Александр Афанасьев - Народные русские легенды А. Н. Афанасьева
История народной легенды находится в необходимой связи с легендой литературной. Средние века были классическим временем легенды, в течение их она получила свое полное развитие. В свежих народах Европы христианство нашло сильный отзыв; личности и события священной истории заняли место языческой мифологии, хотя наивная бессознательность тогдашних людей нередко мешала язычество с христианским и даже повторяла ту же языческую старину под новыми формами. Особенная плодовитость легенды относится именно к тому времени, когда новое учение начало совершенно господствовать над умами и событие, в котором всего ярче вышло наружу религиозное увлечение, подействовало в то же время всей силой на распространение легенды. Крестовые походы были чрезвычайно важным фактом в истории западноевропейской легенды. Еще гораздо раньше этого воинственного движения в Азию Палестина была целью множества благочестивых странствований; пилигримы со всей Европы отправлялись туда, пренебрегая трудностями опасного путешествия, и возвращаясь на родину, приносили целую массу рассказов о том, что они видели и слышали. Здесь переходили в Европу старые палестинские предания, отрывки византийских сказаний, поверья о чудесах дальних земель, но в особенности те истории, которые связаны были с предметом странствования: легенды подробно и разнообразно рассказывали о жизни Спасителя, о подвигах святых и мучеников. Подобное было и в древней России: странники ко святым местам упоминаются у нас уже в XI столетии, игумен Даниил видел в Иерусалиме и других русских богомольцев из Киева и из Новгорода; с другой стороны, и у нас упоминаются странники из Палестины, как например, в житии Феодосия, — странники, может быть, уходившие тогда от преследований, которые терпело христианское население Палестины. Мы имеем положительные исторические известия о том, что наши странники именно заносили с собой из путешествий то или другое сказанье, которое они или переводили с чужих языков, или же записывали сами на память. В наших былинах сохранилось очень любопытное описание пилигримских путешествий в одной песни Кирши Данилова, которая сама носит полный характер легенды. Вот как отправлялись в путь старинные «калики перехожие»:
А из пыстыни было Ефимьевы,
Из монастыря из Боголюбова,
Начали калики наряжаться
Ко святому граду Иерусалиму,
Сорок калик их со каликою,
Становились во единой круг,
Они думали думушку единую,
А едину думушку крепкую,
Выбирали большаго атамана.
Молода Касьяна сына Михайловича.
А и молодой Касьян сын Михайлович
Кладет он заповедь великую
На всех тех дородных молодцев:
«А идтить нам, братцы, дорога неближняя,
Идти будет ко городу Иерусалиму,
Святой святыне помолитися,
Господню гробу приложитися,
Во Ердань-реке искупатися,
Нетленной ризой утеретися;
Идти селами и деревнями,
Городами теми с пригородками, —
А в том-то ведь заповедь положена:
Кто украдет, или кто солжет…
Атаман про то дело проведает,
Едина оставить во чистом поле,
И вкопать по плеча во сыру землю».
И в том-то ведь заповедь подписана,
Белыя рученки изприложены…
Пошли калики во Иерусалим град.
И идут неделю уже споряду,
Идут уже время немалое,
Подходят уже они под Киев град,
Сверх тое реки Череги
На его потешных на островах,
У великаго князя Владимира.
А и вышли они из раменья,
Встречу им-то Владимир князь…
Завидели его калики тут перехожие,
Становилися во единой круг,
Клюки, посохи в землю потыкали
А и сумочки изповесили,
Скричат калики зычным голосом.
Дрогнет матушка сыра земля,
С дерев вершины попадали,
Под князем конь окорачился,
А богатыри с коней попадали…
Едва пробудится Владимир князь,
Рассмотрел удалых добрых молодцев,
Они-то ему поклонилися,
Великому князю Владимиру,
Прошают у него святую милостыню,
А и чем молодцам душу спасти.
Это были люди, через которых в особенности шла легенда. Наши нынешние пилигримы до сих пор собираются на богомолье толпами, артелями; они делят удачи и неудачи путешествия, в их кругу составляется и запоминается легенда и потом расходится с ними по целому краю. В песне Кирши Данилова артель богомольцев с атаманом становится уже похожа на казацкий круг богатырей, но можно думать, что основание целого рассказа и приведенного нами эпизода относится еще к глубокой старине. Калика перехожий есть лицо очень обыкновенное в нашей исторической былине, и одно это могло бы убедить в распространении русского паломничества, ежели бы мы не имели на это и положительных указаний, в которых также нет недостатка.
