Джон Мильтон - Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец

Наш вождь, неустрашимый Кромвель, тот,
Кто с мудростью и верой неизменной
Стезей добра сквозь мрак страды военной
И тучу клеветы нас вел вперед,

Не раз сподобил бог своих щедрот
Тебя в борьбе с фортуною надменной:
Ты рать шотландцев сбросил в Дарвен пенный,
Под Данбаром побед умножил счет

И в Вустере[724] стяжал венок лавровый.
Но и в дни мира ждут тебя бои;
Вновь на душу советчики твои

Надеть нам тщатся светские оковы.
Не дай же им, продажным псам, опять
У нас свободу совести отнять.

Ты молод, Вэн, но разумом столь зрел,
Что даже Рим, где тоги, а не латы
Над эпиротом взяли верх когда-то,[726]
Сенатора мудрее не имел.

Ты, заключая мир, в веденье дел
Искусней был любого дипломата;
Ты, в ход пуская то булат, то злато,
Добыть победу на войне умел.

К тому ж меж властью светской и духовной
Различье ты постиг[727] и учишь нас,
Как избегать, по твоему примеру,

Смешенья их, в чем многие виновны.
Вот почему в глазах страны сейчас
Ты — старший сын и страж господней веры.

Господь, воздай савойцу за святых,
Чьи трупы на отрогах Альп застыли,
Чьи деды в дни, когда мы камни чтили,
Хранили твой завет в сердцах своих,[729]

Вовеки не прости убийце их
Мук, что они пред смертью ощутили,
Когда их жен с младенцами схватили
И сбросили, глумясь, со скал крутых,

Их тяжкий стон возносят к небу горы,
Их прах ветра в Италию несут —
В край, где царит тройной тиран,[730] который

Сгубил невинных. Пусть же все поймут,
Узрев твой гнев, что призовешь ты скоро
Блудницу вавилонскую[731] на суд.

Когда померк, до половины лет,
Свет для меня в житейской тьме кромешной,
«К чему мне, — вопросил я безутешно, —
Талант, который зарывать не след?

Как может человек, коль зренья нет,
Предвечному творцу служить успешно?»
И в тот же миг я, малодушьем грешный,
Услышал от Терпения ответ:

«Твой труд и рвенье, смертный, бесполезны.
Какая в них нужда царю царей,
Коль ангелами он располагает?

Лишь тот из вас слуга, ему любезный,
Кто, не ропща под ношею своей,
Все принимает и превозмогает».

Пускай огонь в камине разведут,
Чтоб мы теперь, когда дожди полили,
С тобой, мой Лоренс, теплый кров делили,
В беседах коротая время тут,

Покуда дни ненастья не пройдут
И вновь зефир не колыхнет воскрылий
Весеннего наряда роз и лилий,
Которые не сеют, не прядут.[734]

Здесь есть все то, что тонкий вкус прельщает:
Свет, яства и вино; здесь, наконец,
Под лютню иль орган нас восхищает

На дивном языке тосканском пенье;
И кто себе такие наслажденья
Нечасто позволяет, тот — мудрец.

Мой Сайриэк, чей знаменитый дед
В былые дни британскую Фемиду
Брал неизменно под свою эгиду
И как судья, и как законовед,

Вкуси со мной отрад, в которых нет
Приличьям ни ущерба, ни обиды,
Оставив Архимеда, и Эвклида,
И планы, что таит француз иль швед.[736]

Учись соразмерять разумно время —
Не только размышляй, какой стезей
Идти вперед, задавшись мудрой целью,

Но и умей позабывать про бремя
Дневных забот и суеты мирской,
Коль посылает бог нам миг веселья.

Друг Сайриэк, уже четвертый год
Мои глаза не различают света,
Хоть вчуже нелегко заметить это.
Напрасно я вперяюсь в небосвод —

Не видны мне ни звездный хоровод,
Ни золотое солнце, ни планеты.
Но дух мой тверд, надеждой грудь согрета,
Меня несчастье с курса не собьет.

Ты спросишь, где, слепец, беру я силы?
В сознанье, что огонь моих очей
Служение свободе угасило —

О ней я возвещал Европе всей.[737]
И этой мыслью волю закалила
Мне вера, поводырь в юдоли сей.

Во сне моя усопшая жена
Ко мне вернулась, словно Алкестида,[739]
Которую у смерти сын Кронида
Для мужа отнял в оны времена.

Библейской роженицы, что должна
Очиститься,[740] была бескровней с вида
Она, святая, чья до пят хламида
Спадала, белоснежна и длинна.

Я разглядеть не мог сквозь покрывало
Ее лицо, хоть взор духовный мой
Прочел, что, как и встарь, оно сияло

Любовью, бесконечной и немой.
Но ах! Шагнув ко мне, она пропала,
Проснулся я — и свет сменился тьмой.

Блажен тот муж, что не идет к порогу
Совета нечестивых, на дорогу
Греховных не встает и не сидит
В собранье развратителей, а чтит
Закон господень, людям свыше данный,
О коем размышляет неустанно.
Он будет словно древо у воды,
Чьи вызревают вовремя плоды
И чья листва вовеки не желтеет:
Что бы ни делал он, во всем успеет.
Иной удел у нечестивца. Он,
Как прах, что ветром над землей взметен,
Пасть на суде господнем не преминет,
Его собранье праведных отринет,
Затем что путь им указавший бог
Путь нечестивых гибели обрек.

Зачем мятутся столькие народы,
И ковы тщетно строят племена,
И восстают цари, и год от года

Все громче меж князей хула слышна
На бога и помазанника божья:
«На вечные расторгнем времена

Их узы, их оковы свергнем тоже»?
Лишь посмеется бог на небесах,
И поругается над этой ложью,

И в гневе скажет с яростью в очах:
«Я над моей святой горой Сионом
Помазал моего царя». И страх

Вселю я в сильных словом, мне реченным:
«Ты — сын мой, днесь ты мной рожден, и я
Тебя взыщу наследием законным.

Проси, и дам тебе я все края,
Все племена земные во владенье,
И, как сосуд скудельный, длань твоя

Их сокрушит за неповиновенье,
Жезлом железным сломит выю им».
Итак, учитесь, о цари, смиренью

И вразумитесь, вы, кем суд творим.
Служите богу с робостью душевной,
С боязнью в сердце радуйтесь пред ним.

Почтите сына божья, иль плачевно
Погибнете в пути вы оттого,
Что скоро вспыхнет в сыне пламень гневный.

Блажен, кто уповает на него.

Сколь, господи, твоя безмерна слава,
Простершаяся выше звезд ночных,
Сколь имя божье всюду величаво!
Из уст младенцев и детей грудных
Исторгнул ты себе хвалу к печали
И скорби тех, кто на тебя восстал,
Чтобы твои хулители молчали,
Чтоб мститель дрогнул, враг бессилен стал.

Я мыслю, глядя на небо — творенье
Твоих перстов, на горний хор светил;
«Идет ли с ними человек в сравненье?
Как, господи, о нем ты не забыл?
За что он, грешный, лицезреет бога
И положил ты под ноги его,
Пред ангелами умалив не много,
Все дело рук твоих, все естество?

Над всем его поставил ты владыкой —
Над птицею, парящей в небесах,
Над вольным зверем в чаще леса дикой,
Над рыбою, резвящейся в волнах,
Над овцами, что в поле щиплют травы,
Над чудищами мрачных бездн морских…»
Сколь имя бога всюду величаво,
Сколь славен он во всех краях земных!