Алигьери Данте - Божественная комедия

1 Какую долю, дневный путь свершая,
Когда к исходу близок третий час,
Являет сфера, как дитя, живая,

4 Такую долю и теперь как раз
Осталось солнцу опуститься косо;
Там вечер был, и полночь здесь у нас.

7 Лучи нам били в середину носа,
Затем что мы к закатной стороне
Держали путь по выступу утеса,

10 Как вдруг я ощутил, что в очи мне
Ударил новый блеск, струясь продольно,
И удивился этой новизне.

13 Тогда ладони я поднес невольно
К моим бровям, держа их козырьком,
Чтобы от света не было так больно.

16 Как от воды иль зеркала углом
Отходит луч в противном направленье,
Причем с паденьем сходствует подъем,

19 И от отвеса, в равном отдаленье,
Уклон такой же точно он дает,
Что подтверждается при наблюденье,

22 Так мне казалось, что в лицо мне бьет
Сиянье отражаемого света,
И взор мой сделал быстрый поворот.

25 "Скажи, отец возлюбленный, что это
Так неотступно мне в глаза разит,
Все надвигаясь?" – я спросил поэта.

28 "Не диво, что тебя еще слепит
Семья небес, – сказал он. – К нам, в сиянье,
Идет посол – сказать, что путь открыт.

31 Но скоро в тяжком для тебя сверканье
Твои глаза отраду обретут,
Насколько услаждаться в состоянье".

34 Когда мы подошли: "Ступени тут, -
Сказал, ликуя, вестник благодати, -
И здесь подъем гораздо меньше крут".

37 Уже мы подымались, и "Bead
Misericordes!" пелось нам вослед
И «Радуйся, громящий вражьи рати!»

40 Мы шли все выше, я и мой поэт,
Совсем одни; и я хотел, шагая,
Услышать наставительный ответ;

43 И так ему промолвил, вопрошая:
"Что тот слепой романец разумел,
О «доступе другим» упоминая?"

46 И вождь: "Познав, какой грозит удел
Позарившимся на чужие крохи,
Он вас от слез предостеречь хотел.

49 Богатства, вас влекущие, тем плохи,
Что, чем вас больше, тем скуднее часть,
И зависть мехом раздувает вздохи.

52 А если бы вы устремляли страсть
К верховной сфере, беспокойство ваше
Должно бы неминуемо отпасть.

55 Ведь там – чем больше говорящих «наше»,
Тем большей долей каждый наделен,
И тем любовь горит светлей и краше".

58 "Теперь я даже меньше утолен, -
Ответил я ему, – чем был сначала,
И большими сомненьями смущен.

61 Ведь если достоянье общим стало
И совладельцев много, почему
Они богаче, чем когда их мало?"

64 И он в ответ: "Ты снова дал уму
Отвлечься в сторону земного дела
И вместо света почерпаешь тьму.

67 Как луч бежит на световое тело,
Так нескончаемая благодать
Спешит к любви из горнего предела,

70 Даря ей то, что та способна взять;
И чем сильнее пыл, в душе зажженный,
Тем большей славой ей дано сиять.

73 Чем больше сонм, любовью озаренный,
Тем больше в нем благой любви горит,
Как в зеркалах взаимно отраженной.

76 Когда моим ответом ты не сыт,
То Беатриче все твои томленья,
И это и другие, утолит.

79 Стремись быстрей достигнуть исцеленья
Пяти рубцов, как истребились два,
Изглаженные силой сокрушенья".

82 «Ты мне даруешь...» – начал я едва,
Как следующий круг возник пред нами,
И жадный взор мой оттеснил слова.

85 И вдруг я словно был восхищен снами,
Как если бы восторг меня увлек,
И я увидел сборище во храме;

88 И женщина, переступив порог,
С заботой материнской говорила:
"Зачем ты это сделал нам, сынок?

91 Отцу и мне так беспокойно было
Тебя искать!" Так молвила она,
И первое видение уплыло.

94 И вот другая, болью пронзена,
Которую родит негодованье,
Льет токи слез, и речь ее слышна:

97 "Раз ты властитель града, чье названье
Среди богов посеяло разлад
И где блистает всяческое знанье,

100 Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат,
Обнявшим нашу дочь!" Но был спокоен
К ней обращенный властелином взгляд,

103 И он сказал, нимало не расстроен:
"Чего ж тогда достоин наш злодей,
Раз тот, кто любит нас, суда достоин?"

106 Потом я видел яростных людей,
Которые, столпившись, побивали
Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»

109 А тот, давимый гибелью, чем дале,
Тем все бессильней поникал к земле,
Но очи к небу двери отверзали,

112 И он молил, чтоб грешных в этом зле
Господь всевышний гневом не коснулся,
И зрелась кротость на его челе.

115 Как только дух мой изнутри вернулся
Ко внешней правде в должную чреду,
Я от неложных грез моих очнулся.

118 Вождь, увидав, что я себя веду,
Как тот, кого внезапно разбудили,
Сказал мне: "Что с тобой? Ты как в чаду,

121 Прошел со мною больше полумили,
Прикрыв глаза и шатко семеня,
Как будто хмель иль сон тебя клонили".

124 И я: "Отец мой, выслушай меня,
И я тебе скажу, что мне предстало,
Суставы ног моих окостеня".

127 И он: "Хотя бы сто личин скрывало
Твои черты, я бы до дна проник
В рассудок твой сквозь это покрывало.

130 Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг
Не отвращало влагу примиренья,
Которую предвечный льет родник.

133 Я «Что с тобой?» спросил не от смятенья,
Как тот, чьи взоры застилает мрак,
Сказал бы рухнувшему без движенья;

136 А я спросил, чтоб укрепить твой шаг:
Ленивых надобно будить, а сами
Они не расшевелятся никак".

