Яков Голосовкер - Сказания о титанах
Ударили Белые Кобылицы опаловым копытом трижды об землю — так ударили, что с неба два облака сорвались в ущелье; поклялись Диоскурам Уранидами, пребывающими в глубине тартара, и понесли седоков в Мессению, к табунам и стадам Афарея-великана, брата Левкиппа.
Вольными были тогда в Мессении конские табуны и бычьи стада. Паслись они по ничьим лугам и горным склонам, а главные стойбища их — у Афарея.
От ловцов-полубогов укрывались они у братьев-великанов, от зверья сами отбивались. Почует стадо желтого хищника, станет бык против льва, и не знаешь, где бык, где лев: оба — силища! Пойдет медведь на корову: медведь корову за рога и на плечо, а корова медведя на рога — и под небо, — силища! Это что! А вот как появится лев-дракон бескрылый, тут уж дело другое. Что перед таким львом-ящером бык, будь он даже тур или зубр? Ягненок — не больше. А появится какое-нибудь медноногое, меднорогое огнедышащее бычье чудище — что перед таким быком даже из львов лев? Котенок, не больше: всех пожрет бычье чудище. Тут помощь титана-великана нужна. К нему хлынут стада морями: за его спину, к его стойбищам.
Свистнет, бывало, Афарей посвистом пастушьим, великанским, гукнет целым бором сосновым — и понесутся к нему табуны и стада мириадоголовые, только земля гудит под копытами.
Ночь. Стелются два белоконных всадника по равнинам, скользят по склонам гор, не касаясь земли, словно туман молочный пред рассветом. И не слышно ни удара копыт, ни сопенья конского. Только воздух как надвое разрезан.
Едва подскакали всадники к заповедным местам Афарея, где кони сгрудились к ночи, как возникло за табуном переливчатое певучее ржанье, словно две двойные флейты-свирели заиграли, и вслед за ржаньем — крик лебединый.
Раздался табун, дал дорогу, и выскочили на поляну два коня в белом сиянии: да кони ли это? Птица-зверь красоты земной, а не кони! По земле ли скачут, по воздуху ли?.. Так и кинулись они к белым кобылицам, к Левкиппидам. А те в сторону от них, и пошли отманивать белых чудо-коней от табунов Афарея.
Застыла в небе Луна-Селена: смотрит, не налюбуется на эту скачку-пляску лебединую. Бледны ее лунные кони перед конями Афарея.
Подпустил Кастор к себе близко одного из чудо-коней, перескочил на скаку-лете с белой кобылицы на него, и уже и Полидевк спрыгнул на летучем бегу наземь и другого коня чуть прижал к земле ладонью у холки: замерли оба коня на месте и только дрожат всем телом — так, словно паутина под лучами.
Серебрит ночь Луна-Селена.
Смотрят братья Диоскуры на пойманных коней. Что за кони! Разве конские это ноги? Не ноги, а струны. Разве конская это шея? Не шея — а лебедь. Разве конская это кожа? Не кожа, а белолунье утреннее. Залюбовались и не заметили, как исчезли белые кобылицы, Левкиппиды. Оглянулись — нет кобылиц: только стоят поодаль от них две девушки — Фойба и Гилаейра. Как увидели девушки, что Диоскуры на них смотрят, взмахнули трижды руками по воздуху, отделились от земли и уже улетают двумя белыми лебедями от Диоскуров — прямо в облака. Да какими лебедями!
Но уже и братья на конях-лебедях. Покорны им кони. Скачут кони вслед за двумя лебедями, и вырастают у коней на скаку с боков крылья. И вот уже и впрямь не простые это кони, а кони-лебеди: тоже под самые облака летят — лебедей нагоняют.
Долго ли, коротко ли длилась погоня, но не ушли девы-лебеди от коней-лебедей. Держат братья Диоскуры по белой лебеди у своей груди, и несется им Заря-Эос навстречу.
Сказание о трех братьях титанах-великанах Афарее, Левкиппе и Тиндарее и о зоркооком Линкее
Не раз сходились старшие великаны, братья Левкипп и Афарей, и говорили меж собой о младших. Скажет Левкипп Афарею:
— У тебя, Афарей, сыновья Афариды, у меня — дочери Левкиппиды. Вот бы быть Левкиппидам за Афаридами. Вот бы быть лебединым девам за титанами.
И ответит Афарей Левкиппу:
— Быть так. Все глаза просмотрел Линкей: смотрит не насмотрится на сестер Левкиппид, хотя все насквозь видит. Пора.
Не молчали и сами Афариды, Линкей и Идас.
Говорит поутру Линкей Идасу:
— Видел я душу и тело Гилаейры. Душа у нее — как тело, и тело у нее — как душа. Вся насквозь светится Гилаейра. Нет на свете девы светлее ее. Вот бы мне добыть Гилаейру в жены!
Говорит он ввечеру Идасу:
— Видел я тело и душу Фойбы. Тело у нее — как душа, и душа у нее — как тело. Вся насквозь из знойного золота Фойба. Нет на свете девы солнечнее ее. Вот бы мне добыть в жены Фойбу! Не отделить их друг от друга, как не отделить свет солнца от его золота. Вот бы взять нам их обоих в жены!
