С. Халеоле - Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи
Наиболее полный пример подобного перечисления — в песне о Куапакаа, в которой сын опозоренного отца сначала перечисляет своему господину названия ветров и дождей, известных во всех районах и на всех островах, а потом с помощью костей своей бабушки, которые он хранит в калебасе на дне каноэ (бабушка — гавайская богиня ветра), поднимает бурю и мстит за поруганную честь отца. Он поет:
Вот они все! Вот они все!!
Вот они все!!!
Суровый ветер из Кохалы,
Колючий ветер из Ка-ваи-хаэ.
Прекрасный туман из Ваи-меа,
Ветер, что играет кокосовыми листьями в Кекахе,
Нежный ветер из Кихоло,
Тихий ветер из Коны,
Духоподобный ветер из Кахалуу,
Ветер с запахом хала из Ка-ава-лоа,
Влажный ветер из Ка-пали-луа,
Вихревой ветер из Кау,
Недобрый ветер из Коолапы,
Пыльный ветер из Маалеху,
Дымный ветер из Килауэа.
Несомненно, это перечисление является утверждением власти над силами, которые герой называет по именам как наследник своей бабушки, получивший от нее знание магической формулы.
Так, мастер по рыболовным снастям, по одежде, по каноэ, по строительству домов (вожди особенно интересовались каноэ и домами) овладевает детальным перечнем реалий, полезным для сказителя, когда он участвует в споре или загадывает загадки. Классический пример гавайской песни — знаменитая морская песня, которую в легенде о Кане (здесь Кана, в отличие от Кане. — Л. В.) поет Ули, строя каноэ для военной экспедиции ее внуков против похитителя Хины, и которую, говорят, все еще поют во время заклинаний колдуны-кахуна, пользующиеся божественным покровительством Ули. Перечисление начинается так:
Вот двойное каноэ Кау-маи-элиэли,
Ке-ака-мило — балансир,
Халау-лоа — корпус,
Луу — подводная часть,
Аукуу-и-ка-лани — нос каноэ.
И перечисление продолжается во всех подробностях, вплоть до места каждого гребца, до его весла и его одежды. В этой песне нет заметной игры слов, и остается неясным, является ли она откликом на какое-то событие истории или демонстрацией вдохновенного мастерства в перечислении, служащего для подтверждения божественного дара[113].
Помимо интереса к ремеслам, общественная и экономическая жизнь требовала пристального внимания к жизни растений и животных, окружавших человека, к камням, годившимся для работы. Эндрюс насчитывает двадцать шесть видов съедобных водорослей, известных гавайцам. Сказители всегда держали наготове эти хорошо известные термины, иногда для живого сравнения, иногда для простого перечисления. Интересно, что в «Песне творения» игра слов включена в перечисление растений и животных в порядке их появления — сначала моллюски, потом водоросли и травы, потом рыбы и деревья, потом насекомые, птицы, рептилии:
Мано (акула) родилась, Моана родилась
в море, умеющая плавать,
Мау родился, Маумау родился
в море, умеющий плавать,
Нана родилась, Мана родилась
в море, умеющая плавать и т. д.
Наке и Маке, Напа и Нала, Пала и Кала, Пака (угорь) и Папа (краб) и еще 25–30 пар, причем теперь невозможно определить, кто они такие, если, конечно, они вообще не были порождением фантазии. Там же шестнадцать названий рыб стоят в паре с названиями лесных растений:
Пахау родился в море
Под охраной Лау-хау, выросшего в лесу.
Хее родился в море и жил там
Под охраной Вала-хее, выросшего в лесу.
Так соединение двух объектов производится по принципу случайного созвучия их имен.
Гаваец, как правило, мало интересуется звездами[114]. Несомненно, он знает путеводную звезду гребцов и «сеть Макалии» (Плеяды). Однако в гавайском фольклоре трудно найти сюжеты о звездах, и даже солнце с луной редки в нем, — они принадлежат более древним и сказочным сюжетам. Однако это возмещается подробными описаниями облаков, по которым можно предсказывать и погоду, и будущие события[115].
