Фернан Пинто - Странствия
Глава XXXII
О том, что еще произошло между королями Жантаны и Ашена из-за этого посольства
После того как жантанского посла отправили обратно в тот же день как его выслушали, что в этих краях считается знаком великого презрения, и он повез назад подарки, которые у него также не пожелали принять для сугубого его унижения и оскорбления, он прибыл в Кампар, где в это время находился король Жантаны. Последний, услышав обо всем этом, пришел, как говорят, в великую ярость; уверяют даже, что его несколько раз видели тайно плачущим от досады, что тиран Ашена его ни во что не ставит.
Был еще раз созван совет по поводу мер, которые следует принять в этом случае, и все пришли к выводу, что с королем Ашена необходимо начать войну как с величайшим врагом. Решено было в первую очередь захватить королевство Ару и крепость Пунетикан, прежде, чем неприятель успеет ее основательнее укрепить. Посему король подготовил к походу с возможной поспешностью большой флот из двухсот гребных судов, из коих большая часть были ланчары, джонки и калалузы, а на пятнадцать высокобортных джонок погрузили провиант и боевые припасы, необходимые для подобного предприятия. Командующим он поставил своего адмирала великого Лаке Шемену {117}, о котором неоднократно упоминается в летописях Индии, каковому дал десять тысяч воинов и четыре тысячи гребцов — все людей отборных и в боях испытанных.
Адмирал немедленно отбыл с этим флотом и вошел в реку Пунетикан, где находилась крепость неприятеля, после чего пытался пять раз взять ее штурмом с помощью трехсот приставных лестниц, а также всевозможных пиротехнических снарядов. Не будучи в состоянии захватить ее таким образом, он принялся обстреливать ее из сорока тяжелых орудий, паливших день и ночь, так что через неделю большая часть укреплений была сровнена с землей. Тогда жантанцы снова пошли на приступ и весьма доблестно проникли в крепость, перебив тысячу четыреста ашенцев, из коих большая часть за день до прихода флота прибыла в крепость во главе с племянником каирского паши турецким капитаном по имени Морадо Арраиз, который также погиб в бою вместе с двумя сотнями сопровождавших его турок, коих Лаке Шемена не захотел пощадить. После этого он с такой поспешностью принялся восстанавливать то, что было разрушено, используя для работ большую часть своего войска, которое он заставил забить два ряда частокола и заполнить пространство между ними камнями, что в двенадцать дней не только восстановил крепость, но и добавил еще два бастиона.
Известие о флоте, который король Жантаны собирает в портах Бинтане и Кампаре, вскоре достигло короля Ашена. Опасаясь потерять завоеванное, он немедленно направил против него флот из ста восьмидесяти судов — фуст, ланчар, галиотов и пятнадцати галер в двадцать пять банок, на который посадил пятнадцать тысяч человек — двенадцать тысяч воинов, называемых там байлеу, а остальных — гребцов. Командующим флотом он поставил того же Хередина Магомета, который перед этим, как уже раньше говорилось, захватил королевство Ару, ибо Ашенец считал его весьма мужественным и удачливым воином.
Покинув королевство ашенцев, флот Хередина Магомета прибыл в некое место под названием Аспесумье, находящееся в четырех легуа от реки Пунетикан, где командующий узнал от нескольких рыбаков, которых там захватил, обо всем, что произошло в крепости и в королевстве, какими силами располагает Лаке Шемена на суше и на море и как он намерен встретить врагов. Известия эти, как говорят, привели Хередина Магомета в немалое замешательство, ибо он никак не ожидал, что неприятель успеет так много сделать за столь короткий срок.
Был созван совет, дабы решить, что следует предпринять при подобных обстоятельствах, и большинство присутствующих высказалось за то, что, поскольку крепость и страна захвачены противником, все ашенцы, находившиеся в ней, перебиты, а Шемена располагает весьма значительными силами на море и на суше, следует, безусловно, возвращаться, поскольку обстановка не соответствует той, которую они ожидали встретить. Хередин Магомет этому решительно воспротивился, сказав, что скорее погибнет, как мужчина, чем будет жить в позоре, как женщина; король избрал его для подвига, и сохрани боже, чтобы он, Хередин Магомет, согласился хоть сколько-нибудь упасть в глазах тех, кто был высокого о нем мнения. Он даже поклялся костями Магомета и всеми светильниками, горящими день и ночь в его храме, умертвить как предателя всякого, кто будет несогласен с ним, сварив его живьем в смоле, что он также не преминет сделать и с Лаке Шеменой. С этими горячими и гневными словами он приказал судам сняться с якоря и под громкие крики и звуки инструментов, барабанов и колоколов, как принято у них при выступлении в поход, на парусах и веслах направился к устью реки.
