Андре де Нерсиа - ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (Félicia, ou Mes Fredaines, 1772)
Однако я не хочу забегать вперед. Читателям следует знать, что госпожа де Керландек не возненавидела сэра Сидни и все содеянное им простила. Но он больше не любил эту женщину, вернее, полагал, что не любит, и уверял, что именно я излечила его от безумной страсти. Сэр Сидни просил меня узнать с помощью графа, что сталось с женщиной, рожденной на свет для того, чтобы вечно становиться причиной самых странных приключений. Мне показалось жестоким использовать бедного Робера в поисках, которые заставили бы его сердце снова кровоточить. Итак, я пообещала милорду сообщать все, что случайно узнаю от графа.
Несчастный был жив, но не выздоравливал. Д'Эглемон составлял мне компанию, удовлетворяя все желания, монсеньор не отходил от Сильвины. В дом приезжали с визитами: мы с радостью принимали друзей, вежливо отказывая чужим. Приближалась зима. Мы вернулись в Париж, увезя с собой бедного графа и взяв с него обещание, что он не покинет нас, пока не оправится от ран и не приведет в порядок расстроенные дела. Милорд Сидни, бывший близким другом министра иностранных дел, сумел закрыть дело о поединке в Бордо, решив его в пользу осужденного графа. Что касается несправедливостей, допущенных в отношении его отца-маркиза де***, милорд и монсеньор пообещали сделать все, что будет в их силах, чтобы исправить их, хотя это было очень непросто. Надежда придала мужества выздоравливавшему графу: его здоровье не улучшилось, но и не стало хуже, а это на тот момент было главным (поправиться совсем он не мог).
Глава III. О менее грустных вещах
На следующий день после возвращения в Париж к нам приехал с визитом милорд Кинстон. Прекрасная Солиньи только что покинула его, чтобы последовать за высоченным офицером в Гасконь: ради него она пожертвовала Парижем, Оперой, богатством, которое давал ей милорд, даже бриллиантами и нарядами, которые неуклюжий великан заставил ее продать.
Милорд не был особенно привередлив, но ему нужна была женщина. Он умирал от скуки, если его никто не развлекал и не помогал проматывать огромное состояние. Солиньи была сокровищем для избалованного англичанина, ее потерю трудно было восполнить, но мне показалось, что теперь Сильвина, видя в этом немалую выгоду, готова была утешить милорда. Он пытался завоевать мое расположение… но я дала ему понять, что не склонна к общению. Кинстон был честным человеком и близким другом сэра Сидни, он знал о его чувствах ко мне и сумел побороть искушение, решив завоевать Сильвину.
— Я устал от сумасбродок, — говорил он, с нежностью глядя на мою тетю, — они мне больше не подходят. Я хочу женщину, которая была бы не слишком хороша, но не имела дурной репутации в свете; возраст не имеет значения. Я не слишком часто занимаюсь любовью. Я обожаю застолье, мне скучно сидеть за едой напротив женщины, которая хороша лишь в постели. Я хочу, чтобы она умела думать, чтобы мы могли поговорить. Не вижу ничего плохого, если у нее будут ее любовники, — только любезные и образованные люди; с таким человеком, как я, любящая наслаждение женщина не сможет пресытиться, я буду покладист, не стану видеть лишнего, не стану ревновать, если меня будут обхаживать. Одним словом, я отношусь к неверности, как спартанцы относились к воровству: не пойман — не вор. Кроме того, я люблю тратить золото и стал бы презирать любовницу, которая не придумала бы тысячу разных способов расставания с ним; я…
— Но, милорд, вы только что, сами того не ведая, доказали нам, что являетесь любезнейшим из мужчин, а это нескромно!
— Ах, черт возьми, моя красавица, — отвечал, улыбаясь, толстый англичанин, покраснев от удовольствия, — испытайте же меня. Но что скажет, на это некий прелат?
— О, совсем ничего, уверяю вас. Я слишком долго держала его в рабстве, он остается со мной только из любезности. Я вижу, что он скучает…
— Браво, дорогая! Верните этого любезного господина обществу и позвольте мне заменить его. Это будет тем приятнее, что мой друг Сидни имеет серьезные намерения в отношении прекрасной племянницы. У нас будет английский дом — лучшая из всех сделок, что я заключал в жизни.
Сильвина не отвечала ни «да», ни «нет», но было очевидно, что она согласна. Я уже видела, как очень скоро толстяк Кинстон подпрыгнет от радости. Поцеловав нас обеих, он удалился с легкостью французского комедианта — веселый, расцветший от обещания счастья.