139 Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами,
Насколько солнце позволяло им,
Сиявшее закатными лучами;

142 А нам навстречу – нараставший дым
Скоплялся, темный и подобный ночи,
И негде было скрыться перед ним;

145 Он чистый воздух нам затмил и очи.

1 Во мраке Ада и в ночи, лишенной
Своих планет и слоем облаков
Под небом скудным плотно затемненной,

4 Мне взоров не давил такой покров,
Как этот дым, который все сгущался,
Причем и ворс нещадно был суров.

7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;
И спутник мой придвинулся слегка,
Чтоб я рукой его плеча касался.

10 И как слепец, держась за вожака,
Идет, боясь отстать и опасаясь
Ушиба иль смертельного толчка,

13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,
Я шел и новых не встречал помех,
А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»

16 И голоса я слышал, и во всех
Была мольба о мире и прощенье
Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.

19 Там «Agnus Dei» пелось во вступленье;
И речи соблюдались, и напев
Одни и те же, в полном единенье.

22 «Учитель, это духи?» – осмелев,
Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.
Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".

25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме
И вопрошающий про нас, как те,
Кто мерит год календами земными?"

28 Так чей-то голос молвил в темноте.
"Ответь, – сказал учитель, – и при этом
Дознайся, здесь ли выход к высоте".

31 И я: "О ты, что, осиянный светом,
Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен,
Когда пройдешь со мной, моим ответом".

34 "Пройду, насколько я идти волен;
И если дым преградой стал меж нами,
Нам связью будет слух", – ответил он.

37 Я начал так: "Повитый пеленами,
Срываемыми смертью, вверх иду,
Подземными измучен глубинами;

40 И раз угодно божьему суду,
Чтоб я увидел горние палаты,
Чему давно примера не найду,

43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты
И верно ли ведет стезя моя,
И твой язык да будет наш вожатый".

46 "Я был ломбардец, Марко звался я;
Изведал свет и к доблести стремился,
Куда стрела не метит уж ничья.

49 А с правильной дороги ты не сбился".
Так он сказал, добавив: "Я прошу,
Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".

52 И я: "Твое желанье я свершу;
Но у меня сомнение родилось,
И я никак его не разрешу.

55 Возникшее, оно усугубилось
От слов твоих, мне подтвердивших то,
С чем здесь и там оно соединилось.

58 Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри, и сверху разлито.

61 Но укажи мне, где искать причину:
Внизу иль в небесах? Когда пойму,
Я и другим поведать не премину".

64 Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,
И начал так, в своей о нас заботе:
"Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

67 Вы для всего причиной признаете
Одно лишь небо, словно все дела
Оно вершит в своем круговороте.

70 Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла.

73 Влеченья от небес берут начало, -
Не все; но скажем даже – все сполна, -
Вам дан же свет, чтоб воля различала

76 Добро и зло, и ежели она
Осилит с небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна.

79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе, влившей разум в вас;
А небеса к нему и непричастны.

82 И если мир шатается сейчас,
Причиной – вы, для тех, кто разумеет;
Что это так, покажет мой рассказ.

85 Из рук того, кто искони лелеет
Ее в себе, рождаясь, как дитя,
Душа еще и мыслить не умеет,

88 Резвится, то смеясь, а то грустя,
И, радостного мастера созданье,
К тому, что манит, тотчас же летя.

91 Ничтожных благ вкусив очарованье,
Она бежит к ним, если ей препон
Не создают ни вождь, ни обузданье.

94 На то и нужен, как узда, закон;
На то и нужен царь, чей взор открыто
Хоть к башне Града был бы устремлен.

97 Законы есть, но кто же им защита?
Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует,
Но не раздвоены его копыта;

100 И паства, видя, что вожатый льнет
К благам, будящим в ней самой влеченье,
Ест, что и он, и лучшего не ждет.

103 Ты видишь, что дурное управленье
Виной тому, что мир такой плохой,
А не природы вашей извращенье.

106 Рим, давший миру наилучший строй,
Имел два солнца, так что видно было,
Где божий путь лежит и где мирской.

109 Потом одно другое погасило;
Меч слился с посохом, и вышло так,
Что это их, конечно, развратило

112 И что взаимный страх у них иссяк.
Взгляни на колос, чтоб не сомневаться;
По семени распознается злак.

115 В стране, где По и Адиче струятся,
Привыкли честь и мужество цвести;
В дни Федерика стал уклад ломаться;

118 И что теперь открыты все пути
Для тех, кто раньше к людям честной жизни
Стыдился бы и близко подойти.

121 Есть, правда, новым летам к укоризне,
Три старика, которые досель
Томятся жаждой по иной отчизне:

124 Герардо славный; Гвидо да Кастель,
«Простой ломбардец», милый и французу;
Куррадо да Палаццо. Неужель

127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу
Мирских забот, под бременем двух дел
Упала в грязь, на срам себе и грузу?"

130 "О Марко мой, я все уразумел, -
Сказал я. – Вижу, почему левиты
Не получили ничего в удел.

133 Но кто такой Герардо знаменитый,
Который в диком веке, ты сказал,
Остался миру как пример забытый?"

136 "Ты странно говоришь, – он отвечал. -
Ужели ты, в Тоскане обитая,
Про доброго Герардо не слыхал?

139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя,
Родная дочь, снабдит его другим.
Храни вас бог! А я дошел до края.

142 Уже заря белеется сквозь дым, -
Там ангел ждет, – и надо, чтоб от света
Я отошел, покуда я незрим".

145 И повернул, не слушая ответа.