Джеффри Чосер - Кентерберийские рассказы
Как и всегда, был и теперь при нем.
Там, расположены в столбцы, стояли
Года, их суммы, корни и так дале;
Затем пропорции к его услугам
Там были вычислены к центрам, дугам,
Чтоб сразу уравненья составлять.
Чрез восемь сфер умел он рассчитать,
Как далеко Альнат удалена
От головы подвижного Овна,
В девятой расположенного сфере, -
Искусен в этом был он в высшей мере.
Путем пропорций все дома луны
По первому им были найдены;
Потом разведал он луны восход,
В каком квадрате то произойдет,
И вот узнал он, как свою задачу
Так выполнить, чтобы иметь удачу.
Ему отлично были ведь знакомы
Все колдовства ухватки и приемы,
Что были приняты у басурман.
И вот однажды, в ход пустив обман,
Он сделал так, что вдруг весь берег стал
Как будто бы очищенным от скал.
Надежду потеряв себе помочь,
В мучениях Аврелий день и ночь
Все ждал, когда же совершится чудо!
И вот, когда он увидал, что груда
Унылых скал исчезла вдруг из глаз,
Он, низко пред волшебником склонясь,
Воскликнул: «Вас и чудную богиню
Любви благодарю за благостыню.
Своею жизнью я обязан вам».
И с этими словами прямо в храм
Направился, чтоб свидеться с любимой.
Там к госпоже своей неумолимой
Он со смятенной подошел душой
И с речью обратился к ней такой:
«Сударыня, я чту вас так высоко
И вас люблю так нежно и глубоко,
Что огорчить вас – мука для меня.
Когда б не страсть, которой болен я,
Которая мне душу отравила,
Пред вами я молчал бы до могилы,
Чтоб не погибнуть, должен я стонать.
Мне без вины доколе же страдать?
Пусть жалости ко мне у вас и нет,
Но вспомните про данный мне обет.
Не обрекайте вы меня на ад,
Единственно в любви я виноват.
Вы помните, как мне сказали раз, -
Я ничего потребовать от вас
Не смею, милости лишь вашей жду, -
Вы мне сказали, помните, в саду,
Что разделить любовь мою готовы,
И в этом честное мне дали слово.
Хоть этого достоин я едва ли, -
Свидетель бог, тогда вы так сказали.
Я вам клянусь: мне ваша честь важней,
Чем исцеление души моей.
Сударыня, – исполнен ваш приказ, -
Проверить это приглашаю вас.
Мою судьбу я в руки вам отдам, -
Жив или мертв, вас буду ждать я там.
От вас теперь зависит жребий мой,
Но нет скалы там больше ни одной».
Из храма вышел он. Меж тем она,
Вдруг сделавшись бледнее полотна,
Подумала: «Не приходила мне
Гень мысли о подобной западне;
Считала я, что не было и нет
Таких чудес, пока стоит наш свет.
Нарушен этим ведь природы ход».
И горестно домой она бредет,
От страха голову неся едва.
Так день проплакала она иль два,
Упасть все время в обморок готова,
Но не сказала никому ни слова
О том, что приключилось, – Арвираг
В отъезде был. Наедине же так,
Уставивши в пространство взор усталый,
Она свои мученья изливала:
«Увы, о рок, в ужасные тиски
Меня ты взял. Мне от твоей руки
Спасенья где искать? Ах, знаю я:
Смерть иль позор отныне ждут меня.
Меж них должна я выбрать. Но клянусь:
Я лучше с милой жизнью разлучусь,
Чем тело дам свое на оскверненье
Иль соглашусь на клятвопреступленье.
Пусть будет смертью рок преодолен.
Немало благородных дев и жен
Себя ударом умерщвляли смелым,
Чтоб согрешить не довелось им телом.
Примеров много от седых времен. [242]
Когда в Афинах был убит Фидон
В покоях, где шумело празднество,
Тираны злые дочерей его
Велели привести совсем нагими,
Чтоб любострастно насладиться ими.
В крови отца плясать несчастных дев
Заставили, – срази их божий гнев!
Но те, страшась бесчестье перенесть,
Свою девичью охраняя честь,
В пруд бросились и утонули там.
Об этом книги сообщают нам.
Пытались и мессенцы пятьдесят
Спартанских дев схватить и на разврат
Обречь тела их чистые, – с собой
Тогда покончили все до одной,
Предпочитая раннюю кончину
Покорству перед похотью мужчины,
И сохранили девственность свою.
Пред страхом смерти я ль не устою?
А что о Стимфалиде говорит
Преданье? В ночь, когда отец убит
Был по приказу гнусного тирана,
Она спастись бежала в храм Дианы;
Прильнувши к образу богини, так
В него впилась, что оторвать никак
Ее от образа не в силах были.
Так бедную на месте и убили.
Коль защищались девушки с такой
Отвагою от похоти мужской,
Тем более замужняя жена
Смерть оскверненью предпочесть должна.
Примеров тьма-, супруга Газдрубала,
Когда про взятье города узнала,
В костер метнула всех своих детей
И смерть прияла от руки своей.
Милее вечное ей было тленье,
Чем жадных римских рук прикосновенье.
А разве не покончила с собой
Лукреция, позор смывая свой?
Ту плоть, что осквернить дерзнул Тарквиний,
Она отважно обрекла кончине.
Семь дев милетских тоже смерть избрали,
Чтоб галлы, что на город их напали,
Девичью их не осквернили честь.
Примеров мужества не перечесть,
Которые тут можно привести.
Когда убит был Абрадат, прости
Последнее жена ему сказала
И с кровью мужниной свою смешала,
Шепнувши: «Верная тебе жена,
Никем не буду я осквернена».
Примеры множить надо ли? Когда
Столь многие в цветущие года
Предпочитали жизнь свою пресечь,
Чем плоть на поругание обречь,
Прикончить жизнь свою и я должна.
Коль не могу супругу быть верна,
Себя убью я, как во время оно,
Бежа позора, дочь Демотиона
Себя убила. Грустен, о Седаз,
Про бедных дочерей твоих рассказ.
При случае таком же все они
Свои пресекли молодые дни.
А девушка-фиванка, смерть которой,
Прията ею из-за Никанора,
Бедняжку от бесчестия спасла?
И та, другая, что на смерть пошла
Затем, что честь ее была распята
На ложе македонского солдата?
Супруга Никерата, ты себя
Убила тоже, честь свою любя.
Любимой девушке Алкивиада
Смерть добровольная была отрадой,
Чтоб не видать, как, бездыханный, он
Лежит, в святой земле не схоронен.
Альцеста, Пенелопа! Нам не надо
Вам славу петь, – вас знает вся Эллада.
Когда под Троей пал Протесилай,
С собой покончила, в загробный край
За ним решив уйти, Лаодамия.
Так поступили многие другие.
Брут Порцией так нежно был любим,
Что в гроб она сошла бок о бок с ним.
Все знают Артемизию, – она
Повсюду в варварских краях славна.
Царица Тейта чистотой своей
Пример для верных жен вселенной всей».
Так Доригена день, другой стонала
И мысль о смерти без конца ласкала.
На третью ночь вернулся Арвираг;
Заметив, что она печальна так,
Ее спросил он, в чем тому причина,
И воплем прорвалась ее кручина:
«Будь проклят моего рожденья час!
Я так и так – о горе! – поклялась».
И рассказала мужу то, о чем
Слыхали вы. Итак, вперед пойдем.
С улыбкой ласковой и ясной так
Жену спросил прекрасный Арвираг:
«Все, Доригена рассказали вы?»
«Да, Арвираг, но этого, увы,
Достаточно!» Тогда сказал он ей:
«Не плачьте! Утро ночи мудреней.
Быть может, недалек счастливый час;
Но слову верной быть прошу я вас.
Клянусь творцом! За вас, моя любовь,
Скорей пролью я всю до капли кровь,
Чем допущу, чтобы покрыло тенью
Вам светлый образ клятвопреступленье.
Быть верным слову – высший нам закон»,
И вдруг, заплакав, так продолжил он:
«Под страхом смерти запрещаю вам
Кому б то ни было, хотя б друзьям,
Об этой сообщать беде. А я
Жить попытаюсь, боль в душе тая.
Еще одно: пускай не выдаст вас
Ни складка губ, ни выраженье глаз».
Затем служанку с пажем он позвал.
«Супругу отведите, – им сказал, -
Туда, куда она укажет вам».
И те, покорствуя его словам,
Пошли, – куда, не ведая нимало,
Им госпожа ни слова не сказала.
И вот Аврелий молодой, тот самый,
Который так пленен был этой дамой,
Ее случайно встретил на пути,
Когда по людной улице пройти
Она в условленный спешила сад.
Он шел туда же. Уж с утра свой взгляд
Не отрывал он от ее окна
И все следил, не выйдет ли она.
Случайностью была ль их встреча эта
Иль рок, – но, радостно слова привета
К ней обратив, спросил Аврелий так:
«Куда вы направляете свой шаг?»
Она ответила, как бы в бреду:
«По приказанью мужа в сад иду,
Чтоб выполнить – о горе! – свой обет».
Аврелий, услыхав ее ответ,
Был изумлен, и чувство состраданья
В нем вызвали она, ее стенанья
И муж ее, достойный Арвираг,
Жену пославший в сад, – столь ярый враг
Он был измене клятвенному слову.
И вот Аврелий, – выхода иного
Найти не в силах, кроме одного, -
Решил от вожделенья своего
Отречься, чтобы рыцарский закон
