Лопе де Вега - Том 5

Поют?

То песня и танец
Мулаток. Чем ночь светлей,
Чем песня их веселей,
Тем траурней черный глянец.

Река Севильи
Как разодета!
Вся в белых лодках,
В зеленых ветках!

Не видел я лучшей картины!

Здесь вкус иногда оскорбляют
И шутками честь унижают,—
Они не так уж невинны.

Магистр! Когда ночь наступает,
Все кошки серы; от нас
Все то, что доступно для глаз,
Она под плащом скрывает.
Но можно цветы узнать
По запаху, не по окраске,—
Так мы узнаём и под маской
В толпе настоящую знать.

Король!

С ним ваш брат.

Прекрасно!
Уйдем. Довольно того,
Что в милости брат у него.

Вас любит он.

Что ж, не напрасно.

Смотрите: от нас упорно
Здесь прячутся двое мужчин.
Взгляни-ка, Мендо.

Один
Из них это граф, бесспорно.

Энрике! Ты от меня
Скрываешься здесь?

Сеньор!
А я полагал до сих пор,
Что прячешься ты, а не я.

Так мне за любовь ты платишь?
Зачем ты здесь в этот час?

Я сопровождаю вас.

Напрасно любезности тратишь.

Сеньор! Вы, конечно, правы:
Не знаю, где их применить.

На случай их надо хранить,
Иначе они лукавы.

Клянусь, я хотел, сеньор,
Взглянуть лишь, как весело людям.

Сеньор! Граф Энрике не будет
Лукавый вести разговор.
В нем добрые чувства царят,
В нем скромность всего дороже.

Я это думаю тоже,
И так о нем говорят.
Что делал ты?

Весь этот гам,
Гитары, бубны и дудки,
Задир браваду и шутки
Я слушал, а смельчакам
Я шпагу и грудь подставлял.

В Испании эта грудь
Отважнее всех. Кто-нибудь
Безумство твое разделял?

Рамиро.

Так я и знал.

Но разве виновен я в том?

А разве ты ни при чем?

Я спорить давно перестал,
Когда ни к чему оправданья.

Но ты ведь мастер на спор.

В двух случаях валят, сеньор,
С тех пор как стоит мирозданье,
Спокойно, везде и всегда
С себя на другого вину.

А именно?

Муж — на жену,
А также на слуг — господа.
Адам говорил, что не он,
А Ева всему причина;
С тех пор в проступках мужчины
Всегда обвиняют жен.
А если хозяин неправ,
И нужно ему оправданье,—
Слуга несет наказанье.

Ты прав, хоть дерзок твой нрав.
Тогда скажи мне, Энрике,
Куда ты меня поведешь
И чем ты меня развлечешь.

Боюсь, что покажется дикой
Ночная шумиха тебе.
Вот разве захочешь послушать,
Как пылкие девичьи души
Бросают вопросы судьбе;
Как баснями им отвечают,
Когда они ворожат:
Святой Иоанн для них сват.

Мужчин они различают:
Коль с агнцем из библии схож
Мужчина, он шансы имеет;
Ведь муж — это жертва: пусть блеет,
Но только бы лег под нож.

Где шут, что его перешутит?
Признайся-ка, Мендо, нам:
В каких домах по ночам
Хозяин твой тайно кутит?

Таких домов не найти,
Чтоб вкус ваш не оскорбляли.

Красавиц нет? Так нельзя ли
К дурнушке, но скромной зайти?

Нет. Сколько их есть кругом,
Все заняты ночью такою:
Девицы — о муже мольбою,
Замужние — колдовством.

Согласен я с Мендо. Знаком
С одной волшебницей я;
Ночной горшок у меня
Она попросила, а в нем
Яйцо она разобьет
С особой приметой; оттуда
К ней в полночь выпорхнет чудо.

Вот выдумки!

Да сожжет
Огонь этих ведьм на месте!
Чем заняты в день такого
Невиданного святого!

Для женщины нет бесчестья
Страшней и злей ворожбы.

Она, да еще размалевка
У женщин — обман и уловка,
Чтоб спрятаться от судьбы.
Девичество — это заря,
Нужны ли заре притиранья?
Прекрасна она без старанья,
Влюбляет в себя, горя.
Приходит безжалостный день,
И надо прибегнуть к маске:
С лица заревые краски
Сошли, и милее тень.
Вот тут-то глупостям место,
И место тогда ворожбе,
Чтоб все еще, назло судьбе,
Казаться желанной невестой.
На площади продают
Гвоздику из шелка; она
Совсем как живая пышна,
Но птицы над ней не поют.
Вот так эти лица-маски,
Раскрашенные и пустые:
По краскам как будто живые,
Но в лавке куплены краски.

Порой это видишь воочью.

Всех лучше сказал про женщин
Мудрец — он был славой увенчан,
Что все одинаковы ночью.

О плоти он это сказал,
А не о душе.

Боюсь,
То был Эпикур.[88]

Клянусь,
Что это Плутарх[89] написал.

Довольно с меня болтовни
О гнусности женской природы!
Считают глупцы да уроды,
Что женщины ведьмам сродни.
А ты их завоевать,
Любви добиться сумей,—
И будешь до смерти своей
Им честь и хвалу воздавать.
Без них — господь мне свидетель —
Изящества, радости нет;
Во что превратился бы свет,
Коль не было б их на свете?
Целебна их красота
Душе и телу.

Ты прав,
Сеньор, но изменчив их нрав,
Пленяет их суета.