Едва он показался, как Лаке Шемена, успевший к этому времени уже приготовиться к встрече с ним и пополнить свои силы отборными воинами, которые прибыли к нему из Перы {118}, Бинтана и Сиака, а также других соседних мест, снялся со своей стоянки и пошел к нему навстречу на середину реки. Обменявшись обычными артиллерийскими залпами, оба флота бросились друг на друга, гребя изо всех сил, и так как обе стороны шли на сближение и не избегали друг друга, бой продолжался примерно около часа без перевеса на чьей-либо стороне, пока военачальник ашенцев Хередин Магомет не был убит зажигательной бомбой, поразившей его в грудь и разорвавшей его на две части. С гибелью его ашенцы настолько пали духом, что решили отойти к мысу под названием Батокирин и укрепиться там до наступления ночи, пока не соберут свои силы. Однако они не смогли этого сделать, так как весьма быстрое течение в реке разбросало их суда в разные стороны. Таким образом флот ашенского тирана достался Лаке Шемене, за исключением четырнадцати судов; сто шестьдесят шесть судов было забрано в плен; тринадцать тысяч пятьсот ашенцев убито, не считая тех тысячи четырехсот, которые погибли в окопах.
Когда эти четырнадцать судов пришли и Ашен и королю было доложено обо всем случившемся, последний, как говорят, был так потрясен, что двадцать дней не хотел никого видеть, а по прошествии этого срока велел отрубить головы всем четырнадцати капитанам, а воинам, которые находились на спасшихся судах, велел под страхом быть перепиленными живьем сбрить бороды и носить впредь женскую одежду и бить в адуфы, где бы они ни находились. А если они захотят чем-либо поклясться, то пусть говорят: «Да сразит бог моего мужа» или «Не видеть мне радости от тех, кого я родила». И эти люди, видя себя присужденными к столь позорному наказанию, почти все ушли за пределы своей страны, а оставшиеся наложили на себя руки: одни отравились, другие повесились, а третьи зарезались.
И таким вот образом, как я описываю и как точно произошло в действительности, королевство Ару было избавлено от ашенского тирана и оставалось во власти жантанского короля вплоть до 1564 года, когда этот самый король Ашена с флотом в двести судов, притворившись, что идет в Патане, напал ночью на Жантану, где тогда находился король, и хитростью захватил его вместе с женами, детьми и прочими многими людьми и увез в свою землю, где расправился со всеми без исключения самым жестоким образом, а королю Жантаны велел выбить мозги толстой палкой. После этого он стал снова править королевством Ару, королем которого назначил своего старшего сына, того самого, которого потом убили при осаде Малакки, в то время, когда комендантом крепости был дон Лионис Перейра, сын графа де Фейры, защищавший крепость с воистину чудесным мужеством, ибо силы супостата были тогда столь велики, а наших было по сравнению с ними так мало, что без преувеличения на каждого христианина приходилось двести мусульман.
Глава XXXIII
О том, как на пути из Малакки в Панское королевство {119}я нашел в море двадцать трех христиан, потерпевших кораблекрушение
Теперь я хочу вернуться к предмету, о котором говорил выше. После того как я оправился от болезни, вызванной моим пленением в Сиаке, Перо де Фариа, желая предоставить мне возможность поправить свои дела, отправил меня на гребной ланчаре в Панское королевство с десятью тысячами крузадо его собственных товаров для передачи их фактору по имени Томе Лобо, проживавшему там, после чего я должен был проплыть еще сто легуа до Патане, куда мне надлежало доставить письмо и подарки королю и переговорить с ним относительно пяти португальцев, которых в королевстве Сиаме держал в плену его свойственник Монтео из Банша.
На седьмой день после моего отбытия из Малакки, находясь ночью на траверзе острова Пуло-Тиман {120}, примерно в девяносто легуа от Малакки и десяти или двенадцати от бара Пана, когда уже прошла половина утренней вахты, мы услышали два раза громкий крик в море, но ничего не могли разглядеть из-за еще не рассеявшейся темноты и не знали, что делать, ибо не могли понять, что означает этот крик. Управляясь парусами, мы отклонились от курса и пошли в ту сторону, откуда донеслись до нас крики; все мы вперили глаза и воду, стараясь обнаружить кричавших. В таком недоумении мы пребывали с час, пока не заметили на большом расстоянии какой-то низкий черный предмет. Не в состоянии определить, что это такое, мы снова стали обсуждать, как нам поступить в этом случае. Поскольку в ланчаре было четыре португальца, мнения о том, что следует делать, оказалось весьма и весьма различными; были такие, которые говорили, что это не мое дело и меня не касается, а идти нам надлежит по назначению, ибо потерять даже один час в пути значит подвергать риску все предприятие и доверенное мне имущество, и если приключится какое-нибудь несчастие, ответственность за него ляжет на меня. Тем не я ответил, что нам во что бы то ни стало необходимо выяснить, в чем дело, ведь даже если я теперь и не прав, как они уверяют, то держать ответ я буду только перед Перо де Фарией, которому принадлежат ланчара и товары, а не перед ними, у которых ничего на ладье нет, кроме них самих, а значат они для него столь же мало, сколь и я.