Молчит Идас.
И снова говорит Линкей:
— Одна из них — как желток золотой, другая — как белок опаловый. А яйцо-то одно. Не отделить в нем желтка от белка, если не разбить яйцо. То-то обе они родились разом из одного серебряного яйца. Не могу я взять Гилаейру, не взяв Фойбу. Не могу взять Фойбу, не взяв Гилаейру. Вот бы взять нам их обоих в жены!
Молчит Идас. Только смотрит в сторону далекого ущелья, куда вход прикрыт водопадом, и каким водопадом! Весь он в радугах, словно не водопад свергается, а хламида титаниды Ириды.
И скажет наконец Идас:
— Возьми любую из Левкиппид. Где будет одна, там будет и другая.
— Кого же из двух? — спросит Линкей.
— Возьми Гилаейру.
— А как же Гилаейра?
И тогда засмеется огромно-неистовый Идас — так засмеется, что все нимфы и сатиры в горах услышат тот смех и тоже начнут смеяться. И долго будет звучать их несмолкаемый смех по стране титанов и полубогов, пока не донесется тот смех до самих богов Олимпа.
Тогда начнут смеяться и боги.
И под смех богов крикнет Идас:
— Не печалься, Линкей, я добуду тебе их обоих! Будут твоими Левкиппиды.
И взбежит зоркоокий проницатель Линкей на вершину горы и начнет смотреть вдаль, в сторону жилища Левкиппа: где теперь они, сестры Левкиппиды? Мир насквозь просмотрит, а найдут глаза Линкея Левкиппид.
Нет, не напрасно сказал Левкипп Афарею: «Быть так». Раз титан сказал: быть так, значит и быть так. У титана если слово сказано, то сказано навек. Не вывернуть его наизнанку, не выкрутить так и этак, не пустить его под парусами по всякому ветру. И не такое оно, как у лесного Пана, что, знай, горло дерет и путников с верной дороги сбивает.
И не шепотное у титана слово, и не подзудное, и ядом в ухо не каплет — твердо слово титана, крепко правдой, как адамант!
И вдруг… похитили Диоскуры Левкиппид!
Как это так?
Только узнал отец Левкипп о похищении Левкиппид, как устремился он к брату Афарею, в Мессению. А Афарей уже сам идет к нему навстречу рассказать о похищении у него белых коней-лебедей. Поделились братья друг с другом бедой и пошли к третьему брату, к Тиндарею-Потря-сателю.
Говорит Левкипп Тиндарею:
— У меня дочери — Левкиппиды. Говорит Афарей Тиндарею:
— У меня сыновья — Афариды. Говорит Тиндарей братьям:
— А у меня сыновья — Тиндариды, по прозванию Диоскуры.
Стоят три брата, не знающие обмана, все трое титанова племени, и хотят дознаться:
Как это так?
Говорит Левкипп Тиндарею:
— Похитили Диоскуры моих Левкиппид, предназначенных братьям Афаридам.
Говорит Афарей Тиндарею:
— Похитили Диоскуры моих белых коней-лебедей, предназначенных Левкиппу за Левкиппид. Погнались за Диоскурами Линкей и Идас, чтобы отнять у них коней-лебедей и лебединых дев. Быть великой беде. Не уступят Афариды Диоскурам дев и коней.
То-то обрадуются боги Крониды: распря пошла меж титанов.
Говорит Тиндарей братьям:
— Не отдадут Диоскуры Афаридам дев и коней. Быть великой беде. Быть бою неслыханному. Пролетал тут сегодня Аполлон на своей запряжке лебединой, и кричали мне лебеди, с полета пророча: «Пойдут лебеди к лебедям. Вернется лебединое к лебединому». Вот и сбылося их предвещание. Попали лебединые девы к Диоскурам. Попали к ним и кони-лебеди. Ведь и сами-то Диоскуры от лебеди.
Изумились словам Тиндарея братья Левкипп и Афарей. Изумился своим словам и сам Тиндарей-Потрясатель:
— Как это так?
Говорит Левкипп Тиндарею:
— То-то родились сестры Левкиппиды из серебряного яйца лебединого.
Говорит Тиндарей Левкиппу:
— То-то родились и Диоскуры из серебряного яйца лебединого.
Говорит братьям Афарей:
— То-то и мои кони-лебеди крылатые того же стада, что и лебеди Аполлоновой запряжки.
Задумались три брата, три титана: были у них сыновья, были у них дочери, были у них кони — и вот и сыновья им не сыновья, и дочери им не дочери, и кони их — не их кони.
Как это так?
Пришел тут в гнев Тиндарей от такой неправды и потряс в гневе руками — так потряс, что горы пошатнулись. И посыпались с гор мелкие камешки. А вслед за мелкими камешками посыпались и камни покрупнее. А затем покатились и совсем большие камни: катятся, а Тиндарей все руками трясет.
