Сэмюэл Ричардсон - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Онъ еще остановился. Я продолжала молчать. Онъ сказалъ: я познаю, сударыня, что природа одарила меня гордостію.
Мнѣ весьма простительно, что надѣяся получить нѣкой знакъ благосклонности и предпочтительности со стороны той особы, которой принадлежать за все свое благополучіе считаю, чтобъ ея выборъ не былъ произведенъ въ дѣйство, по злобѣ собственныхъ ея гонителей и непримиримыхъ моихъ враговъ.
Онъ весьма долгое время о семъ говорилъ. Ты можешь знать, любезная моя, что онъ подавалъ мнѣ много предмѣтовъ къ противорѣчію. Я ни въ чемъ его не щадила. Но безполезно бы было повторять тебѣ всѣ сіи подробности. Ни единое изъ его предложеній, сказала я ему, ни о чемъ другомъ не могло меня увѣрить, какъ о его гордости. Я откровенно ему призналась, что я столько же имѣю оной, какъ и онъ, но совсѣмъ другаго роду: я къ тому присовокупила, что естьлибъ онъ имѣлъ въ себѣ хотя малѣйшую часть истинной гордости, достойной его породы и состоянія; то скорѣе бы пожелалъ возбудить оную и во мнѣ, нежели ее порицать и жаловаться на оную: что она принуждала меня почитать за подлость не признаваться въ своихъ правилахъ, когда съ нѣкоего времени я избѣгала всякаго съ нимъ разговору, и когда я отказала въ посѣщеніи г. Меннелль, дабы не поминать о тѣхъ пунктахъ, коихъ рѣшеніе состоитъ не въ моей власти пока не получу отвѣта, коего я ожидаю отъ моего дяди, на конецъ я сказала: правда, что я старалась его испытать, въ надѣждѣ пріобрѣсть его ходатайство, дабы примириться съ моею фамиліею на тѣхъ договорахъ, которые я ему предложила.
Онъ не знаетъ, отвѣчалъ онъ мнѣ, смѣетъ ли меня спросить, какіе были тѣ договоры; но ему весьма было легко отгадать оные, и также судить, какое должно быть первое мое пожертвованіе. Однако я бы позволила ему сказать, что чемъ болѣе бы онъ удивлялся благородству моихъ чув-твованій вообще, и особенно той истинной гордости, которую я ему изъяснила; тѣмъ менѣе желалъбы онъ, чтобъ она поставляла меня превыше покорности, кою я оказывала тѣмъ непримиримымъ людямъ, равно какъ и онъ меня побуждаетъ лишать его своего снисхожденія.
Долгъ природы, г. мой, есть мнѣ закономъ оказывать ту покорность, въ коей вы меня укоряете. Отецъ, мать, дядья, суть тѣ, коимъ я должна оказывать сію преданность. Но пожалуйте, г. мой, что бы вы сказали о томъ что называется благосклонностью и снисхожденіемъ? не ужели вы уважите то, что заслужили отъ нихъ и отъ меня?
Увы! что я слышу, вскричалъ онъ? по толикихъ ихъ гонѣніяхъ! по всемъ томъ, что вы претерпѣли, и чего позволили мнѣ надѣяться! мы говорили о гордости, позвольте васъ спросить, сударыня, какая бы была гордость такого человѣка, которой бы уволилъ любимую имъ особу отъ труда почтить его нѣкоею склонностію и предпочтеніемъ? Какая былабъ любовь?…
Любовь, г. мой! Кто говоритъ о любви? Не такъ ли мы другъ съ другомъ поступаемъ, какъ вы заслуживаете? Не ужели я вамъ когда ниесть намѣкала или спрашивала что нибудь такое, которое бы походило на любовь? Но сіи споры никогда не кончатся, естьли и тотъ и другой столь безпорочны… И столь много думаютъ о самихъ себѣ…
Я не почитаю себя непорочнымъ, сударыня: но… Но что, г. мой! не ужели всегда будете вы прибѣгать къ тонкостямъ? и стараться искать извиненій? Будете ли дѣлать мнѣ обѣщанія? и какія обѣщанія, г. мой? обѣщанія быть впредь такимъ, что должно бы было краснѣть, не будучи всегда онымъ?
