Иоганн Музеус - Народные сказки и легенды
В одно из таких свиданий Готфрид в притворном порыве обнял её колени и воскликнул:
– Не разрывайте моё сердце своими чарами, жестокая красавица, и не будите во мне спящего желания, которое сводит меня с ума, – любовь без надежды горше смерти!
С нежной улыбкой на губах Рихильда подняла его белоснежными руками и возразила сладким голосом:
– Бедняжка, лишенный надежды, откуда у вас такое малодушие? Или вы так неопытны в любви, что не чувствуете симпатии моего сердца? Если вам не понятен его язык, то услышьте признание в любви из моих уст. Что нам мешает навеки соединить наши судьбы?
– Ах, – вздохнул Готфрид, прижимаясь губами к бархатной ручке Рихильды, – ваша доброта восхищает меня, но меня обязывает клятва: при выборе невесты последнее слово должно принадлежать моей матери, и, кроме того, я обещал не покидать мою добрую матушку, пока не исполню последнего сыновнего долга и не закрою ей глаза. Если бы вы решились, дорогая повелительница моего сердца, покинуть двор и последовать со мной в Арденны, то счастливее меня не было бы на земле человека.
Графиня, не долго думая, дала своё согласие. Правда, предложение покинуть Брабант ей не понравилось; ещё меньше её устраивала свекровь, которая казалась Рихильде обременительным приложением, но любовь преодолела всё. С большой пышностью был организован свадебный поезд и назначена блестящая свита, среди которой щеголял и придворный врач Самбул, правда, без бороды и обоих ушей. Хитрая Рихильда освободила его из темницы, милостиво вернула ему почёт и оказала прежнюю благосклонность, ибо полагала, что он может ещё пригодиться, если вдруг она захочет избавиться от свекрови, чтобы вместе с супругом поскорее вернуться в Брабант.
Почтенная матрона встретила сына и мнимую невестку с подобающей учтивостью и, казалось, весьма одобрила выбор рыцаря Грабе. Всё было приготовлено для церемонии бракосочетания. Торжественный день настал, и Рихильда, нарядившись, как царица фей, вошла в зал, откуда её должны были повести к алтарю. Ей так хотелось сейчас, чтобы время обрело крылья. Но вот в зал вошёл с озабоченным лицом паж и что-то прошептал на ухо жениху. Готфрид с притворным ужасом всплеснул руками и громко воскликнул:
– Несчастный юноша, кто же встанет с тобой в пару в торжественный день твоего обручения, если твоя возлюбленная убита злодейской рукой?
Потом повернулся к графине и сказал:
– Знаете ли, прекрасная Рихильда, я даю в приданое двенадцать девушек и столько же юношей, которые вместе со мной должны идти к алтарю, но самая красивая из них убита своей преступной матерью из ревности. Скажите, какого возмездия заслуживает этот чудовищный поступок?
Рихильда, огорчённая тем, что происшедшее отдаляет счастливый момент и омрачает радость дня, ответила недовольно:
– О, как это ужасно! Жестокая мать заслужила идти в свадебной процессии вместо убитой, рядом с несчастным юношей в раскалённых железных башмаках, – это будет бальзам на его сердечную рану, ибо месть так же сладка, как и любовь.
– Вы правы, – согласился Готфрид. – Да будет так! Аминь!
Весь двор восторженно встретил справедливый приговор графини, а некоторые остряки говорили, что даже сама королева Аравии, царица Савская, совершившая паломничество к царю Соломону за мудростью, не смогла бы решить лучше. Вдруг обе створки высоких дверей, ведущих в соседние покои, где был приготовлен алтарь для венчания, распахнулись, и в них появилась прелестная как ангел Бланка в великолепном подвенечном наряде. Увидев мачеху, она в ужасе бросилась к одной из двенадцати девушек и испуганно закрыла лицо руками. У Рихильды кровь застыла в жилах. Будто пораженная молнией, она опустилась на пол, её сознание затуманилось, и она осталась лежать неподвижно в забытьи, но обильный дождь лавандового спирта, вылитого на неё из флаконов придворными дамами, вернул её к жизни.
Рыцарь Грабе прочёл графине нравоучение, каждое слово которого было будто нож в сердце, после чего повёл прекрасную Бланку к алтарю, где епископ в церковном облачении обвенчал молодую пару вместе с двенадцатью парами девушек и юношей, предназначенных в приданое.
