Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Царь мадров сидел средь своих приближенных,
С ним — На́рада, сведущий в древних законах.

Царевна из дальних приехала странствий,
Предстала пред ними в блестящем убранстве,

Склонилась к ногам и отца и святого.
Властитель услышал от Нарады слово:

«Откуда вернулась царевна в столицу?
И замуж зачем ты не отдал девицу?»

А царь: «Потому-то, стремясь к этой цели,
Свою Савитри я отправил отселе.

Сейчас от нее мы узнаем: нашла ли
Супруга, в лесные отправившись дали?

Начни свою повесть, о дочь дорогая», —
Сказал властелин, Савитри ободряя.

И та, будто бога услышала, — сразу,
Отцу подчинясь, приступила к рассказу:

«Есть шалвов страна. Добрый, кроткий, всеправый,
Дьюма́тсена был властелином державы.

Когда он ослеп, стал он жертвой коварства,
И отнял сосед у несчастного царство.

С женою и с сыном-младенцем, незрячий,
Он в лес удалился, лишившись удачи.

Подвижником стал он в лесной глухомани,
Отрекся от низменных, жалких желаний.

А сын его, в царской рожденный столице,
Но ставший товарищем зверю и птице,

Сатья́ван, в скитаниях найденный мною,
Есть тот, кому стать я желаю женою».

«Беда! — вскрикнул Парада. — Тяжкое горе
На эту царевну обрушится вскоре!

Царевич, от праведных, чистых рожденный,
Правдивой и доброй душой наделенный,

Правдивым — Сатьяваном — прозванный с детства, —
Слыхал я, — коней полюбил с малолетства.

Гривастых лошадок лепил он из глины,
Конями свои украшал он картины,

За это прозвали царевича с лаской:
Читра́шва — «Скакун, Нарисованный Краской».

«А ныне, — спросил мудреца Ашвапати, —
Вкушает ли отпрыск слепца благодати?

И есть ли в нем кротость, и ум, и отвага?»
Ответствовал Нарада, ищущий блага:

«Как солнце, он светел, как Индра, бесстрашен,
Как наша земля, он терпеньем украшен».

А царь: «Но красив ли душой и обличьем?
Насколько он щедр? И велик ли величьем?»

Ответил мудрец: «Благороден, беззлобен,
Он щедростью лишь Рантиде́ве подобен,

Красив он, как месяц, как братья Ашвины, —
Дневной и вечерней зари властелины.

Он стоек и сдержан, он смел и послушен,
Он скромен, и доблестен, и прямодушен».

А царь: «Коль таков он, душою высокий,
Какие же в нем притаились пороки?»

«Один лишь порок в этом царственном сыне:
Умрет через год, начиная отныне».

Услышав ответ мудреца, Ашвапати
Сказал: «Савитри, не горюй об утрате.

Другого найди себе в мире широком:
Бессильны достоинства рядом с пороком.

К чему тебе муж, что погибнет до срока?
Беги от несчастья, беги от порока!»

В ответ — Савитри: «Это ведает каждый, —
Три дела свершаются в мире однажды:

Замужество, смерть, обещание дара…
Умрет ли он юный, умрет ли он старый,

В нем много ли блага иль больше дурного, —
Его избрала, не хочу я иного!

Что сердце решило — то вылилось в слово,
А слову — решение сердца основа».

«О царь, — молвил Нарада, — силой душевной
И светлым умом обладает царевна.

Сатьявану равных не сыщем в подлунной, —
Одобрим же выбор красавицы юной!»

А царь: «Для меня все слова твои святы.
Я сделаю так, ибо ты — мой вожатый».

Мудрец пожелал им: «Развеем кручину,
Да будет вам благо, а я вас покину».

Взлетел в третье небо[18] мудрец белоглавый,
А слугам велел повелитель державы

Всю утварь собрать, все припасы для свадьбы:
Желанному счастью преградой не стать бы!

С царевной, с жрецами домашними вместе
Царь двинулся в лес, угождая невесте,

А там, на подушке, набитой травою,
Священной, седой прислонясь головою

К могучему древу, сидел именитый
Отшельник. Глаза его были закрыты.

Предстал перед ним Ашвапати с поклоном.
Слепец-венценосец, согласно законам,

Владыку воссесть попросил на сиденье,
Затем предложил совершить омовенье,

Затем вопросил: «Государства властитель,
Зачем ты пожаловал в нашу обитель?»

Сказал Ашвапати: «Сатьявану в жены
Я дочь предлагаю, о царь прирожденный,

О праведник царственный с думой благою, —
Тебе Савитри да пребудет снохою».

Дьюматсена молвил: «Лишившись престола,
В лесу мы свершаем свой подвиг тяжелый,

И надо ли девушке, с миром в разлуке,
Испытывать наши невзгоды и муки?»

Ответствовал гость: «Эта жизнь быстротечна,
И счастье мгновенно, и горе не вечно.

Скажи, заслужил ли подобные речи
Я — с дочерью, с твердым решеньем пришедший?

Ты равен мне, жажду союза с тобою,
Ты в родичи мне предназначен судьбою!

С тобой породниться хочу я отныне,
Да сына найду в твоем царственном сыне!»

Ответил отшельник царю всеблагому:
«Давно я стремился к союзу такому,

Но, царства лишенный, подвластный обетам,
Сперва колебался и медлил с ответом.

