прав и в своем последнем утверждении. Над богами и день и ночь, как дамоклов меч, висит зловещее предсказание норн о неизбежном конце мира. Асы знают, что рано или поздно они должны погибнуть за совершенные ими проступки.
Мрачный, но полный глубокой поэзии сюжет легенды о «Сумерках богов», когда-то вдохновивший немецкого композитора Р. Вагнера на создание его знаменитой оперы, к сожалению, побудил многих историков и литературоведов выдвинуть трагизм и безысходность как какую-то роковую линию судьбы всех германских народов. Исходя из этого, они усматривали заключительную часть пророчества Валы о возрождении нового мира как наносную, чуждую всему духу скандинавского эпоса, возникшую значительно позже всех остальных мифов, под влиянием христианства.
Мы не склонны разделять их точку зрения. Идею обновления мира путем его очищения и гибели всего старого можно найти у многих народов, не имевших с христианством ничего общего. Не были исключением из общего правила и скандинавы, которые также мечтали о грядущем более светлом и справедливом обществе, обществе без зла и насилия человека над человеком.
Помимо богов, в скандинавском эпосе есть и другие мифологические существа: валькирии, светлые и черные эльфы, великаны. О первых с достаточной полнотой сказано в тексте книги. Вторые завоевали себе колоссальную популярность, особенно в детской литературе. Что же касается великанов, то их образы не нуждаются в детальном разборе, кроме разве короля волшебной страны Утгард — Утгардалоки.
Как попала эта таинственная, чисто сказочная фигура, чем-то напоминающая джиннов и волшебников восточных легенд, в северный эпос, неизвестно. Утгардалоки не появляется ни в одном из других скандинавских сказаний, но «Путешествие Тора в страну Утгард» проникнуто столь глубоким смыслом, что является, пожалуй, наиболее ярким примером народной мудрости.
Героический эпос Скандинавии не так своеобразен и самобытен, как мифологический. Многие его сюжеты, очевидно, проникли в Норвегию из Германии, хотя впоследствии получили на своей новой родине чисто скандинавское звучание. «Сказание о Вольсунгах» [17] напоминает известную «Песнь о Нибелунгах», а скандинавский Сигурд и немецкий Зигфрид почти идентичны. Однако исландско-норвежская трактовка этой легенды существенно отличается от германской хотя бы уже тем, что ее герои живут, думают, чувствуют, разговаривают не как немцы, а как типичные скандинавы. Есть в «Сказании о Вольсунгах» и не встречающиеся в «Нибелунгах» викинги, а вместе с ними и их нравы и обычаи, что дает нам возможность на основе этой легенды восстановить довольно ясную картину эпохи саг.
В героических сказаниях значительно четче, чем в мифологических, проступают отдельные штрихи скандинавского общества и, в частности, остатки матриархата, сказывающегося в повышенном значении роли женщины в семье. Так братья всегда оказываются ближе и дороже мужа, а дядя со стороны матери пользуется большим уважением, чем отец. Огромное значение в жизни скандинава имеет данное им слово или клятва. Нарушение обещания всегда влечет за собой трагические последствия [18]. Малейшее подозрение в трусости или малодушии подчас толкает героя на явную гибель. В то же время убийство в порыве злобы, из-за мести или корысти почти не наказывается. Основоположник рода Вольсунгов, Сиги, убив человека только за то, что тот оказался лучшим охотником, чем он, изгоняется из страны, но его отец. Один, сейчас же приходит ему на помощь и осыпает своими благодеяниями. Гуннар и Хогни считают себя виновными в смерти Сигурда лишь потому, что дали ему клятву верности, да и гибнут они не столько из-за того, что нарушили долг дружбы, сколько по причине перенятого ими на себя вместе с кольцом гнома Андвари проклятия. История с этим кольцом, появившаяся на свет задолго до прихода в Германию и Скандинавию христианства, еще раз подтверждает тот факт, что взгляд на корысть как на причину всех человеческих несчастий возник в народе в глубокой древности, а не под влиянием новейших религиозных учений.
