Иоганн Музеус - Народные сказки и легенды
Фантазия королевы рисовала ей прекрасный образ. Но какой же контраст оказался между идеалом и оригиналом! Вопреки ожиданиям, она увидела перед собой простую будничную физиономию, не выражающую ни гениальности, ни высокой чувственности. Мнимый король фей в платье аркадского пастушка имел вид настоящего фламандского крестьянина, будто сошедшего с полотна Ван-Дейка.
Королева, как могла, скрыла своё удивление, но про себя подумала, что гордый дух, по-видимому, решил её слегка наказать за назойливое желание увидеть его во плоти, и что в другой раз он, несомненно, явится перед ней в образе Адониса [63].
Итак, первым свиданием оба остались, в общем, довольны. Условились о новых встречах, которыми мудрый Саррон не преминул воспользоваться, и объятия очаровательной красавицы были ему наградой за приключение в пещере колдуньи.
Если бы Саррон не обладал волшебным даром в любую минуту становиться незаметным для чужих глаз, возможно, он был бы более счастлив. Не видимый никем, он следовал за своей дамой словно её тень, и у него не было недостатка в открытиях, которые не доставили бы удовольствия ни одному любовнику. Саррон узнал, что услужливая королева оказывает благосклонность и повару, и камергеру с такой же готовностью, как и ему, королю фей. Он почувствовал в сердце мучительную ревность к своим бывшим боевым товарищам и стал ломать голову над тем, как устранить соперников. Вскоре ему представился случай выместить злобу на глупце Амарине.
На званом обеде, устроенном королевой для своего супруга и всего двора, на стол подали закрытое крышкой блюдо, специально для которого король Гарсиа приберегал аппетит. Хотя оно и было приготовлено волшебной салфеткой, но выдавалось за произведение королевы. Главный повар заверил, что на сей раз поварское искусство её величества настолько затмило его собственное, что он, дабы не рисковать репутацией, оставляет за собой только приготовление обычных блюд. Эти льстивые слова понравились королеве, и она наградила можордома нежным и многозначительным взглядом, который был как острый нож в сердце незримо наблюдавшего за ними Саррона.
– Хорошо же! – недовольно пробормотал он. – Вам ничего не достанется.
Когда кравчий снял крышку, блюдо, к удивлению всех присутствующих, оказалось пустым. Среди слуг послышался приглушённый шёпот. Кравчий от ужаса выронил нож. Придя в себя, он доложил о пропаже главному повару. Главный повар побежал к главному дегустатору и с таинственным видом сообщил ему роковую весть, а тот шёпотом немедленно передал её шефу. Мажордом поднялся со своего места и также шёпотом сообщил печальную новость королеве, которая при этом побледнела и потребовала венгерской воды.
Король между тем нетерпеливо ждал, когда ему принесут так страстно ожидаемое кушанье. Он поглядывал то направо, то налево, высматривая заветное блюдо. Заметив смятение среди слуг и беспорядочную беготню в столовой, он пожелал узнать, что это значит, и королева, держась за сердце, с выражением невыносимой муки на лице рассказала ему о случившемся несчастье. Выслушав это пренеприятное известие, голодный монарх, как легко себе представить, страшно рассердился и, резко отодвинув стул, направился в свои апартаменты. При таком поспешном отступлении никто не хотел попадаться ему на глаза.
Королева тоже ушла из столовой и направилась в свои покои, чтобы там вынести приговор бедному Амарину. Она велела немедленно позвать ещё не пришедшего в себя от потрясения мажордома, и когда тот, покорный и унылый, упал к её ногам, надменно произнесла:
– Неблагодарный предатель! Выходит, для тебя так ничтожно моё расположение, что ты осмелился обратить на меня гнев короля и высмеять меня перед слугами? Или твоё честолюбие так безгранично, что ты позавидовал моей маленькой славе, купленной у тебя за большую цену? А может, ты пожалел, что уступил мне право украшать стол короля лучшими блюдами и спрятал одно из них, когда я собралась уже праздновать успех? Сейчас же открой мне тайну твоего искусства, не то тебя ждёт расплата, – завтра же за колдовство тебя поджарят на костре, на медленном огне!
