Исландские саги - Сага о Греттире
Он рассказал, что убил человека и отомстил за своего брата.
— Но я не мог доказать этого со свидетелями, — сказал Торстейн, — потому мне и приходится здесь сидеть, если только кто-нибудь не захочет меня выкупить. Но на это надежда плохая, потому что у меня здесь нет никаких родичей.
— Великая будет потеря, если ты погибнешь. А что — брат твой, за которого ты отомстил, был такой уж славный муж?
Торстейн сказал, что он намного всех превосходил. Она спросила, из чего это видно. Тогда Торстейн сказал такую вису:
Ветвь обручий, напрасно
Восемь воинов тщились
Руку разжать Греттиру,
Меч у мертвого вырвать.
Тогда и надумали стражи
Злата — рубить на плахе
Палку плеча. Преуспели
В том вдохновители битвы[102].
— Да, это великое геройство, — сказали те, кто уразумел эту вису. А она, услышав это, сказала так:
— Хочешь принять от меня жизнь, если будет такая возможность?
— С охотой, — сказал Торстейн, — если этого моего сотоварища, что сидит здесь, тоже со мною выпустят. А не то мы будем сидеть здесь оба.
Она отвечает:
— По-моему, ты куда большего стоишь, чем он.
— Как бы там ни было, — сказал Торстейн, — только мы либо выйдем отсюда оба, либо не выйдет ни один.
Она отправилась к варягам и попросила выпустить Торстейна, предлагая за него выкуп. Они были и сами рады этому. И благодаря своему влиянию и богатству она добилась освобождения их обоих. И, выйдя из тюрьмы, Торстейн сразу пошел к Спес хозяйке. Она приняла его и скрыла у себя. Но он иногда ходил с варягами в походы и показал себя во всех их подвигах большим храбрецом.
LXXXVIII
В то время Харальд, сын Сигурда[103], был в Миклагарде, и Торстейн заручился его дружбой. Торстейн слыл человеком важным, потому что Спес не допускала, чтобы он нуждался в деньгах. Они полюбили друг друга, Торстейн и Спес. Она не могла надивиться на его доблесть. Она не скупилась на расходы, желая окружить себя друзьями. Не укрылись и от ее мужа перемены в нраве ее и во всех привычках, а в особенности в ее тратах. Он не досчитывался золота и сокровищ, хранившихся у нес. И вот как-то муж ее Сигурд завел с нею разговор и сказал, что она на удивление переменилась:
— Ты совсем не печешься о нашем добре и пускаешь его на ветер. И живешь ты словно во сне. И избегаешь быть в одном месте со мною. Я знаю наверное, что есть на то причина.
Она отвечает:
— И я говорила тебе, и мои родичи, когда мы с тобою сошлись, что я хочу свободно и самостоятельно распоряжаться всем, что мне приличествует. И поэтому я не берегу твоих денег. Или ты ставишь мне в вину что-то другое, для меня постыдное?
Он отвечает:
— Берет меня сомнение, нет ли у тебя кого-нибудь, кто был бы тебе милее меня.
— Не знаю, — говорит она, — откуда ты это взял. Но только думаю, что у тебя нет для этого никаких оснований. Но нам не о чем с тобою разговаривать, если ты возводишь на меня такую напраслину.
На этот раз он оставил этот разговор. Они же с Торстейном вели себя по-прежнему, не остерегаясь пересудов злых людей, потому что она уповала на свой ум и на друзей. Они часто проводили время за разговорами и развлечениями.
Как-то вечером они сидели в одной горнице, где хранились ее сокровища. Она попросила Торстейна спеть, думая, что хозяин пьет с кем-нибудь по своему обыкновению. Двери она заперла. Вот поет Торстейн сколько-то времени, как вдруг кто-то заколотил в дверь, требуя, чтобы ее открыли. Это пришел муж, и с ним много слуг. Хозяйка перед тем открыла ларь и показывала Торстейну свои сокровища. И, узнав, кто пришел, она не захотела отворять двери. Она говорит Торстейну:
— Времени нет раздумывать: прыгай сюда в ларь и сиди тихо.
Тот так и сделал. Она навесила на ларь замок и села сверху. Тут муж ворвался в горницу, а двери взломали. Хозяйка сказала:
— Что это вы так разбушевались? Или враги за вами гонятся?
Хозяин отвечает:
— Ну что же, хорошо, что ты сама себя показала, какова ты есть. Где этот человек, что тут заливался? Видно, что его голос тебе нравится больше моего.
Она сказала:
— Тот еще не совсем дурак, кто умеет молчать. Но о тебе этого не скажешь: ты считаешь себя хитрецом и думаешь опорочить меня своей ложью. Но она выйдет наружу. Если ты говоришь правду, хватай его, ведь не мог же он выпрыгнуть сквозь стены или крышу.
Он обыскал дом, но никого не нашел.