Очень любопытно «Сказание о кузнеце Велунде». Это одна из наиболее древних легенд, быть может не менее древняя, чем «Волюспа» [19]. Она встречается и у англосаксов, и во многих областях Германии, и у скандинавов. Есть предположение, до какой-то степени оправданное, что Велунд одно из многочисленных прежних имен Тора [20] и что лишь впоследствии, когда тот из бога-кузнеца превратился в бога грома, его вторая половина выделилась в самостоятельный образ.
В угоду придворной знати средневековые поэты, скальды, пытались превратить Велунда в сына финского короля, точно так же как они установили связь между родом Вольсунгов и династией первых норвежских королей. Однако сохранившийся в Северной Германии старинный вариант легенды прямо указывает на крестьянское происхождение замечательного кузнеца. Это подтверждается и тем, что Велунд при дворе шведского короля Нидгода все время находится на положении человека низшего звания.
Указанные нами отдельные пробелы и противоречия, встречающиеся в легендах Скандинавии, следует целиком отнести за счет эпохи, в которую производилась первая запись этих легенд.
К концу Х столетия нашей эры христианство стало госяодствующей религией во всех странах европейского континента. Добралось оно и до последнего оплота язычества — Скандинавии. Нетерпимая ко всему, что хотя бы в какой-то степени противоречило ее догмам, католическая церковь полсеместно безжалостно стирала с лица земли даже малейшее упоминание о прежних религиях и верованиях народов. Наряду с этим уничтожались и многочисленные памятники старины, лучшие образцы эпического народного творчества. На кострах, сложенных духовенством, сгорели почти все рукописи, относящиеся к мифологии германских племен. Такая же участь постигла в Дании, Швеции и Норвегии мифологию народов Скандинавии.
Был, однако, неподалеку от Европы уголок, куда церковь хотя и проникла, но где она в течение нескольких столетий была вынуждена мирно уживаться бок о бок с язычеством, где священнослужители не сжигали ни грешников, ни их книги, где, таким образом, сохранялась какая-то относительная свобода совести. Этим светлым в мрачные времена средневековья уголком была Исландия.
Когда около 870 года первые переселенцы из Норвегии высадились на этом пустынном скалистом острове, они нашли на нем нескольких монахов, ирландцев по происхождению, прибывших сюда спасаться от мирской суеты и соблазна. Норвежцы были еще язычниками, ирландцы уже приняли христианскую веру. Но язычники всегда относились более или менее терпимо ко всем религиям. Христиане же были слишком малочисленны, чтобы силой навязать свою веру воинственным богатырям-скандинавам. Между обеими партиями установился своеобразный статут терпимости, который продолжал существовать и тогда, когда в 1000 году христианская религия была официально признана на всей территории Исландии. Прежние языческие жрецы [21] приняли сан священников и только. Что же касается простого населения, то тут еще долгое время каждый верил во что хотел, не подвергаясь за это преследованию. В то время как в Европе все, что не соответствовало церковным канонам, объявлялось ересью и сжигалось, в Исландии создавались чудесные саги, донесшие до нас во всей своей первоначальной чистоте и свежести оригинальный язык, быт и нравы древней Скандинавии.
Именно здесь в 1222 или в 1223 году знаменитый исландский историк, поэт и политический деятель Снорри Стурлусон [22] и написал свою знаменитую «Эдду» — трактат о поэтике скальдов, без которого было бы невозможным создание настоящей книги.
В первой части «Эдды», построенной в форме диалога между мифическим шведским королем Гюльфи и старейшим из богов Одином, давался краткий прозаический пересказ всей скандинавской мифологии [23]. Вторая часть «Эдды» содержала объяснения важнейших образных выражений [24], принятых в поэзии скальдов [25]. И, наконец, третья ее часть передавала метрику, то есть описание размеров и строф, употребляемых дружинными поэтами и певцами — скальдами.
В 1643 году исландским епископом Бриниольфом Свейнсоном была открыта еще одна рукопись, относящаяся тоже к XIII веку и содержащая сборник текстов мифологических и героических песен скандинавских народов. По аналогии с «Эддой» Снорри этот сборник также окрестили «Эддой», но только «Старшей» или «Семундовой», так как долгое время его составление ошибочно приписывали известному исландскому монаху и ученому Семунду Мудрому [26]. [27]
