Жак Ивер - Новые забавы и веселые разговоры
Вот они снова обратились к Якову и сказали, что так или иначе камень должен перейти к ним в руки, да велели показать его. А лжемарвилец стал угрожать ему и увещевать, чтобы тот поскорее уступил, не то ему не поздоровится. «Вот я даю тебе два золотых экю, а этот господин – четыре, а вон тот – восемь золотых флоринов, бери и не торгуйся». – «Что же, господа, – отвечает Яков, – вижу, сила на вашей стороне. Вы грозитесь убить меня, коли я не отдам камень, дороже которого нет на всем свете. Из-за него я натерпелся страху и рисковал своей шкурой, а вы забираете его почитай что даром – ведь цена, которую вы мне предлагаете за столь благородный камень, ничтожно мала, – но раз уж делать нечего и, видно, придется мне с ним расстаться, то хоть дайте мне еще немного мелочи на дорогу и ночлег, ведь если у меня ее не будет и я захочу разменять золотой, меня, чего доброго, задержат – по моей одежке не скажешь, что у меня могут водиться такие крупные монеты».
Марвилец заметил своим спутникам, что парень говорит дело, и предложил, чтобы каждый дал Якову по мелкой монете, а то, не дай бог, еще и их схватят как укрывателей камня. И сам дал ему два экю и монетку в придачу, за ним приятель Николя дал обещанные четыре экю, а сам Николь – восемь рейнских флоринов и прибавили мелочи примерно на дукат,[54] а затем потребовали камень, и Яков полез за ним. Со скорбной миной и со слезами на глазах попросил он их снять шапки, потому что он, дескать, покажет им такое, чего они сроду не видывали, и они послушались его. Тогда он достал крепкий ларчик и открыл его: внутри, бережно укутанный в вату, лежал камень. Все трое по очереди, с обнаженной головой и преклонив колено, поцеловали камень – так велел Яков. Затем Николь потребовал, чтобы камень доверили ему, поскольку он внес самую большую долю, и компаньоны, выполняя уговор, согласились на это. По совету Якова, камень зашили в рукав его камзола, выше локтя. Покончив с этим, путники собрались было распроститься с Яковом и двинуться дальше в Рим, но тот принялся плакать и умолять их, говоря, что в полулье от того места расположена застава и что он боится идти туда в одиночку. «Известно же, что я иду один, и стоит мне появиться, как меня тут же заподозрят. Ради господа бога, пусть кто-нибудь из вас проведет меня через эту заставу».
Услышав это, три спутника переглянулись, и сперва Николь, а за ним и его приятель отказались – ни у того, ни у другого не было никакой охоты идти. Ну а третьему, марвильцу, только того и надо было. «Ей-богу, господа, – сказал он, напустив на себя сострадательный вид, – по-моему, надо пойти с ним. Свою долю за камень, хоть и меньшую, чем ваша, я тоже внес, однако, если вы обещаете подождать меня в таком-то месте, – он назвал, где именно, – в одном лье отсюда, и не обманете, я готов из жалости и милосердия проводить этого беднягу, мы и так отобрали у него камень, неужели же мы еще откажем ему в спасении. Как хотите, а я этот грех на душу не возьму, хотя, если нет у вас совести, вам, конечно, ничего не стоит надуть меня и уйти одним». На это Николь Соваж ответил ему за себя и за приятеля, что судьба мошенника их нисколько не волнует и сами они никуда ходить с ним не собираются. «Однако же, – сказал он, – если вам непременно хочется проводить его, идите на здоровье, мы же даем Местное слово ждать вас, где скажете, ровно день, до самого вечера». На том и сошлись. Марвилец остался весьма доволен таким обещанием.
Итак, Николь и его товарищ распростились с Яковом и со своим попутчиком, надеясь вскоре встретиться с ним в Назначенном месте, – но где там! – больше уж они его не видели, напрасно прождали два дня, а он и не думал являться. Пока же Николь Соваж с приятелем сидели так и ждали, они все судили и рядили, какую бы награду попросить в Риме за чудесный камень, и никак не могли сговориться. Один мечтал стать каноником, другой – кюре, и оба были не прочь получить по епархии, однако они понимали, что метят слишком высоко, и потому готовы были удовольствоваться меньшим, но зато выхлопотать в придачу денежное содержание.
Прождав немало времени и видя, что товарищ никак не идет, они наконец заподозрили, что он провел их – а так оно, конечно, и было! – и Николь Соваж, будущий лессейский кюре, схватился за рукав, дабы удостовериться, там ли еще камень, когда же нащупал его, не знал, что и подумать, и сказал приятелю: «Нет, дружище, никакого надувательства нет, камень здесь, в рукаве». Он-то опасался только колдовских проделок и попал пальцем в небо. Сколько ни ждали приятели, а о марвильце ни слуху ни духу – делать нечего, пустились они снова в путь и зашагали по дороге в Рим.
