Антонио Дионис - Аргонавты
Что? Что это было? Звезды в ясный день и крылья? Я видел себя мертвым - и при этом не испытывал страха?
О,- улыбка нимфы вновь утратила язвительность, с которой она встретила падение Ясона в воду,- это и есть взгляд женщины! И ты напрасно недооцениваешь его силу!
Ясон задумался, припоминая детали происшествия. И, хотя видения тут же теряли очертания, у Ясона все же сохранилось чувство, что он невольно поддался колдовским чарам - и утратил способность быть самим собой. Боясь признаться самому себе, Ясон не мог не согласиться, что, для того, чтобы вновь испытать охвативший его восторг, он готов отказаться от многого. Стыд, совесть, долг - все смог бы отдать Ясон за минуту того полета. Он содрогнулся: неужели он так слаб и податлив?
Нимфа будто угадала мучавшие юношу мысли:
О, не бойся, Ясон! Такую силу имеет лишь взгляд нимфы или феи! В обычной жизни опасайся не женского взора, а своей любви к его обладательнице!
Ну, с собой я как-нибудь справлюсь! - пробурчал Ясон.
На что нимфа молча скривила губы в насмешливой гримасе.
Ты что, смеешься надо мной?
О, Ясон, не над тобой - над наивной юностью, которая к счастью или несчастью, минет!
Сколько же тебе самой лет,- запальчиво вскричал Ясон,- если по виду я лет на десять старше тебя?
Ясон, как и все мужчины, терпеть не мог, когда ему тыкали его слишком юным возрастом.
А сколько лет облакам или небу? Или сколько секунд или столетий от роду ветру, что гонит по морю волны? И сколько лет океану, если в каждое мгновение он рождает мириады новых капель? - отвечала лукавая нимфа.- Так и женщина: ей столько лет, сколько отразит взгляд в нее влюбленного!
Ну, судя по тому, что ты говорила ранее, уж ты-то отразила десятки мужских взглядов - тогда тебе пора собираться в пеленки! - раздосадованный Ясон мало следил за своей речью.
Смешной ты! - улыбнулась ничуть не обиженная ни тоном, ни словами нимфа.- Я ведь не сказала, что женщина молодеет от восторженных взглядов, хотя и это порой случается! Я пытаюсь тебе втолковать, что ты напрасно сердишься, что молод! Это ведь прекрасно: быть настолько наивным!
Так теперь я еще и глуп?! - вскричал Ясон.
Не глупее других юнцов, старающихся изо всех сил, хоть на цыпочках, заглянуть за край стола, до которого еще не доросли. Но когда дорастешь, видишь, что на столе нет ничего, кроме объедков и пролитого вина! Прекрасна не молодость сама по себе - ценны те восторженные надежды и те ожидания, которым нет места в зрелости и старости!
Не хватало, чтобы меня поучала какая-то жемчужина! - пробурчал сквозь зубы Ясон, но нимфа его услыхала.
О, вот тут ты прав: будь я по-прежнему розовой жемчужинкой на женской груди, я нежилась бы на теплой коже и блаженствовала от собственной неповторимости и влюбленных, которые роились вокруг меня и Геры сладострастными толпами! Но тогда я, как ты сейчас, не понимала, что это и есть моя беспечальная юность, синоним которой - счастливая глупость!
Но старый кентавр, мой воспитатель и учитель, всегда говорил, что единственное, к чему должен стремиться человек, да и любое другое существо - это мудрость и знания! Ты же ратуешь за глупость? -не поверил нимфе Ясон.
За юную глупость! - уточнила нимфа.
А в чем разница?
В том, что в молодости ошибки совершаются для того, чтобы человек смог приобрести опыт на будущее - и исправить. Когда же человек состарился - исправлять огрехи бывает поздновато! Из маленького ростка может вырасти роза или репейник. Из кряжистого пня вряд ли что прорастет!
Ты говоришь мудрено: много слов, но не вижу сути!
Нимфа расхохоталась:
Вот ты и опять в ловушке, милый Ясон! Не я ли предупреждала тебя: не верь словам - доверяйся поступкам!
Ты снова права, чаровница! - не сдержал улыбки И Ясон. Ему вдруг пришло в голову, что прелесть их беседы вот тут, на ласковом побережье моря, под теплым солнцем - радость сама по себе, и не всякая минута существует для того, чтобы что-то постигнуть или чему-то научиться.
Так Ясон научился ценить миг отдохновения, сам этого не заметив.
Так как же твоя сказка, нимфа!
О, ты способный ученик! - воскликнула та в ответ.- Ты, еще ничего не услыхав, уже судишь! Но пусть: как хорошо, когда есть кому слушать женские сказки.
И нимфа ненадолго задумалась, собираясь с мыслями.
Дворец Геры, стройное здание с многочисленными воздушными колоннами, был задуман, как воплощение грез. Грезами было и бытие на светлом Олимпе. Грезами с налетом театральности: слезы были беспечальны, а уж гнев непременно с громами и молниями, только что кастрюлями друг в дружку не швыряли гневливые боги и богини.
