Китайские мифы - Лю Тао Тао

Звезда Шоу в мифологии превратилась в покровителя долголетия — Шоусина, Старца Южного полюса. Она была первой в числе двадцати восьми звезд, по которым китайцы рассчитывали свой календарь, и при Тан распространилось мнение, что от нее зависит продолжительность жизни смертных. Начиная с эпохи Мин Шоусина обычно изображают улыбающимся седовласым стариком с посохом выше своего роста. К посоху может быть прикреплен символ долголетия, например тыква, персик или свиток.

Говорят, что в основе культа бога счастья Фушэня лежит история Ян Чэна, чиновника времен Тан. Его обеспокоило, что У-цзун, император государства Лян, уводит из его города всех юношей, которые низки ростом, чтобы они служили при дворе. «Низкорослые люди — твои подданные, а не твои рабы», — сказал он властителю. Тот прислушался и отпустил молодых людей, а Ян Чэн за такой поступок стал богом счастья, почитаемым по всей стране. При империях Юань и Мин считалось, что речь идет об одноименном императоре из более ранней империи Хань, но суть истории та же.

Еще один популярный даосский символ удачи и долголетия — это «восемь бессмертных»: Ли Тегуай («Ли Железная Клюка»), Хань Чжунли, Чжан Голао («Старец Чжан»), Люй Дунбинь, Хэ Сяньгу («Бессмертная дева Хэ»), Лань Цайхэ, Хань Сянцзы и Цао Гоцзю («Дядя Цао»). Это очень непохожие друг на друга персонажи, и истории про них тоже рассказывают по-разному. Как и многие другие герои китайских мифов, они предположительно были простыми смертными и благодаря удивительному следованию дао обрели бессмертие, вознеслись на небеса, стали летать на фениксах и владеть волшебными мечами. Издавна их принято по одиночке и всех вместе изображать на храмовых стенах, произведениях искусства и различных предметах вплоть до чайных чашек. Самые популярные члены восьмерки — Ли Тегуай, Чжан Голао и Люй Дунбинь.

^{Ли Тегуай в образе нищего со своим железным костылем. Картина, эпоха Мин.}

^{Bridgeman Images}

Даос Ли Тегуай был очень хорош собой. Однажды ему нужно было по призыву Лао-цзы отправиться к священной западной горе Хуашань. Он покинул свое тело и попросил ученика присматривать за ним, иначе в теплую погоду оно начнет разлагаться. К телу нельзя было прикасаться, пока не пройдет седьмой день. Вскоре, однако, до ученика дошла весть о смерти матери. Он поспешно кремировал тело учителя и отправился домой. Вернувшись, Ли Тегуай начал искать свое тело, но так и не нашел его. В конце концов ему удалось вселиться в недавно умершего нищего — тот страдал от различных недугов и ходил с клюкой, которая и дала бессмертному известное прозвище. Согласно другому источнику, Ли Тегуай, первые упоминания о котором относятся к позднему периоду империи Сун, получил свою клюку от Матери-владычицы Запада.

Чжан Голао ездил на муле — иногда как положено, а иногда задом наперед. Он проезжал за день тысячи ли, а вечером дул на животное, складывал его как лист бумаги и убирал до того момента, когда оно снова понадобится. Жил Чжан Голао предположительно при империи Тан, примерно во времена императора Сюань-цзуна. Он был отшельником-даосом и отклонял все приглашения прибыть ко двору. После того, как в пожилом возрасте он умер, ученики вскрыли гроб и не обнаружили там тела.

Люй Дунбинь, наверное, самый знаменитый из «восьми бессмертных» и самый человечный из них. Он был забавный на вид, любил раздавать людям лекарства и помогать им справиться с большими жизненными кризисами, а еще был завсегдатаем постоялых дворов и трактиров Чанъаня — его знали мещане по всему Китаю. Кроме того, он прекрасно владел мечом. Про него есть много поговорок. Например, когда говорят «собака покусала Люй Дунбиня», имеют в виду, что человек не понял добрых намерений. Говорят, что этот бессмертный жил во времена империи Тан, но упоминания о нем появляются лишь в сунский период. Во времена Юань о нем были написаны многие пьесы, а при Мин он стал особенно популярным героем рассказов.

После упадка империи Мин к власти пришла Цин. Это были не ханьцы, а маньчжурские завоеватели с севера, которые говорили не по-китайски и не нуждались в классе писцов. Хотя система чиновничьих экзаменов сохранилась, их успешная сдача перестала давать былые преимущества — принадлежность к маньчжурам была более весомым аргументом. При Цин было создано много литературных произведений, но писали их в основном эрудиты для эрудитов на классическом китайском языке. Среди этих трудов встречаются и изложения утраченных теперь древних книг, благодаря которым мы узнаём о захватывающих историях. Здесь стоит упомянуть «Повести о странном из кабинета Ляо» («Ляо чжай чжи и»). В этом чудесном собрании преданий есть и сверхъестественные истории о волшебных лисах, которые превращаются в обворожительных красавиц и отвлекают молодых ученых от их трудов, и что-то вроде газетных репортажей, например, о том, как жители испугались землетрясения и выбежали на улицу в нижнем белье. Для современных исследователей это просто божий дар.

Китайская литература и искусство в тот период были предназначены исключительно для внутреннего потребления. Когда правивший в 1735–1796 годах император Цянь-лун [97] принимал в 1793 году британское посольство во главе с Джорджем Маккартни, его совершенно не интересовали ни участие в международной торговле, ни мир за пределами Китая как таковой — если не считать данников в Юго-Восточной Азии. Формально миссия Маккартни провалилась из-за отказа бить поклоны императору, но истинной причиной была самодостаточность Поднебесной.

После смерти Цянь-луна маньчжурское государство начало клониться к закату, и в XIX веке Китай занимал на мировой арене очень скромное положение. Страна погружалась в политический хаос, императорская власть слабела, порядок могли обеспечить только сильные местные правители. Во многих районах появились разбойники и начались бунты, доходившие до открытой гражданской войны. Восстание тайпинов (1850–1864), например, разорило весь южный Китай. Оно было подавлено цинскими властями, но победа не принесла долгого мира.

^{Сцена из рассказа «Лис выдает дочь замуж». Иллюстрация к «Повести о странном из кабинета Ляо», поздний период империи Цин.}

^{Lou-Foto / Alamy Stock Photo}

Многие иностранцы, приезжавшие в Китай в XIX веке, были миссионерами. В слабости этой дальневосточной страны они видели свой шанс: благодаря удаленности от Европы она до сих пор избегала колонизации, и теперь за нее можно было взяться [98]. Людям Запада казалось, будто китайцам можно внушить буквально что угодно: поскольку не было единой церкви и единого религиозного авторитета, диктующего доктрины, не было и идеологических причин сопротивляться навязываемым убеждениям. Многие люди были неграмотны и получали знания из развлекательных пьес, исполняемых на их деревенских праздниках столь же неграмотными актерами. Жители угасающей Цинской империи оказалось предоставлены самим себе, что привело к расцвету народных верований, умножению богов всех мыслимых сортов, повышению роли местных культов. Миссионеры, интересовавшиеся китайским политеизмом, ритуалами и заклинаниями, опубликовали много материалов об этом новом для западного читателя мире. Среди таких авторов был упомянутый выше Де Гроот.