Услыхав строгий приговор, трусливый простак почувствовал как у него от страха заныло сердце. Он понял, что только чистосердечное признание может избавить его от мести королевы, и тут же дал волю своему языку. Амарин рассказал всё, не умолчав ни о приключении в Пиренеях, ни о подарках матери-колдуньи. Его откровенные признания позволили королеве получить давно желаемые точные сведения сразу о трёх фаворитах, и она решила как можно быстрее овладеть их магическими сокровищами. Едва неразумный болтун закончил свою исповедь и, как ему показалось, оправдался в глазах повелительницы, как на него обрушилась новая порция угроз:
– Ничтожный простак! Ты думаешь жалкой ложью обмануть меня? Покажи мне, что умеет твоя волшебная салфетка, или берегись моей мести!
Амарин, чувствуя что ещё не совсем загладил свою вину, исполнил приказ. Расстелив перед королевой салфетку, он предложил ей заказать блюдо по её вкусу, и та потребовала зрелый мускатный орех в скорлупе. Просьба была передана услужливому духу, и вот уже коленопреклонённый Амарин протягивает изумлённой королеве невесть откуда взявшуюся зелёную ветку со зрелым мускатным орехом в скорлупе. Но вместо того чтобы взять ветку, она схватила магическую салфетку и бросила её в открытый ларь, который тут же заперла на ключ.
Увидев, что он лишился источника своего кратковременного счастья, обманутый мажордом без сил опустился на пол. А хитрая похитительница тем временем подняла крик и, когда сбежались слуги, сказала им:
– Этот человек страдает эпилепсией, позаботьтесь о нём и никогда больше не пускайте его ко мне, чтобы он снова не напугал меня.
Как ни был умён мудрый Саррон, а всё же и он не учёл на сей раз последствий своей коварной шутки. Со злорадством, жадно пожирал он похищенное рагу, забыв золотое правило, которое гласит: «Всякое излишество вредно», и вдруг почувствовал тошноту и тяжесть в желудке. Из опасения оставить в столовой видимые следы своего невидимого присутствия, он вышел на воздух и стал прогуливаться по парку, в надежде, что при движении тяжесть в желудке пройдёт. По этой причине он не смог сопровождать королеву в её покои. Но накануне она пригласила Саррона на вечернее тайное свидание, и в назначенное время он не замедлил явиться. Королева была на этот раз необычайно весела и нежна, как сама Грация, так что приятель Демогоргон пребывал в сладостном упоении. С притворной любезностью Уракка поднесла ему бокал вина, подмешав в него снотворный порошок, от которого он скоро погрузился в сладкую дремоту.
Как только Саррон громко захрапел, коварная похитительница овладела перчаточным пальцем-невидимкой и велела слугам отнести эфирного монарха на окраину города, оставив его лежать на мостовой.
От радости Уракка никак не могла уснуть. Все её помыслы были устремлены на то, как овладеть третьим магическим сокровищем. Едва первый луч солнца позолотил зубцы башен королевского дворца, как неугомонная хозяйка двора вызвала к себе горничную и сказала ей:
– Пошлите известить Хильдерика – «Сына любви», что ему выпала честь сопровождать меня к ранней обедне, и за эту благосклонность пусть он оделит бедных богатой милостыней.
Баловень счастья и прекрасной Уракки ещё нежился в мягкой постели и позёвывал, когда ему передали это почётное приглашение. Полусонный, он тотчас же приказал камердинеру одеть себя и отправился ко двору, где его встретил завистливым взглядом камергер королевы, которого ему предстояло на этот раз заменить.
В благоговейном молчании процессия проследовала в храм, где епископ с каноником служил торжественную литургию. Много народу собралось поглазеть на это необыкновенное шествие. Прекрасная Уракка, а ещё более великолепный шлейф её платья, который несли за ней шесть придворных дам, вызвали всеобщее восхищение. Толпа назойливых нищих, калек на костылях и на деревяшках, слепых и увечных окружила помпезный поезд богомольцев, загораживая дорогу королеве и выпрашивая милостыню. Андиол щедро разбрасывал направо и налево монеты из своего мешка. Один слепой старик особенно выделялся среди себе подобных дерзостью, с какой он протискивался вперёд, ужасным криком требуя подаяния. Старик шёл невдалеке от королевы и то и дело протягивал шляпу, умоляя о милосердии. Андиол время от времени бросал ему золотой, но всякий раз, прежде чем монета попадала в руки слепому, находился проворный сосед, который успевал ловко перехватить её, и тот снова начинал свои причитания.
Королеву, казалось, тронул этот несчастный старик. Она неожиданно вырвала мешок из рук спутника и отдала его слепому.
– Возьми, добрый старик, это благословение от благородного рыцаря, – сказала она, – и молись о его душе.