Теперь я согласен, о царь справедливый, —
Сегодня пусть брак совершится счастливый!»

Собрали жрецов, что в лесу обитали,
Детей своих браком цари сочетали.

Богатствами дочь одарив, Ашвапати
Вернулся, обрадован, к войску и знати.

И юное счастье супругов влюбленных
Простерлось под сенью деревьев зеленых.

Царевна, отринув наряд свой атласный,
Оделась деревьев корой темно-красной.

Была Савитри и добра и смиренна,
И, скромная, нравилась всем неизменно:

Свекрови — заботами и обхожденьем,
А свекру — усердным богам угожденьем,

А мужу — красой, и работой прилежной,
И ласкою — в уединении — нежной.

Так жили в покое, свой подвиг свершая,
И горя не ведала пу́стынь лесная,

Но утром иль вечером, в тайном терзанье,
Забыть не могла Савитри предсказанье.

Шло время. К Сатьявану смерть приближалась.
В душе Савитри были горе и жалость,

На дни, что летели, смотрела в печали,
Речения Нарады в сердце звучали.

«День близок, — подумала, — неотвратимый.
Умрет на четвертые сутки любимый», —

И строгий обет возгласила трехдневный:
Не ела, недвижно стояла царевна.

Услышал слепой об обете суровом,
К снохе обратился с сочувственным словом:

«Решенье такое — уму непостижно:
Три дня крайне трудно стоять неподвижно!»

В ответ — Савитри: «Так я твердо решила.
Меня не жалей, ибо есть во мне сила».

А царь: «Я обет призову ли нарушить?
Скажу я: «Нарушь», — не должна меня слушать!»

Незрячий замолк, сокрушаясь душевно.
Столпом неподвижным застыла царевна.

В безмолвном и долгом страданье стояла,
И ночь отошла, и заря засияла.

«День вспыхнул, чтоб жизнь дорогая погасла!» —
С той думой в огонь возлила она масло,

Почтила, как должно, с смиренной любовью,
Отшельников-брахманов, свекра с свекровью.

Подвижники, движимы скорбью живою,
Взмолились о ней: да не станет вдовою!

Царевна ждала рокового мгновенья,
Но стало ей легче от благословенья.

И свекор с свекровью смиренно сказали:
«Исполнила ты свой обет, — так нельзя ли

Низринуть, сноха, послушания бремя,
Смотри, приближается трапезы время».

Ответила с ласкою дочь Ашвапати:
«Поем я, когда будет день на закате».

Тогда подошел, с топором на заплечье,
Сатьяван: он в лес отправлялся, далече.

«Пойду я с тобою! — сказала, тоскуя, —
Тебя одного отпустить не могу я!»

А муж: «Не просила ты раньше об этом,
И как, изнуренная тяжким обетом,

Прекрасная, пост соблюдавшая строгий,
Пойдешь ты пешком по нелегкой дороге?»

В ответ — Савитри: «Я сильна и здорова,
Пойду я с тобой, — таково мое слово».

А муж: «Хорошо. Но, над младшими властны,
Родители тоже да будут согласны».

К свекрови и свекру она, молодая,
Пришла и промолвила, скрытно страдая:

«Мой муж собирается в лес за плодами,
А также чтоб ваше поддерживать пламя.

Священный огонь — вот ухода причина,
И, значит, не надо удерживать сына.

Без мужа мне грустно, — слова мои взвесьте, —
Позвольте мне с мужем отправиться вместе.

Весь год прожила я безвыходно дома,
Мне прелесть лесная совсем незнакома».

Дьюматсена молвил: «С тех пор как женою
Сатьявану стала, — ко мне ни с одною

Ты просьбою не обращалась, родная.
Ступай же, супруга в пути охраняя».

С таким разрешеньем, тревожась о муже,
Пылая внутри и сияя снаружи,

С супругом отправилась в лес шумноглавый,
Где яркие ягоды, свежие травы,

Где нежно касались друг друга вершины,
Пронзительно перекликались павлины.

Шла с мужем вдвоем вдоль речного потока
И лотосы глаз раскрывала широко.

«Смотри!» — говорил ей супруг то и дело,
Но только на мужа царевна смотрела.

Уже он ей мертвым казался, и горе
Таила она в жизнерадостном взоре,

И, помня слова мудреца и пророка,
Ждала, содрогаясь, ужасного срока.

Так, думая думу свою втихомолку,
Плодами наполнила с мужем кошелку.

Затем началась дровосека работа.
Устал он, покрылся росинками пота,

Внезапно почувствовал боль головную
И молвил, взглянув на жену молодую:

«Любимая, мне занедужилось, что ли?
Болит голова, в сердце — острые боли,

Как будто впились в меня копья иль стрелы…
Немного посплю, отдохну, ослабелый».

Присела царевна средь свежих растений,
И голову мужа себе на колени

Она положила, часы подсчитала, —
Уже роковое мгновенье настало!

Тогда-то, в испуге, изверясь в надежде,
Увидела путника в красной одежде.

С петлею в руке и в короне блестящей
Смотрел на Сатьявана страх наводящий

Глазами, налитыми жаркою кровью, —
Не тог ли, кто участь готовил ей вдовью?