Она сказала:
— Что же ты его не хватаешь, если так уверен в своей правоте?
Он промолчал, недоумевая, как это так его провели, и спросил у сопровождавших его, разве они не слышали того же, что и он. Но они, увидев, что хозяйка недовольна, не стали свидетельствовать, говоря, что, мол, случается и ослышаться. Тогда хозяин ушел, уверенный, что правда ему известна, хоть он и не нашел того человека. После этого он еще долгое время смотрел за хозяйкой и всеми ее делами.
В другой раз — это гораздо позже — Торстейн и Спес сидели в клети, где у нее с хозяином хранились шитое платье и ткани. Она показывала Торстейну много разных тканей, и они все их расстилали. Они и ждать не ждали, как вдруг явился хозяин и с ним много народу и взломали дверь. А она тем временем набросила на Торстейна одежду и прислонилась к куче одежды, когда те вошли.
— Ты все еще станешь отрицать, — говорит хозяин, — что тут у тебя был человек? Тут со мною люди, которые вас обоих видели.
Она просила их утихомириться:
— Уж теперь-то у вас ничего не сорвется. Только меня оставьте в покое и не толкайтесь.
Они обыскали дом и ничего не нашли, так и остались ни с чем. Тогда хозяйка сказала:
— Всегда хорошо выдержать испытание вопреки надежде многих. Следовало ждать, что вы не найдете того, что нет. Не думаешь ли ты, муженек, признать свою глупость и снять с меня этот навет?
Он сказал:
— Теперь, когда я окончательно уверился в том, что мои обвинения против тебя справедливы, я и подавно этого не сделаю. Придется уж тебе самой об этом позаботиться, если ты хочешь обелить себя.
Она сказала, что ничего не имеет против. На этом их разговор и кончился.
После этого случая Торстейн был все больше с варягами. И, говорят, что он прибегал к советам Харальда, сына Сигурда. И люди думают, что они не сумели бы так выпутаться, если бы не поддержка Харальда и не его мудрость. Прошло некоторое время, и Сигурд хозяин сказал, что ему нужно уехать по какому-то делу. Хозяйка не стала его удерживать. И когда хозяин уехал, Торстейн пришел к Спес, и теперь они все время были вместе. Усадьба ее была у самого моря, и море подходило прямо к некоторым постройкам. Там и сидели обычно Спес с Торстейном. В полу там была маленькая дверка, о которой никто, кроме них двоих, не знал. Она оставалась открытой на случай, если вдруг понадобится.
Теперь надо сказать про хозяина, что он никуда и не думал уезжать, а спрятался, чтобы следить за хозяйкой. И вот случилось однажды вечером, когда они, ничего не подозревая, сидели в морской горнице и забавлялись, неожиданно подошел туда хозяин с целой толпой людей, и, подведя некоторых к окну, что было в доме, просил их взглянуть, не так ли все, как он говорил. Все говорили, что так оно и есть и так, верно, было и раньше. Побежали они к горнице. И, услышав этот шум, Спес сказала Торстейну:
— Ты должен во что бы то ни стало спуститься. Подай мне знак, как выберешься из дому.
Он сказал, что, мол, ладно, и кинулся под пол, а хозяйка толкнула дверку ногой. Дверка захлопнулась, и никаких следов на полу не осталось. Хозяин вбежал со своими людьми в горницу. Принялись они все обыскивать, но ничего, как и следовало ожидать, не нашли. Горница была вся пуста: ничего там не было, кроме голого пола и лавок. Хозяйка сидела и играла пальцами. Она мало обращала на них внимания и вела себя, как ни в чем не бывало. Хозяину показалось, что это уж совсем странно, и он спросил у своих людей, не видали ли они тут человека. Те сказали, что, конечно, видали.
Тогда хозяйка сказала:
— Вот и вышло прямо по поговорке: два раза было, третьего не миновать. Не так ли и с тобою, Сигурд? Ты, кажется, трижды доставлял мне беспокойство. Не поумнел ли ты теперь против прежнего?
— Теперь я не единственный, кто может против тебя показать, — говорит хозяин. — За все это ты должна подвергнуться суду Божьему, потому что я не потерплю, чтобы весь этот позор остался без возмездия.
— По-моему, — говорит хозяйка, — ты требуешь того, что я и сама хочу предложить, потому что для меня нет ничего лучше, как снять с себя это обвинение. Оно уж и так разнеслось по всему свету, и будет для меня великим бесчестием, если я от него не избавлюсь.
— Ты заодно должна будешь показать, — говорит хозяин, — что никому не отдавала моего добра и сокровищ.
Она отвечает:
— Очистившись судом Божиим, я избавлюсь заодно от всего, что ты на меня наговариваешь. Но подумай, к чему это приведет. Завтра же утром я отправлюсь к епископу, и он расскажет мне все, что я должна делать, дабы полностью снять с себя обвинение.