Причиной споров и ссор часто становились пустяки: косо брошенный взгляд, взмыленная лошадь в конюшне, на которой неведомо кто катался всю ночь, с заката и до рассвета; споры из-за того, что какой-нибудь насмешливый бог одну красавицу-богиню предпочел другой. Но чаще всего Олимп гневался и бушевал и без всяких причин, просто потому, что божества веками, тысячелетиями должны были видеть все те же постылые лица, слушать знакомые до мелочей разговоры. Лишь жители земли, живыми или после смерти сподобившиеся ступить на божественные небеса, немного разнообразили бездумную скуку, разъедавшую бытие богов и богинь, как ржавчина разъедает с годами железо.
Но боги стыдились того интереса, который вызывал каждый новоприбывший на Олимп. И Гера, супруга Великого Громовержца, не была исключением, хотя благодаря ее высокому положению у ее опочивальни всегда стояли на посту взятые живыми на небо. Были то, как правило, юноши, отличавшиеся при земной жизни редкостной красотой или умом. Впрочем, Гере до ума своих стражников дела не было. Но если можно слукавить с прочими, да и самой себе не признаться, то как утаишь чувства, когда соглядатай - на твоей груди, рядом с сердцем. Жемчужина на цепочке не могла не заметить, что, всякий раз, как на посту стоял светловолосый зеленоглазый юноша по прозвищу Дарий, сердечко богини начинало стучать чаще и отчаянней, хотя Гера проходила мимо юноши с видом гордым и неприступным.
Была лунная ночь на земле. На Олимпе, хоть ровный и ясный свет, как и многие века подряд, струился по- прежнему ярко, было время сна. Но попробуй усни, когда простыня кажется раскаленной, а сухой и безветренный воздух, кажется, проникает в каждую пору кожи.
Гера вертелась на ложе, не в силах ни уснуть, ни чем-нибудь заняться. Наконец, бесцельное времяпровождение вконец утомило богиню. Она вскочила с ложа и трижды хлопнула в ладоши, призывая прислужниц. Само оно так получилось, или Гера случайно не сдержала четвертый хлопок, но, как бы то ни было, а на пороге опочивальни тут же возник Дарий. Четыре хлопка - сигнал угрозы или опасности, при котором стражи должны без промедления явиться на зов. Дарий, чья очередь была стоять на посту, и явился.
Был юноша молод и, пожалуй, чересчур изнежен. Плавность линий его фигуры наводила на мысль, что из него могла бы получиться прелестная девушка, не напутай природа. Руки с нежной и гладкой кожей, маленькие и аккуратные кисти. Невысокого роста, Дарий лишь чуть возвышался над Герой. Ей достаточно было привстать, чтобы глаза юноши и богини столкнулись.
Лицо Дария, еще более, чем фигура юноши-подростка, напоминало лицо молоденькой девушки. Огромные синие глаза, опушенные темной каймой ресниц, пухлые губы, которые всегда словно готовы к улыбке иль поцелую, ароматному и нежному, небольшой чуть вздернутый нос, сглаженный подбородок, а особенно ямочка на левой щеке,- нет, Дарию явно следовало бы сменить пол.
Я явился на твой зов, богиня! - голос Дария был подстать его облику: тихий и звонкий одновременно.- Но,- юноша только тут вспомнил о прикрепленном к поясу мече и ухватил оружие за рукоятку, поднимая меч двумя руками,- я не вижу, о великолепнейшая, что бы грозило моей госпоже!
То ли на Геру нашло временное помешательство, то ли виноват сладкий и душный воздух, которым напоен Олимп, но богиня в ответ протянула к юноше руки и молвила:
Моя угроза, погибель и спасение - ты, мой господин!
При этих словах Дарий попятился. По его смущенному виду было очень похоже на то, что сейчас юный страж кинется наутек.
А как иначе оценить те робкие взгляды, которые Дарий кидал через плечо к спасительному выходу?
Дарий и при жизни-то отличался застенчивым нравом, а, попав на Олимп, и вовсе ощущал постоянное чувство потерянности. И теперь, когда прелестная богиня тянула к нему розовые ладони, юноша решил, что это какая-то мистификация, которая добром не закончится.
Дарий стоял на посту у опочивальни Геры всего месяц, но успел заметить, как леденеет взгляд богини, вскользь брошенный на никчемного стража. Когда из опочивальни Геры раздались четыре хлопка, сердце Дария скользнуло к пяткам и там затаилось. Как во сне, Дарий прошел по коридору и, открыв дверь, отдернул полог. Вначале сквозь плотные занавеси, которыми Гера пыталась защититься от немилосердного солнца, Дарию показалось, что в помещении никого нет. После яркого света факелов, которые денно и нощно, не угасая, пылали по обе стороны коридора, Дарию показалось, что он очутился в кромешной тьме. Но странная светящаяся фигура в полупрозрачных одеждах виднелась отчетливо. Дарий был непривычен к общению с богами и понятия не имел, что боги и богини излучают свет, а потому юноша вначале принял Г еру за плод своего воображения. Произнеся традиционную фразу, выучить которую каждый страж должен был под страхом возвращения на землю, Дарий никак не ожидал услышать ответ. Привидение в темноте светилось и говорило похотливые речи, почти настигая Дария, по-прежнему сладострастно шептало.