Помимо разделения на части видимых предметов, полинезиец делит на части и невидимое. Когда мы смотрим на солнце или на горизонт, то воспринимаем расстояние как целое. Полинезиец же делит его на части, как мы делим на зоны глобус. Мы уже знаем, как полинезиец воспринимает небо, деля его на уровни, как воспринимает порядок сотворения мира, ранги людей и богов. Что касается времени, он отмечает переход от дня к ночи, вызванный движением солнца, месяцы, связанные с разными фазами луны, изменение погоды, определяющее сезон сельских работ и сезон ловли рыбы, разные стадии жизни человека от детства до старости, когда «застучит его посох, пожелтеет он, как лист пандануса, помутнеют его глаза».
Ясно, что перечисление вызывает в первую очередь эмоциональную реакцию. В нем много игры слов. Но в нем есть и утилитарный смысл — идея ранга, божественные привилегии, которые якобы заложены в простом перечислении названий, дающем названному предмету сверхъестественную власть. Имена, как и сами предметы, которые они называют, пришли от богов. Так, в сюжете о Пупу-хулу-эне культурный герой старается умилостивить двух рыболовов, чтобы они открыли ему названия растений, дающих им пищу, а потом, правильно их произнеся, он заставляет духов уступить ему права на них, и так съедобные корнеплоды становятся собственностью его народа.
По этой причине точное знание считается обязательным. Ошибки раздражают бога[116]. Неправильное произнесение имени дальнего родственника вождя могло стоить провинившемуся милости господина или даже жизни. Если его имя — какое-то широко распространенное слово, то это слово могло выйти из употребления и быть заменено другим.
Полное перечисление имеет и мистическое значение. Когда гаваец хочет умилостивить богов, он заключает свою мольбу заклинанием, обращенным к «сорока тысячам богов, к четыремстам тысячам богов, к четырем тысячам богов»[117], с тем чтобы ни один не был забыт. В искусстве спора, на Гавайях называемом хоопапа, к перечислению, сделанному одним из соперников, другой должен добавить одну параллель к каждой части или какую-то упущенную часть к целому[118]. Заклинание в одной из сказок — это «перечисление слов, заканчивающихся на лау». Заклинание может также состоять из какого-то определенного числа, например, десять раз произнеся одинаковые фразы и не пропустив ни одного слова, Лепе обманывает духов. В «Ку-алии» Ку прославляется как десятый вождь и воин:
Первый вождь, второй вождь,
Третий вождь, четвертый вождь,
Пятый вождь, шестой вождь,
Седьмой вождь, восьмой вождь,
Девятый вождь, десятый вождь Ку,
Ку, который стоит на небесной тропе дождя,
Первый воин, второй воин,
Третий воин, четвертый воин,
Пятый воин, шестой воин,
Седьмой воин, восьмой воин,
Девятый воин, десятый воин —
Вождь, из-за которого король тер глаза,
Юный воин с острова Мауи.
Далее следует перечисление еще девяти воинов. Подобные строки есть в известной песне «Мираж Маны», в сюжете о Лоно, очевидно, как заключительные в ряду перечислений.
Формула перечисления появляется в серии эпизодов, следующих за неудачным сватовством сестер в «Лаиэ-и-ка-ваи». Тут, как и в строках из «Ку-алии», идет нарастание эмоционального напряжения, достигающего в конце концов кульминации. Последним действует главный персонаж. Хотя всем известно, что младшая сестра может больше, чем другие, аудиторию нельзя лишать удовольствия послушать рассказ о неудачных попытках старших сестер прежде, чем начнет действовать младшая. Более того, сказитель варьирует эпизоды, не повторяет их слово в слово, что характерно для более древних источников «Сказания».
В представлении гавайца между человеком и его именем, предметом и его названием существует живая связь, которая придает простому акту перечисления эмоциональность, распространяющуюся и на сцены, с которыми он связан. У гавайца сильно развито чувство преданности тем местам, где он бывал, поэтому их названия столь часто встречаются в его речи. В «Лаиэ-и-ка-ваи» это проявляется в плачах сестер, в их воспоминаниях о родном острове. В песнях влюбленного в «Халемано» и бывшего любимца вождя, жаждущего вернуть его милость, в «Лоно-и-ка-макахики» вспоминаются те места, в которых эти люди попадали в трудные ситуации, и в таком порядке, чтобы вызвать, насколько это возможно, такие же чувства любви и верности, какие переживались в описываемых обстоятельствах. Гавайцы, к какому бы классу они ни принадлежали, в погребальной песне будут вспоминать все места, с которыми была связана жизнь умершего <…>
