Франсуа Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль — III
— Так же ответила одна служанка в Спарте, — сказал Пантагрюэль. — Ее спросили, приходилось ли ей иметь дело с мужчиной. Она ответила, что ей самой — никогда, но что мужчинам иной раз приходилось иметь с нею дело.
— В таком случае, — сказал Рондибилис, — будем нейтральны в медицине и пойдем средним путем в философии, сочетая и ту и другую крайность, отрицая и ту и другую крайность и поровну распределяя время между тою и другою крайностью.
— По моему разумению, — сказал Гиппофадей, — все это гораздо яснее выражено в послании апостола Павла: «Женатые должны быть, как не женатые; имеющие жен должны быть, как не имеющие».
— Я толкую эти слова в таком смысле, — сказал Пантагрюэль: — иметь и не иметь жену, значит, иметь жену, памятуя о том, к чему она предназначена самою природою, а именно быть помощницею мужчины, радостью его жизни и спутницею его; не иметь жены — это значит не бабиться с нею, не осквернять ради нее той истинной и высшей любви, которую человек должен питать к Богу, не забывать своего долга перед отчизной, перед государством, перед друзьями и не запускать дел своих и занятий ради прихотей жены. Вот если мы так поймем выражение: « Иметь и не иметь жену», то оно уже не покажется нам бессмысленным и противоречивым.
Глава XXXVI.
Продолжение ответов Труйогана, философа эффектического и пирронического
— На словах-то вы, как на органе, — заметил Панург, — и все же у меня такое чувство, будто я очутился на дне того самого темного колодца, где, по словам Гераклита, сокрыта истина. Ни черта не вижу, ничего не слышу, ощущаю отупение всех своих ощущений, — чего доброго, меня околдовали. Попробую, однако ж, заговорить по-иному. Верный наш подданный, не вставайте с места и подождите прятать деньги в кошелек! Давайте переиграем и не будем употреблять противоречений, — сколько я понимаю, разобщенные эти члены вас раздражают.
Итак, ради Бога, нужно ли мне жениться?
Труйоган. По-видимому.
Панург. А если я не женюсь?
Труйоган. Никакой беды в том не вижу.
Панург. Не видите?
Труйоган. Нет, или меня обманывает зрение.
Панург. А я вижу более пятисот.
Труйоган. Перечислите.
Панург. Говоря приблизительно, заменяя известное число неизвестным, определенное — неопределенным… в общем, изрядно.
Труйоган. Я вас слушаю.
Панург. Я не могу обойтись без жены, черти бы меня подрали!
Труйоган. Не поминайте мерзких этих тварей.
Панург. Извольте, клянусь вам Богом. Жители моего Рагу уверяют, что спать одному, без жены, совсем не сладко, и о том же самом говорила в своих жалобах Дидона.
Труйоган. На ваше благоусмотрение.
Панург. Клянусь всеми моими потрохами, за мной дело не станет. Ну как, жениться мне?
Труйоган. Пожалуй.
Панург. И мне будет хорошо?
Труйоган. На какую нападете.
Панург. А если, Бог даст, нападу на хорошую, буду ли я счастлив?
Труйоган. В известной мере.
Панург. Подойдем с другого конца. А если на плохую?
Труйоган. Я за это не отвечаю.
Панург. Но посоветуйте же мне, умоляю вас. Что мне делать?
Труйоган. Все, что хотите.
Панург. А, вражья сила!
Труйоган. Не вызывайте злого духа, прошу вас.
Панург. Извольте, — ради Бога! Я поступлю только так, как вы мне посоветуете. Что же именно вы мне посоветуете?
Труйоган. Ничего.
Панург. Жениться мне?
Труйоган. Я тут ни при чем.
Панург. В таком случае я не женюсь.
Труйоган. Я умываю руки.
Панург. Если я не женюсь, то, значит, я никогда не буду рогат?
Труйоган. Выходит, так.
Панург. Положим, все-таки я женат.
Труйоган. Куда положим?
Панург. Я хочу сказать: предположите такой случай, что я женат.
Труйоган. Предположить все можно.
Панург. Вот вляпался-то я! Эх, кабы выругаться сейчас втихомолку, все бы легче на душе стало! Ну, ничего, запасемся терпением. Стало быть, если я женюсь, то буду рогат?
Труйоган. Говорят, случается.
Панург. Ну, а если моя жена окажется скромной и целомудренной, то я не буду рогат?
Труйоган. Как будто бы так.
Панург. Послушайте!
Труйоган. Слушаю, слушаю.
Панург. Но будет ли она скромной и целомудренной? Вот в чем вопрос.
Труйоган. Сомневаюсь.
Панург. Но ведь вы ее никогда не видели?
Труйоган. Сколько мне известно.
Панург. Как же вы можете сомневаться в том, чего не знаете?