Сказания, разными путями пришедшие к нам, до такой степени обжились наконец в новой среде, что становились почти национальными произведениями, превращались из легенды в роман, как предание о Соломоне у немцев, и таким образом теряли даже свой первоначальный священный смысл. Литературная история «Римских Деяний», «Золотой легенды» и других подобных сборников представляет весьма занимательные факты в этом отношении. На западе легенда расходилась сначала на латинском языке, тогда общем языке церкви; в одно время с первыми попытками западных литератур легенда появилась и на народных языках, она излагалась в поэтической форме и перешла даже в народную поэзию и стала песней: на Рейне в XII столетии пелись сказания о святом Анно, в половине XIV века слепцы пели на улицах чудеса святого Николая.
Что касается до нашей старинной легенды, она также имела свои литературные источники в византийских книгах, которые уже давно начали у нас переводиться; много могла почерпать народная легенда и из собственно русских житий, огромное количество которых до сих пор остается мало разработанным; наконец, фантазия народа могла работать сама под влиянием утвердившихся религиозных и нравственных воззрений или по готовым прежним образцам. Последнее даже необходимо признать, потому что для иных народных легенд о Христе, апостолах и святых до сих пор не было найдено источников в древних письменных памятниках.
Условия появления легенды оказались, следовательно, в старой русской жизни так же, как это было в мире романском и немецком: было одно содержание христианских преданий и одно стремление преданий переработать их отчасти фантазией. Но развитие нашей и западной легенды было все-таки различно: последняя выросла до такого же законченного поэтического цикла, в какой сложились произведения мифического и рыцарского эпоса; легенда легко привилась к литературе и скоро стала в ней темой поэтических вариаций. Гервинус определяет ход ее образования такими чертами. В поэтических обработках, говорит он, история Христа, его семейства и учеников до святых позднейшей эпохи более и более сближала отдельные и рассеянные сюжеты, и они сами собой составили целый круг эпической, христианской саги. Обзор этого легендарного цикла чрезвычайно поучителен для понимания развития всех эпических средневековых сказаний, основанных на истории; потому что, если разобрать эту христианскую эпопею хронологически, по ее хронологическим основам и поэтическим обработкам, она развивается так же, как всякий другой светский эпос средних веков, переходя от действительного и исторического к выдуманному и чудесному, от простоты к разнообразию, от частного к общему; местность и лица давали поэзии такую же свободу, как в рыцарских поэмах. В Христе является средоточие, герой предания, в котором трудно было изменить внутренний смысл, к которому можно было только внешним образом прибавить новые предания. Когда этот основной предмет был истощен поэтами, тогда перешли к родственному содержанию Ветхого Завета. Это можно сравнить с соединением отдельных или родственных саг в рыцарском эпосе. Затем распространяли первоначальный источник далее по бедным намекам, которые он давал, и здесь с первым развитием саги вошло в нее апокрифическое. Об некоторых из 12-ти учеников были, правда, исторические предания, но ряд нужно было дополнить, и о ком молчала история, о том говорила фантазия. Точно так в рыцарском эпосе мы находим, что Роланд с Карлом и Гильдебранд с Дитрихом были соединены уже в первоначальном предании; но в большей части того, что говорится о 12-ти пэрах, скорее можно подозревать чистую выдумку, чем остаток исторического предания. Далее, в каждой личности Нового Завета прилагаемы были новые сказания, которые часто обнаруживают самую пустую выдумку и все-таки достигали огромной известности и, следовательно, популярности. В этом роде сочиняли истории об антихристе, о Пилате, об Иуде, о Марии: факты, имена, действия, которые им приписываются, постоянно обнаруживают подражание, заимствование, желание дополнить и прикрасить старые легенды. К этим древнейшим сюжетам присоединился, наконец, целый ряд легенд о святых и мучениках из римских и позднейших времен, но они остаются одинокими, как поздние рыцарские романы не имеют связи с древним эпическим циклом. Наконец, когда исчерпан был весь эпический материал, переходят к поучительной лирической обработке христианских преданий, как это было и в светской поэзии.