Боже мой! прервалъ онъ, поднявъ глаза къ небу, естьлибъ и ты столь же былъ строгъ…
Очень хорошо, прекрасно, возразила я съ нетерпѣливостію: для меня довольно примѣтить, сколько различіе нашихъ мнѣній показываетъ, свойства наши. И такъ, г. мой…
Что хотите вы сказать, сударыня…? Вы смущаете мое сердце! [Въ самомъ дѣлѣ его взоры казались мнѣ столь дики, что я едва отъ страха не упала.] Что вы скажете?
Должно рѣшиться, г. мой, не сердитесь; я не инное что, какъ дѣвица во многомъ весьма слабая; но когда дѣло идетъ о томъ, чтобъ быть такою, какою должно, или быть недостойною жизни, то я не сомнѣваюсь, чтобъ не имѣла благороднаго и непреодолимаго духа, дабы совершенно отрѣчься отъ всего другаго, выключая учтивости. Вотъ, что вы можете получить съ моей стороны, и тѣмъ удовольствовать свою гордость; я никогда и ни чьею женою не буду. Я довольно узнала вашъ полъ. Я также не менѣе васъ то знаю. Дѣвство единымъ будетъ моимъ выборомъ, а вамъ я оставлю вольность слѣдовать вашему.
Что я слышу! какое равнодушіе, вскричалъ онъ пристрастнымъ голосомъ! но сіе еще хуже и равнодушія. Я прервала его рѣчь. Хоть равнодушіе, естьли вамъ такъ угодно называть оное; мнѣ кажется, что вы никакихъ другихъ чувствованій отъ меня не заслуживаете. Естьли же вы о томъ судите иначе; то я оставляю сіе на вашу волю, или по крайней мѣрѣ вашей гордости, меня ненавидѣть. Дражайшая, дражайшая Кларисса, ухватя съ великимъ жаромъ мою руку! Я васъ заклинаю быть единообразнѣе въ своемъ благородствѣ. Уваженія, учтивости, сударыня, уваженія! Ахъ! пожелаете ли вы довести до столь тѣсныхъ предѣловъ такую страсть, какъ моя?
Такая страсть, какъ ваша, г. Ловеласъ, конечно заслуживаетъ быть стѣсненною въ ея предѣлахъ. Мы одинъ другаго обманываемъ въ томъ мнѣніи, которое о томъ имѣемъ; но я весьма сумнѣваюсь, чтобъ ваша душа способна была стѣсниться и распространиться столько, сколько нужно было дабы вамъ учиниться такимъ, какъ бы я того желала. Подымайте сколько вамъ угодно, руки и глаза къ небу, съ симъ притворнымъ молчаніемъ и знаками удивленія. Что они значатъ? Къ чему бы они могли меня принудить, естьли мы не родились одинъ для другаго.
Клянусь великимъ судомъ, сказалъ онъ мнѣ, [взявши меня за руку съ такою силою, что мнѣ весьма стало больно,] что онъ рожденъ для меня, а я для него; я буду принадлежать ему, я буду его женою, хотябъ ему сіе стоило и вѣчнаго спасенія.
Сіе насиліе привело меня въ великой страхъ. Оставьте меня, г. мой, или хотите, чтобъ я ушла. Какъ! поступать столь язвительнымъ образомъ, какуюже страсть сія изъявляетъ предпочтительность.
Вы меня не оставите, сударыня; нѣтъ. Вы не покините меня во гнѣвѣ.
Я опять приду, г. мой, я вамъ обѣщаюсь придти опять, когда вы оставите свой гнѣвъ, и не столь будете обижать меня.
