Дина Лазарчук - Мифы и предания Древнего Рима
Всего в заговоре приняло участие более шестидесяти человек. Они долго колебались, как и когда осуществить свой замысел, но вот стало известно, что в мартовские иды 44 года до н. э. сенат соберется на заседание в курии, выстроенной Помпеем. Заговорщики сочли эти обстоятельства знаковыми и решили действовать.
Рассказывают, что падению власти Цезаря предшествовало множество дурных знамений. Так, за несколько дней до смерти Цезаря кони, которых он посвятил богам и отпустил пастись на воле, перед тем как пересечь Рубикон, стали проливать слезы и отказываться от еды. Принесенное в жертву Цезарем животное оказалось без сердца, что предвещало самое ужасное, ведь в природе нет ни единого существа без сердца. Говорили также, что некий гадатель предсказывал Цезарю в иды марта опасаться большой беды. Встретив гадателя в тот день по дороге в сенат, Цезарь сказал, шутя: «А ведь мартовские иды уже наступили!» «Наступили, но не прошли», – сокрушенно покачал головой гадатель.
Мартовские иды. Художник Э. Дж. Пойнтер
За день до этого за обедом у Цезаря зашел разговор о том, какая смерть самая лучшая. «Неожиданная», – заметил Цезарь. Наконец, в ночь накануне событий жена Цезаря Кальпурния проснулась с криком в холодном поту: ей приснилось, что она держит в объятиях мертвого мужа. Наутро она стала уговаривать Цезаря отменить заседание сената. Он же, памятуя обо всех недобрых знамениях, встревожился сам и даже решил было впрямь отложить заседание, но один из заговорщиков, присутствовавших утром в доме Цезаря, опасаясь, как бы заговор не раскрыли, стал отговаривать его, высмеивая гадателей. Цезаря и так обвиняют в тирании, говорил он, так стоит ли оскорблять сенат тем, что он распущен до тех пор, пока Кальпурнии не начнут сниться более благоприятные сны?
Цезарь вынужден был с ним согласиться и отправился в сенат. По дороге сквозь толпу просителей к нему пробился некий Артемидор из Книда, которому по случайности стали известны подробности заговора. Желая предупредить Цезаря, он протянул ему свиток со всеми сведениями и заклинал немедленно его прочитать. Цезарь принял свиток, однако другие просители так отвлекали его, что он даже не успел его развернуть. С этим свитком в руках Цезарь и вошел в курию.
При появлении Цезаря сенаторы поднялись с мест, приветствуя его. Заговорщики же разделились: часть из них встала позади кресла Цезаря, часть окружила его, вместе в Тиллием Цимбром прося за его изгнанного брата. Цезарь отказал, отмахнувшись, и тогда Цимбр схватил его за тогу выше локтя, тем самым подав заговорщикам знак. Тогда сзади Каска ударил Цезаря мечом в затылок: рана эта оказалась несерьезна, словно Каска не мог вполне решиться на святотатство. Не знавшие о заговоре сенаторы оцепенели от ужаса, Цезарь же перехватил руку Каски, но видя, что кинжалы смотрят на него со всех сторон, накинул тогу на голову и распустил ее складки ниже колен, чтобы, упав мертвым, выглядеть пристойнее. Говорят, он встретил смерть молча, но некоторые авторы утверждают, впрочем, что замахнувшемуся на него Марку Бруту он шепнул с укоризной: «И ты, дитя мое?»
Смерть Юлия Цезаря. Художник Ж. Л. Жером
Двадцать три удара пронзили тело Цезаря, и кровь его забрызгала цоколь пышной статуи Помпея, стоявшей в курии, словно сам Помпей явился отмстить давнему врагу. Многие из заговорщиков тоже оказались ранены – друг другом, так как орудовали кинжалами в тесноте и давке и каждый желал дотянуться до Цезаря. Тело его заговорщики хотели сбросить в Тибр, но не решились, и оно было торжественно предано огню на Марсовом поле.
Однако после похорон ненависть к Цезарю сменилась всенародной скорбью: на форуме ему воздвигли колонну из нумидийского мрамора с надписью «Отцу отечества», у подножия которой долгие годы решали споры и давали обеты, клянясь именем Цезаря. Говорят также, что из его убийц никто не прожил более трех лет. Все они погибли, и все разной смертью, а Кассий и Брут покончили с собой, причем Кассий бросился именно на тот кинжал, который обнажил против Цезаря.
Остроумие Октавиана Августа
Император Октавиан Август, преемник Цезаря, известен тем, что успешно провел множество войн, возвел в Риме немало пышных построек – по собственным же словам, он принял город кирпичным, а оставил мраморным, – и правил много лет справедливо и милосердно, сам же жил скромно, отчего был крайне любим народом. В памяти же народа он остался на долгие годы, в том числе благодаря своему остроумию, свидетельств которому великое множество.
