Фернан Пинто - Странствия
На это я, не желая с ним соглашаться, привел, со своей стороны, несколько доводов, которые он не пожелал принять, всякий раз противопоставляя им свои соображения, после чего мне пришлось сказать ему, что, если, как он говорит, его в самом деле собираются убить и разграбить его имущество, каким образом могу я рассчитывать избежать той же участи? И далее, если он настолько упорен в действительности такой угрозы, с какой стати позволил он отплыть этим одиннадцати португальцам или почему сам не отправился с ними в Малакку?
На это он ответил:
— Видит бог, как я раскаиваюсь в этом, но раз я уже не поступил так, как вы говорите, сделайте сейчас так, как я вас прошу и умоляю от имени сеньора коменданта, которому я сейчас напишу и дам отчет во всех наших разговорах. Поверьте, он вас не поблагодарит за то, что вы меня оставите одного со всеми товарами, которых не так уж мало, ибо стоимость их превосходит тридцать тысяч крузадо, а тут еще есть и мои товары примерно на ту же сумму.
Я был смущен: бросив его, я пренебрег бы его просьбой, оставшись, я подвергал себя опасности, а поэтому и не знал, к какому из этих крайних решений склониться. Наконец, прикинув в уме все положительные и отрицательные стороны дела, я пошел с ним на следующее соглашение: если он в течение пятнадцати дней не отправится со мной на ланчаре в Патане, предварительно обратив все товары в золото и драгоценные камни, — а того и другого было здесь в ту пору изрядное количество, — он отпустит меня, куда я пожелаю. На это он согласился, после чего каждый стал готовиться в дорогу.
Глава XXXV
О том, как погиб король Пана, кто его убил и почему, и что случилось с Томе Лобо и со мной
Томе Лобо распродал свои товары с большой поспешностью; видимо, он не сомневался в угрожавшей ему опасности. Товар он сбывал настолько дешево, что через восемь дней в доме уже ничего не осталось. Ни перцу, ни гвоздики, ни того, что могло его обременить, он не брал и производил обмен только на менанкабское золото и на алмазы, которые прибыли сюда на журупанге из Лаве {125}и Танжампура {126}, а также на несколько жемчужин с Борнео и Солора {127}.
Когда все уже было готово и нам оставалось только на следующий день погрузиться на судно, нечистый подстроил, чтобы как раз в эту ночь произошел весьма прискорбный случай. Дело в том, что некий Кожа Жейнал, посол короля Борнео {128}, уже три или четыре года проживавший при дворе короля Пана, человек весьма богатый, застал короля со своей женой и убил его. Из-за этого события возмущение в городе и стране было столь велико, что люди уже не походили на людей. Видя все это, бродяги и бездельники, которые всегда рады подобным случаям, решили, что сейчас самое время совершить то, на что они раньше не решались из страха перед королем; собравшись в ватагу чуть ли не в пятьсот или шестьсот человек, они тремя шайками направились на факторию, где жил Томе Лобо, и, напав на дом сразу со всех сторон, ворвались в него, несмотря на наше сопротивление. При этом столкновении у нас погибло одиннадцать человек, в том числе три португальца, которых я взял с собой из Малакки. Томе Лобо убежал с шестью ножевыми ранами, из коих одна была во всю правую часть лица до шеи, отчего он едва не лишился жизни. Все это принудило нас обоих бросить факторию, оставив там все имущество, и бежать на ланчару, в которой угодно было господу спасти нас с пятью рабами и восемью матросами. Все наше имущество погибло, а было его в золоте и драгоценных каменьях больше чем на пятьдесят тысяч крузадо.
Мы укрывались в ланчаре до утра, и хотя были весьма удручены, старались следить за событиями, чтобы разобраться в том, во что выльется единодушное возмущение народа. Наконец, видя, что обстановка с каждым часом ухудшается, мы предпочли перебраться из Пана в Патане и не подвергать себя риску быть убитыми, так как перебито здесь было более четырех тысяч человек.
Итак, мы снялись с якоря и через шесть дней прибыли в Патане, где были радушно приняты находившимися там португальцами, которым мы рассказали обо всех событиях в Пане и о плачевном состоянии, в котором находился злополучный город, что всех их немало огорчило. Все они, желая в какой-то мере прийти нам на помощь и движимые лишь усердием добрых португальцев, отправились во дворец к королю, пожаловались ему на несправедливость, учиненную коменданту Малакки, и попросили разрешения возместить утраченное в Пане имущество, которое у нас захватили. Это король разрешил, заявив им без колебания:
— Вполне правильно поступать с другими так, как они поступают с нами, и отнимать у них то, что они отняли у нас, тем более когда ограбленным является комендант Малакки, которому мы все так обязаны.