Онъ позволилъ мнѣ выдти. Я столь была ожесточена, что пришедши въ мою горницу, весьма горько плакала.
По прошествіи получаса онъ написалъ ко мнѣ записку, оказывая во оной сожалѣніе о своей вспыльчивости и нетерпѣливости, въ которой онъ находился, дабы со мною опять видѣться.
Я склонилась на его прозьбы, не имѣя никакого другаго способа, я склонилась. Онъ всячески предо мною извинялся. О любезная моя! Что бы ты сдѣлала съ такимъ человѣкомъ каковъ онъ, будучи въ моемъ состояніи?
Онъ узналъ опытомъ, сказалъ онъ мнѣ, что сіе не инное что было какъ бѣшенство. Онъ признался, что почиталъ себя лишеннымъ ума. Но претерпевши столько мученія во всю недѣлю и потомъ слыша отъ меня токмо о уваженіяхъ учтивости, когда уже онъ надѣялся отъ благородства моего сердца…
Надѣйтесь, чего вамъ угодно, прервала я его речь, я вамъ повторяю, что не думаю, чтобъ мы были созданы одинъ для другаго. Вы ввергли меня въ сіе замѣшательство. Мнѣ токмо остается единая пріятельница Анна Гове. Я не скрою отъ васъ истинныхъ моихъ чувствованій; я противъ моей воли была принуждена принять отъ васъ покровительство, въ тѣхъ опасностяхъ, которыхъ я имѣла страшиться отъ моего брата, которой еще не оставилъ своихъ хитростей, естьли я должна повѣрить въ томъ увѣдомленіямъ Анны Гове. Ваше покровительство, то есть, покровительство такого человѣка, которой есть причнною всѣмъ моимъ нещастіямъ, припомните, что я къ тому не подала никакой причины.
Я оное номню, сударыня. Вы столь часто мнѣ то повторяете, что я ни какъ не могу забыть.
Однако, Г. мой, я вамъ одолжена симъ покровительствомъ, естьли къ моему нещастію окажется оно необходимымъ въ той надѣждѣ, что вы употребите всѣ свои старанія къ предъупрежденію пагубныхъ случаевъ. Но кто же вамъ препятствуетъ оставить сей домъ? Развѣ не могу увѣдомить васъ въ нуждѣ? Кажется что гж. Фретчвиль не знаетъ сама, чего она хочетъ. По истиннѣ, здѣшныя женщины со дна на день становятся учтивѣе; но я желала бы лучше имѣть такое жилище, которое было бы приличнѣе моему состоянію. Никто не знаетъ кромѣ меня какое для меня приличнѣе, и я рѣшилась не быть во ономъ никому обязанною. Естьли вы меня оставите, я съ учтивостію разпрощусь съ моими хозяевами, и удалюся въ какое ниесть по близости города лежащее селеніе, въ которомъ съ терпѣливостію ожидать буду прибытія г. Мордена.
Онъ можетъ, сказалъ онъ мнѣ, заключить изъ моихъ словъ, что мой переговоръ съ моею фамиліею былъ безъ успѣха. Слѣдственно онъ ласкался, что наконецъ я подамъ ему вольность предложить мнѣ о тѣхъ статьяхъ, къ коимъ присоединилъ бы онъ договорное условіе. Сіе представленіе, которое уже весьма долгое время онъ учинить мнѣ думалъ, и коего замедлѣніе произошло отъ различныхъ случаевъ, за что онъ ни мало себя не укоряетъ, думалъ онъ сдѣлать въ то время, когда бы я вступила въ новой мой домъ, и когда бы онъ увидѣлъ меня столько же повидимому независимою, какою я дѣйствительно была. Онъ просилъ у меня позволенія изъяснить мнѣ свои мнѣнія, не для того, сказалъ онъ мнѣ, чтобъ получить на то скорой отвѣтъ; но дабы ихъ подвергнуть моимъ разсужденіямъ.