— О Боже, да я просто сумасшедшая, — сказала мне Сильвина, как только он вышел.
— Не настолько, не настолько!
— Но как я справлюсь с толстым любовником…
— Ну вот, вы уже раскаиваетесь! Вы ведь хорошо знаете милорда Кинстона, он не продавал вам кота в мешке, его слова — всего лишь смутные обещания.
— Конечно, но он толстый.
Последнее замечание было смешным, и я расхохоталась.
Все устроилось наилучшим образом. В тот же день монсеньор написал из Версаля, что пробудет еще какое-то время при дворе, а потом отправится с племянником в провинцию, ибо его старший брат вот-вот скончается. Монсеньор ждал этого момента, чтобы женить шевалье, у него уже была на примете богатая наследница. Отъезд монсеньора означал воцарение Кинстона.
Вот так судьба навязывает людям свою волю. Желая, чтобы какое-нибудь событие случилось, она подстраивает другие, чтобы предопределить выбор смертных слепцов. Хорошая вещь — предопределение…
Глава IV. Продолжение предыдущей
К вечеру снова приехал милорд Кинстон. Голова его была полна чудесных планов, причем половина касалась непосредственно меня. «Я уверен, — заявил Кинстон, — что милорд Сидни одобрит меня». Новый покровитель Сильвины хотел, чтобы мы покинули нашу слишком маленькую квартиру и переселились в особняк, он уже присмотрел один. По его мнению, следовало обновить всю мебель, прежняя вышла из моды. Из имения, подаренного мне сэром Сидни, мы привезли в Париж шестерку лошадей — английских, отлично подходивших друг другу, а вот городская карета была слишком простой и старой: милорд желал, чтобы у каждой из нас была собственная, отделанная по последней моде, и он знал, где их купить. Что касается бриллиантов, у Сильвины их было немного, а у меня так и вовсе не было. Кинстон, считавшийся знатоком драгоценных камней, попросил доверить ему эту покупку. Одним словом, все, что феи могут наколдовать своей волшебной палочкой, милорд получал за золото. Я видела, какое удовольствие замечательные планы Кинстона доставляют Сильвине, да и мне самой они очень нравились. Разве можно быть женщиной и не любить роскошь?
Вскоре мы уже наслаждались всем, что пообещал милорд Кинстон. Мы оставили несчастному графу квартиру со всей обстановкой и отправились обживать новый особняк. Там всего было в избытке, мы даже устыдились расточительности милорда. Каждый день от него привозили новые подарки, все очень роскошные. Не успевали мы чего-нибудь пожелать, как милорд Кинстон уже исполнял это с помощью госпожи д'Орвиль, которая вмешивалась в дело из женского любопытства и хорошего отношения к нам. Избавлю читателей от утомительных описаний, пусть сами вообразят изысканные яства, роскошь и элегантность обстановки, но главное — абсолютную пристойность. О Сильвине в свете было известно, что она располагала большим состоянием, появляясь на публике, мы всегда подчеркивали и нарядами и манерой вести себя, что не принадлежим к числу «женщин, которых содержат».
Милорд Кинстон оказался изумительным человеком, хоть и любил некоторые простые удовольствия. Он не был слишком умен, но обладал трезвостью рассудка, внутренним достоинством и хорошо знал свет. Словом, достаточно сказать, что милорд Сидни, во всем превосходивший Кинстона, был его другом. Сильвина хорошо ладила с толстяком, и я даже думала, что он сумел влюбить ее в себя, несмотря на весь свой жир. Так всегда бывает с женщинами, привыкшими иметь несколько любовников: они делят между ними свои милости, но всегда вознаграждают каждого, не проявляя неблагодарности фальшивых жеманниц. Сильвина, всегда спокойная, всегда кокетливая, привыкшая удовлетворять любой свой каприз, без конца обманывала толстого Креза, тем более, что он сам предоставлял ей такую возможность, одержимый страстью к нескончаемым развлечениям, так вот, Сильвина умела сделать Кинстона бесконечно счастливым. На свете много сильвин, а вот люди, подобные Кинстону, — редкость, о таких мечтает каждая жрица Венеры.
Глава V. Неожиданное несчастье
Все мы — игрушки судьбы: стоит возомнить себя счастливыми, как Рок отнимает у нас спокойствие.
Мы безмятежно наслаждались приятной жизнью, но внезапно были жестоко ранены в сердце известием, заставившим нас забыть все плоды доброты великодушного англичанина.