А дней через пять они услыхали толки о неких ловких жуликах, которые дурачат путешественников на дорогах, плетя им разные небылицы насчет недавней кончины папы. Одни подсовывают простакам кубки из поддельного серебра, другие – ложки, а некоторые всучают фальшивые камни, – словом, кто во что горазд. Слушая эти рассказы, мессир Николь с приятелем задумались, не надули ли и их тоже, и решили проверить и оценить камень во Флоренции. Так и сделали. Добравшись до Флоренции, они распороли рукав мессира Николя, достали камень и с трепетом отнесли свое сокровище банкиру. На вид, ничего не скажешь, камень был недурен, но банкир, едва взглянув, без колебаний оценил его в два байокко[55] – все равно что восемь денье по-нашему. Мессир Николь и его приятель, разумеется, были огорошены такой ценой, но ничего не сказали, а придя в Рим, стали носить камень по всем ювелирам и шлифовщикам, – они рады были бы хоть верпуть свои деньги, уж и не помышляя о прибыли но все предлагали ту же цену, что и флорентийский банкир а то и того меньше.
Наконец швырнули они злополучный камень в Тибр с моста Святого Ангела, и с ним вместе утопили надежды на награды и должности, которые им так хотелось получить. Пришлось им для достижения желанных целей поискать волшебное средство посильнее, каковое средство, именуемое усердием, они нашли, добросовестно служа старшим, За что со временем были вознаграждены сполна Так пусть же история о том, как когда-то они пошли по ложному пути – и обманулись, послужит наукой всем кто ее слушал.
Никола де Труа
Великий образец новых новелл[56]
Брюхатый муж
Новелла IV:[57] о молодой женщине, которую уверили, будто она обрюхатила своего мужа, и о том, как оный муж передал свою тяжесть их служанке, с полною согласия жены.
Рассказано Жеаном Дюбуа[58]
Надобно вам знать историю, случившуюся некогда в Труа, что в Шампани: жил там один добропорядочный купец, молодой и веселый человек, и женился он, по сватовству родителей своих, на красивой и честной девице, да к тому же еще при немалом приданом. И любили они друг друга горячо и сердечно. И следует добавить, что держали они у себя в услужении пригожую девушку, исполнявшую работу по дому.
Вот случилось однажды так, что купец наш принялся заигрывать с молодой служанкою; он ее улестил, склонил к себе, и спал с нею, да притом множество раз и столь усердно, что по прошествии некоторого времени названная служанка объявила хозяину, что впала в тягость от него, чем юный наш любезник был весьма поражен и удручен. В один из дней отправился он к своему двоюродному брату-лекарю, и тот, видя, как он сумрачен душой, стал выспрашивать, какая беда приключилась. И купец отвечал ему, что взаправду пребывает в великой горести.
– Да что же у тебя стряслось? – спрашивает врач, – Ах, кузен, – отвечает купец, – такая невзгода налетела, какой в жизни не ждал. Поразвлекся я тут с нашей служанкою, да так, что она затяжелела от меня, и ежели моя жена об этом проведает, не видать мне больше радости до конца дней, ибо ее отец и мать сживут меня со свету, – ведь жена любит меня всем сердцем.
– Всего и дела-то? – восклицает врач, – ну, дружок мой кузен, тут печалиться не с чего, от этой беды мы вам сыщем средство.
– Увы, друг мой и кузен, – причитает купец, – ничего мне не осталось, как положиться на вашу помощь и содействие, а уж я заплачу вам за все, сколько пожелаете.
– Да не в плате дело, – отвечает ему врач, – а дело в том, что задумал я одну хитрость, и удастся она только лишь, если вы мне доверитесь. Надобно вам сейчас вернуться к себе домой и прикинуться больным, да жаловаться на боль в пояснице и в животе; а мне пришлите с вашей женою свою мочу. Предоставьте мне дальнейшее дело, и я надеюсь, мы его обстряпаем с божьей помощью.
Распрощался с ним купец и вернулся к себе домой как ни в чем не бывало; тут прикидывается он больным, и бедная его жена, не подозревая обмана, принимается нежно утешать и расспрашивать его:
– Ах, милый мой дружочек, да что это с вами? Где у вас болит?
– Ой, душенька, – стонет он, – кажется, смерть моя пришла: живот и поясницу так жжет, словно собаки зубами грызут.
На это говорит ему бедная жена: «Мой дружочек, надо бы вам помочиться, а я отнесу вашу мочу к лекарю».