Португальцы сердечно поблагодарили его за эту милость и, вернувшись в свои дома, договорились о том, что следует конфисковывать все товары, прибывающие из этого королевства, пока полностью не будут возмещены убытки, причиненные грабежом. Узнав через девять дней, что на реке Калантане {129}, на расстоянии восемнадцати легуа стоят три очень богатые китайские джонки, принадлежащие мусульманским купцам, уроженцам Пана, которые вынуждены были там укрыться от неблагоприятных ветров, было немедленно отдано распоряжение напасть на них.
Из трехсот португальцев, находившихся тогда в Патане в экспедиции приняло участие восемьдесят; разместились они на двух фустах и одном судне с прямым вооружением, хорошо оснащенном всем тем, что могло потребоваться для такого рода предприятия, и с великой поспешностью уже через три дня вышли в поход, так как опасались, как бы, узнав об их намерении, патанские мусульмане не дали знать тем мусульманам, навстречу которым мы отправлялись. Командовал этими тремя судами некий Жоан Фернандес де Абреу, уроженец острова Мадеры, сын мажордома короля дона Жоана; он был на судне с прямым вооружением и имел на нем сорок солдат: капитанами фуст были Лоренсо де Гоис, и его двоюродный брат Васко Сарменто, оба уроженцы города Брагансы, — всё люди отважные и в морской службе весьма сведущие.
На третий день все наши суда зашли в реку Калантан и, видя, что там стоят на якоре три джонки, о которых им было сообщено, напали на них с большой отвагой. И хотя те, кто был на джонках, доблестно защищались, это ни к чему не привело. Не прошло и часу, как все они были взяты в плен и семьдесят четыре человека из них уложены, между тем как из наших убито было только трое; правда, у нас было много раненых. Я не собираюсь вдаваться в подробности, так как мне это кажется излишним, и упомяну лишь о том, что мне в данном случае представляется наиболее существенным.
Когда все три джонки сдались и были захвачены, наши вышли из реки под парусом и забрали джонки с собой, так как в это время все местное население уже всполошилось. Проследовав оттуда с попутным ветром, мы прибыли в Патане на другой день к вечеру и, став на якорь, отсалютовали гавани с великим ликованием и грохотом артиллерии, что вывело из терпения местных мусульман. Хотя последние были с нами в мирных отношениях и выдавали себя за наших друзей, тем не менее они старались сделать все возможное, чтобы нам навредить. Подкупая сановников и любимцев короля, они старались внушить ему, что нас надо наказать за эту экспедицию и выгнать вон из страны; король, однако, не пожелал этого сделать, сказав, что ни под каким видом не нарушит мира, заключенного его предками с Малаккой. Все же он пожелал выступить посредником между нами и теми, кого мы забрали в плен, и попросил, чтобы после того как три капитана-судовладельца возместят ущерб, нанесенный в Пане коменданту Малакки, им были возвращены их суда, на что Жоан Фернандес де Абреу и прочие португальцы согласились, видя, что король этого очень желает. Этим последний остался очень доволен и отблагодарил их за добрую волю длинной речью.
Таким образом были возмещены пятьдесят тысяч крузадо, которые потеряли Перо де Фариа и Томе Лобо, а португальцы остались в Патане в почете и уважении, внушая великий страх мусульманам. А что касается трех джонок, которые тогда были захвачены, то те, кто был на них, утверждали, что одного лишь серебра там было на двести тысяч таэлей {130}, что в переводе на наши деньги составляет триста тысяч крузадо, а сколько там было нагружено других товаров, я уже и не говорю.
Глава XXXVI
О печальном случае, происшедшем с нами в гавани Лугор {131}
Когда, пробыв двадцать шесть дней в Патане и распродав небольшое количество китайского товара, я собирался ехать назад, из Малакки прибыла фуста под командованием некого Антонио де Фариа де Соуза. Последний явился сюда по приказанию Перо де Фарии, чтобы заключить некоторые сделки с королем, получить от него подтверждение мирного договора, который у него был с Малаккой, отблагодарить его за доброе отношение к посещающим его страну португальцам, а также выполнить кое-какие поручения, выдержанные в том же духе доброй дружбы, особенно важной в ту пору для успешного ведения нашей торговли, ибо, по правде, это и являлось в данном случае главным. Цели эти преследовались, впрочем, не явно: посещению Антонио де Фарии была придана видимость посольства — он вез послание королю и подарок из драгоценных камней, исходивший якобы от его величества короля Португалии и взятый комендантом из казны, как водится в тех местах.