Труйоган. Имею основания,
Панург. А если б вы ее знали?
Труйоган. Я бы еще больше сомневался
Панург. Эй, паж, золотце мое, на, держи, — я дарю тебе мою шляпу, только без очков, а ты пойди на задворки и поругайся там с полчасика за меня! Я тоже за тебя когда-нибудь поругаюсь… Да, но кто именно наставит мне рога?
Труйоган. Кто-нибудь.
Панург. А, чтоб вам пусто было! Вот я вас сейчас вздую, господин «кто-нибудь»!
Труйоган. Дело ваше.
Панург. Пусть меня утащит огнеглазый враг рода человеческого, если я не буду надевать жене бергамский пояс перед тем, как отлучиться из дому.
Труйоган. Выражайтесь учтивее.
Панург. Довольно испражняться в красноречии! Надо же наконец на что-нибудь решиться.
Труйоган. Я не возражаю.
Панург. Погодите. Так как отсюда мне вам кровопускание не устроить, то я вам пущу кровь из другой жилы. Сами-то вы женаты или нет?
Труйоган. Ни то, ни другое, и все вместе взятое.
Панург. Господи помилуй! Даже в пот ударило, накажи меня бык, и пищеварение сразу нарушилось! Все мои френы, метафрены и диафрагмы натянуты и растянуты на предмет сквозьрешетонивания всех ваших ответов и изречений в суму моего разумения.
Труйоган. Я этому не препятствую.
Панург. Поехали дальше! Что же, верный наш подданный, вы женаты?
Труйоган. Мне так представляется.
Панург. Вы женаты вторым браком?
Труйоган. Возможно, что и так.
Панург. А в первый раз вы были счастливы?
Труйоган. Ничего невозможного в этом нет.
Панург. А во второй раз как у вас идет дело?
Труйоган. Идет волею судеб.
Панург. Но как же именно? Скажите мне по совести: вы счастливы?
Труйоган. Вероятно.
Панург. Ах ты, Господи! Клянусь ношей святого Христофора, легче дохлому ослу пукнуть, нежели мне добиться от вас чего-нибудь определенного. Ну да я за себя постою. Итак, верный наш подданный, посрамим же князя тьмы и будем говорить только правду. Вам случалось носить рога? Когда я говорю — вам, я разумею вас, здесь присутствующего, а не вас, там, в преисподней, играющего в мяч.
Труйоган. Если не было на то предопределения свыше, то не случалось.
Панург. Клянусь плотью, я отступаюсь, клянусь кровью, я зарекаюсь, клянусь телом, я сдаюсь. Он неуловим.
При этих словах Гаргантюа встал и сказал:
— Благословенны все дела Господни! Я вижу, мир возмужал с тех пор, как я узнал его впервые. Подумать только, в какое время мы с вами живем! Значит, самые ученые и мудрые философы принадлежат ныне к фронтистерию и школе пирронистов, апорретиков, скептиков и эффектиков? Ну, слава тебе. Господи! Право, теперь легче будет схватить льва за гриву, коня за холку, быка за рога, буйвола за морду, волка за хвост, козла за бороду, птицу за лапки, а уж вот такого философа на слове никто не словит. Прощайте, милые друзья!
Сказавши это, он направился к выходу. Пантагрюэль и другие хотели было его проводить, но он воспротивился.
Когда Гаргантюа покинул залу, Пантагрюэль обратился к гостям:
— У Платона в Тимее считали приглашенных, как скоро начиналось собрание, мы же, наоборот, сосчитаем в конце. Раз, два, три… А где же четвертый? Где же наш друг Бридуа?
Эпистемон сказал, что он был у него, но не застал дома. За ним приехал пристав Мирленгского парламента и объявил, что сенаторы срочно требуют его для личных объяснений по поводу одного вынесенного им приговора. В связи с этим обстоятельством он выехал накануне, дабы явиться в указанный срок и не подвергнуться взысканию за неявку.
— Любопытно мне знать, в чем состоит дело, — сказал Пантагрюэль. — Бридуа отправляет должность судьи в Фонбетоне вот уже более сорока лет. За это время он вынес более четырех тысяч окончательных приговоров. Две тысячи триста девять вынесенных им приговоров были обжалованы проигравшими дело в верховный суд Мирленгского парламента. Все его решения были признаны в высшей инстанции правильными, утверждены и оставлены в силе, апелляции же отклонены и оставлены без последствий. И вот если теперь его, на старости лет, вызывают лично, его, который всю жизнь свято исполнял свои обязанности, значит, с ним стряслась беда. Во имя торжества справедливести я хочу всемерную оказать ему помощь. Мне ведомо, что зло в мире все растет и растет, ныне законные права нуждаются в особой защите, а посему, во избежание могущих быть неожиданностей, я намерен обратить на это дело сугубое внимание.
