Русская фольклорная демонология - Рябов Владимир
Не типичным для этого персонажа образом вредит женщине змей-любовник в рассказе из Калужской губернии. Подобно чёрту или лешему, он выманивает свою жертву из дома, оставляет ее на краю мельничной плотины над омутом и исчезает с хохотом [1149].
Иногда от связи со змеем женщина беременеет, но беременность оказывается аномальной: она длится несколько лет и «затем проходит бесследно, так как нечистый тот час же похищает родившееся дитя» [1150]. В других рассказах женщина рожает от змея «змеенка» [1151], чертят, дурачков [1152], колдунов [1153], «уродов в виде совы, летучей мыши» [1154]. В одном из рассказов у бабы от змея рождается сын «черный, с копытами, глаза без век, навыкате» [1155]. В другой истории женщина рожает от огненного змея «дурочку», которая, однако, обладает колдовскими способностями (привораживает парня [1156]).
Чёрт прилетает к женщинам в виде огненной копны или молния огненного и рассыпается над домом живущей женщины, но женщина принимает чёрта в виде человека. Дети у таковых бывают в виде дурочек и дурачков, которые что-нибудь предугадывают. <…> [Например — В. Р.] такой случай: одна из дурочек говорит, что «ко мне ходить будет такой-то парень, я его полюбила». А парень умный, хороший, в полном разуме; и начал к ней ходить. Девушка эта прижита матерью ее с таким огненным прилетающим бесом. Она жива и теперь [1157].
Часто такие дети не живут долго: они либо умирают [1158], либо их убивают односельчане [1159].
Иногда мотивы гибели и аномальной беременности жертвы змея соединяются: женщина, забеременевшая от змея, умирает до родов [1160].
Недалече отсюдого, знаешь, есть деревня Шатенино? Вот в эфтом Шатенине и жила одна вдова, баба была робячья: дети, значит, у ей были. Только вот ведь быть же греху, она и сжилась с «черным». Сядут обедать, она и ложку лишнюю на стол положит. Робятишки ее малы-малы, а и удумали спросить матку, пошто эфто она на стол кладет лишнюю ложку. «А ложку, — говорит баба, — эфту батьку надыть, он завсегда тута с нами живет, хоша и помер, а живет с нами; вы-то его не видите, а я знаю, коли говорю».
Долго ли, коротко ли, только стали суседи примечать, что баба что-то зачала с чрева прибывать. И ей в очи тоже говорить. А она только про себя ухмыльнется и прочь их отойдет. И все-то, батюшко, она как-то людей-то сторонилась. В деревне, знакомо, все про всех знают, ну и про бабу эфту порешили, что она апосля мужа распутно жить учала.
Да толичко вот чито, с кем слюбилась, не знают. Мужиков подходячих не было: либо стары, либо ребятенки годов по пятнадцать. Думали, гадали, да так и не могли никого с бабой сложить. Только порядком время спустя одна бабенка и заприметила один раз как-то, что в самую полуночь к бабе в избу через трубу что-то проблеснуло. Подумала бабенка, что бы эфто было такое? Одначе порешила постеречь и на другую ночь. Ладно, вышла на другой вечер и дождалась полуночи. Что же ведь? Опять то же увидала.
Ну, знакомо, сичас эфта баба сказала про эфто суседке-приятельнице, а та — своей и пошло. Так что вся деревня живым манером узнала, что к вдове в избу летает «черный». В ту-то ночь все бабы не легли спать, а собрались у суседки, что насупротив вдовы жила, чтобы всем увидать экое чудо.
И доподлинно увидали: в самую что ни есть полуночь увидали они, что над вдовиной трубой огненный шар завертелся, потом вытянулся веревкой, да прямо в трубу. Бабы, значит, сичас из избы вон и к окошкам вдовиной избы — слушать. Ну и услыхали, что надо было. Ну ведь что же, батюшка ты мой, вить вышло? Ведь «он» замучил вдову-то: не родимши, померла. Да и ладно, что померла! А вдруг, кабы родила, так поди-ка чито и родила-то. Страсти! [1161]
Основная функция змея-обогатителя — носить некое «богатство» своему хозяину. Этим «богатством» могут быть золото, деньги, молоко, хлеб, зерно, водка, одежда [1162]. В Смоленской губернии говорили, что зерна, которые принес змей, отличаются от обычных — они стоят острым концом вверх [1163].
Богатство змей берет там, где его положили без благословения. Например, в быличке из Смоленской губернии змей долго не может принести хозяину водку, потому что с трудом находит кабак, в котором водка «ни закрещиная» [1164]. Считалось, что змей, подобно ведьме, выдаивает молоко у чужих коров [1165], а также что хозяин огненного змея богатеет, однако «богатство такое бывает непрочно» [1166], деньги «в дело нейдут и только из бедняка делают пьяницу» [1167].
Как правило, демон-любовник и демон-обогатитель — это разные персонажи, их связывает только ипостась летящего по небу «огненного змея». Однако в некоторых источниках они могут объединяться. Так, забайкальские казаки считали, что женщина способна выносить петушиное яйцо под мышкой, после чего из него выйдет змей. Этот змей будет не только носить своей хозяйке золото, но и с ней сожительствовать [1168].
Летучего змея высиживают или, лучше сказать, вынашивают из яйца, которое снесет петух. Чтобы высидеть змея, петушиное яйцо женщина носит под мышкой.
Выношенный ею змей, выросши, сожительствует с ней. По ночам он летает, отбрасывая от себя огненные искры, и приносит в дом хозяйки золото. Но не надо оставлять змея в живых надолго, иначе он высосет из хозяйки всю ее кровь, поэтому, когда змей натаскает достаточно богатства своей хозяйке, она должна бросить его сонного в раскаленную печь и сжечь [1169].
В вологодской быличке змей летает к бабе, отчего та становится «тощая-претощая», а семья, наоборот, богатеет [1170].
Жив я, братцы, в Ярославской губ[ернии — В. Р.]. В этой самой деревне, где я жив, есь один мужик богатой-пребогатый, а, говорят, чуть по миру не ходив; разбогатев он не сколь давно; а разбогатев от чево? А вот от чево. Баба у ево с молоду, говорят, была крепко красива, толь, говорят, глаза были у ее какие-то ненастоящие: черные, а вглядишься, ровно искорки бегают, как зглянешь, говорят, дак мороз по коже пойдет. Вот и полюбилась она нечистому и став он летать к ёй огненным снопом; и стали они [с мужем — В. Р.] богатеть да богатеть и сделались первыми богачами в околодке. Он ишь им носив и деньги и всякое добро. Только баба эта сталась тощая-претощая, а глаза ещо больше обвострились. Вот мужик-от и задумавсе; думав, думав да и надумав молебны по церквам петь да и на дому ту пел не один водосвятной молебен, що бы отогнать ума-то. И ведь отгонив! Прилетав еще раз, другой, повеется, повеется, круг дому, а залитить в дом не может, все святой водой окроплено, а святая вода им не по губе, да так и отступивсе [1171].