Не секрет, что Октавиан Август был очень щедр к народу. То и дело он раздавал людям денежные подарки, когда по четыреста, когда по триста сестерциев на человека, а в неурожайные годы даром раздавал на улицах хлеб. Однако заботился он не о собственной славе, как большинство богатых римлян, а о всеобщем благе, и к народу был по-отечески строг. И потому, когда люди стали жаловаться на дороговизну вина, Август был глубоко возмущен. «Мой зять Агриппа построил в городе достаточно водопроводов, чтобы вы не страдали от жажды!» – разгневался император.
Аудиенция у Агриппы. Художник Л. Альма-Тадема
Однако, несмотря на всю свою щедрость, Август терпеть не мог, когда кто-то пытался вымогать у него нечто большее, чем он хотел дать. Так, некий Пакувий Тавр просил у императора подарка, ссылаясь на то, что по всему городу говорят, будто бы Август уже пожаловал ему немалые деньги. «А ты не верь», – едко отвечал Август.
Еще рассказывают, будто бы некий человек, отстраненный от командования конным отрядом, просил у Августа жалованье. Просьбу свою он объяснял желанием спасти собственную честь: дескать, получив деньги, он сможет говорить, что жалованье его было слишком мало и оттого он добровольно сложил с себя должность. Выслушав его, Август заметил: «Ну так и говори, что сочтешь нужным. Я не стану опровергать», – и отказался давать деньги.
Октавиан Август славился и тем, что к вершимому им суду относился не только с тщательностью, но также и со снисхождением. Некого юношу обвиняли в отцеубийстве, и по древней традиции его зашили бы в кожаный мешок и бросили в море. Желая спасти несчастного от жуткой казни, Август перво-наперво обратился к нему со словами: «Так, значит, ты не убивал своего отца?»
А однажды, разбирая дело человека, в вину которому вменялись главным образом дурные отзывы об императоре, Август отказался давать ход делу, возмутившись: «У меня тоже есть язык, и я могу наговорить о нем еще больше!» А когда его приемный сын и наследник Тиберий в письме жаловался ему на то же самое, Август отвечал: «Не поддавайся порывам юности, милый Тиберий, и не слишком возмущайся, если кто-то обо мне говорит дурное: довольно и того, что никто не может нам сделать дурного»[8].
Справедливый Август вдобавок не поощрял жестокости. Известно, что однажды он ужинал на вилле некоего богача и молодой раб, прислуживая за столом, разбил дорогостоящий хрустальный кубок. Хозяин приказал бросить провинившегося в пруд на съедение муренам, а обезумевший от ужаса раб упал на колени перед Августом, моля даже не помиловать его, а казнить не такой мучительной смертью. Август в ответ просил подать остальные кубки и хладнокровно, один за другим, на глазах хозяина виллы разбил их о плиты пола. Говорили, что раб избежал наказания.
О суде Августа рассказывают еще одну поистине удивительную вещь. Как-то один ветеран, которому предстояло отвечать по иску, пришел в приемную к Августу за помощью. Август, не особо вникая, назначил ему защитника в суде из собственной свиты. Тут неожиданно ветеран бросил с упреком: «А когда ты, Цезарь, подвергался опасности в битвах, я лично сражался за тебя, а не искал заместителя!» – и показал императору старые шрамы. Говорят, Август густо покраснел и сам взялся защищать ветерана в суде, чтобы не показаться неблагодарным.
Живому уму Октавиана Августа приписывают и множество острот, сказанных им в повседневной жизни. Так, некоего юношу по имени Херенний, уличенного в пороках, Август приказал выслать из военного лагеря. Умоляя императора простить его и оставить в лагере, Херенний спросил со слезами на глазах: «Что же я скажу своему отцу?». – «Скажи ему, что я тебе не понравился», – предложил император.
В другой раз один тирский торговец предлагал Августу купить у него пурпурную ткань, Августу же пришелся не по нраву ее цвет – слишком темный. «Подними ткань повыше, чтобы лучше рассмотреть цвет», – посоветовал торговец. «И что дальше? – поинтересовался Август. – Мне прогуливаться по крыше, чтобы римский народ говорил, что я хорошо одет?»
Не чужд был Август и литературного творчества. Стихи и эпиграммы давались ему без труда, когда же он с воодушевлением взялся за трагедию о греческом герое Аяксе, то трагедия не задалась, и император стер рукопись. И когда друзья спросили его, как поживает Аякс, расстроенный Август мрачно усмехнулся и ответил, что Аякс покончил с собой, бросившись на губку.