По окончании торжественной церемонии, всё общество направилось в танцевальный зал. Искусные карлики между тем быстро отковали пару железных башмаков и, раздув в камине огонь, раскалили их докрасна. Тут появился Гунцелин [33] – костлявый гасконец, и пригласил злодейку на танец, чтобы в паре с ней открыть свадебный бал. Как она ни отказывалась от этой чести, всё было напрасно, – не помогли ни просьбы, ни отпирательства. Рыцарь схватил её своими сильными руками, а карлики тем временем надели ей на ноги раскалённые башмаки.
Вихрем закружил гасконец свою даму вдоль зала. Пол дымился у неё под ногами, а её нежные сожженные ступни не чувствовали больше мозолей. Музыканты тем временем так энергично играли на волторнах, что звуки музыки заглушали вопли несчастной женщины. После бесконечного кружения ловкий рыцарь подвёл разгорячённую танцорку, которой никогда ещё не было так жарко от танца, к выходу из зала и увлёк вниз по лестнице в хорошо охраняемую башню, где у наказанной грешницы было теперь время и досуг для раскаяния. Врач Самбул тут же приготовил ей превосходную мазь, успокоившую боль и излечившую ожоги.
Готфрид Арденнский и Бланка жили в счастливом браке. Они наградили врача Самбула, который, вопреки обычаю своих коллег, не отправил на тот свет человека, хотя и мог это сделать. За добропорядочность ему было зачтено также и на том свете. Род Самбула процветает и поныне в его внуках, и один из потомков врача, еврей Самуил Самбул, возвысился как кедр в доме Израиля, став первым министром у Его Мавританского Величества, короля Марокко. Он живёт там и по сей день счастливо и в большом почёте, если не считать нескольких бастонад [34], которых ему всё же не удалось избежать.
ОРУЖЕНОСЦЫ РОЛАНДА
Рыцарь Роланд [35] завершал свой славный путь. Сколько бессмертных подвигов, воспетых поэтами и певцами, совершил он, прежде чем здесь, в долине Ронсеваль у подножия Пиренеев, предатель Ганелон вырвал у него победу над сарацинами, а заодно и жизнь. Герой, убивший сына Енакиева, великана Фарракуту [36] – дерзкого сирийца, потомка Голиафа [37], был сражён сабельными ударами неверных, от которых на этот раз его не смог защитить верный меч Дюрандаль [38]. Покинутый всеми, лежал он среди множества трупов, тяжело раненый и мучимый нестерпимой жаждой.
Собрав последние силы, Роланд трижды протрубил в золотой рог, давая знать Карлу Великому, что пробил его последний час. Хотя лагерь императора был в восьми милях от места боя, он услышал тревожный сигнал и тотчас же встал из-за стола, к великой досаде блюдолизов, почуявших было запах только что разложенного на тарелках паштета. Карл приказал войску немедленно выступить из лагеря и поспешить на помощь племяннику. Но было уже слишком поздно. Роланд с такой силой протрубил в рог, что тот треснул, а в горле рыцаря полопались все жилы. Бездыханный, лежал он на земле. Сарацины же, радуясь победе, дали своему полководцу имя Малек-аль-Насер, что означает «Победитель».
В пылу битвы, в то время как храбрый Роланд бросился в гущу вражеского войска, его оруженосцы оказались отрезанными от него. Когда герой пал и растерявшееся, наголову разбитое войско франков обратилось в бегство, только троим, наиболее быстроногим воинам удалось избежать разящих мечей неприятеля или их рабских цепей.
Три товарища по несчастью, спасаясь от смерти, которая, казалось, гналась за ними по пятам, без оглядки пробирались в глубь гор. Истомлённые жаждой и зноем, они присели отдохнуть под тенистым дубом и, немного отдышавшись, стали совещаться, что делать дальше. Андиол, меченосец, первым нарушил соблюдавшееся до этого, из страха перед сарацинами, пифагорийское молчание [39].
– Что скажете, братья? – обратился он к товарищам. – Как нам добраться до своих, и какой дорогой идти, чтобы не попасть в руки неверных? Давайте попытаемся перейти через эти дикие горы. Сдаётся мне, по ту сторону их живут франки. Быть может, они проводят нас в лагерь.
– С тобой можно было бы согласиться, приятель, если бы ты дал нам орлиные крылья, которые перенесут нас через эту гряду крутых скал, – возразил щитоносец Амарин, – но с нашими обессиленными от голода и высохшими от солнечного зноя ногами нам, право, на эти горы не взобраться. Давайте сперва поищем источник, где можно утолить жажду и наполнить водой тыквенные фляжки, да постреляем дичи, чтобы было чем заглушить голод, – вот тогда, как лёгкие серны, мы перепрыгнем через эти скалы и отыщем дорогу в лагерь Карла.
Третий оруженосец, Саррон, обычно надевавший Роланду шпоры, покачал головой и сказал:
