Фернан Пинто - Странствия
— Пусть будут наши дети такими же бедными, как он. Что бы о нем ни говорили, истина-то у нас перед глазами, а вымысел тех, кто утверждает противное, лишь доказывает их зависть.
Король, услышав, что говорят вельможи, улыбнулся и сказал:
— Бонзы клятвенно уверяли меня, что, если я увижу этого отца, меня стошнит от его вида, и я некоторое время тоже так думал, так как доверял им, но с некоторых пор я убедился, что все истины их могут оказаться под стать этой.
Слова эти, которые король произносил достаточно громко, как бы с намерением задеть и осмеять бонз, так смутили и их и Фукарандоно, что они не решались открыть рта. Такая боль и зависть была у них на душе, что Фукарандоно, обратившись к одному из стоявших рядом с ним сторонников, сказал ему вполголоса:
— По тому, что глаза мои видят, а уши мои слышат, боюсь, придется нам уйти сегодня столь опозоренными, что и в прошлый раз, а может быть, и еще сильнее.
Едва святой отец вошел в зал со всей знатью и вельможами, которые его сопровождали, король предложил ему сесть на самое почетное место рядом с собой, оказав ему почти такую же честь, как своему брату, и, поговорив с ним, а потом приказав водворить тишину, предложил Фукарандоно изложить, какие возражения выставляют бонзы против принятия в Японии новой религии, которую отец магистр прибыл проповедовать жителям этого города. Бонза Фукарандоно, уже немного присмиревший и обуздавший свою гордыню или просто желавший скрыть свое низкое происхождение и, по слухам, отнюдь не благородную кровь, ответил ему, что религия эта в высшей степени враждебна его религии и противоречит всем ее заповедям; стремится открыто осрамить рабов божьих, произнесших монашеские обеты и чистотой жизни служащих своему богу; новыми заповедями и предписаниями запрещает то, что разрешали сторонникам их религии бывшие кубункама, и, наконец, устами своих проповедников открыто заявляет народу, что только в том, что проповедуют христиане, спасение людей, и не в чем ином, и что святые фатокины Шака, Амида, Жизон и Канон осуждены на вечные муки в бездонной пропасти Обители Дыма и преданы праведным судом божественного правосудия Прожорливой Змее, обитающей в ночи; а посему, движимые священным рвением, все японцы обязаны предотвратить то зло, от которого могут проистечь бесчисленные беды.
Король обратился к святому отцу и предложил ему ответить на эту жалобу, к которой присоединились и другие бонзы. На это Франциск Ксаверий, устремив глаза к небу и воздев руки, ответил, что просит его величество предложить тундо Фукарандоно указать в точности на те причины, которые заставляют его и прочих бонз жаловаться на его речи, и тогда он сможет ответить на каждое обвинение в отдельности. И тогда его величество и присутствующие разберут их доводы и решат, что правильно, и после этого ни бонза, ни он не будут ни в чем противоречить принятому решению.
Королю предложение это показалось разумным, и он приказал, чтобы так и было сделано. Среди слушателей снова водворили тишину, и бонза спросил святого отца, почему он дурно отзывается о его богах. На это отец Франциск ответил, что они недостойны этого высокого имени, которое дают им непросвещенные, ибо подходит оно только господу, сотворившему небо и землю, чье всемогущество и непостижимые чудеса не способен охватить наш рассудок, а тем более уразуметь их. Но уже по тому малому, что видят наши глаза, можно судить, кто есть истинный бог, ибо Шака, Амида, Жизон и Канон, если судить о них по тому, что о них написано, были всего лишь богатые люди.
На это все присутствующие ответили:
— По-видимому, он прав.
Бонза хотел было возразить, но король предложил ему перейти к другому вопросу, ибо этот уже решен присутствующими, что бонзе очень не понравилось. Продолжая задавать вопросы, он спросил, почему отец магистр считает недопустимым, чтобы бонзы выдавали векселя на небо, ведь души на том свете приобретают таким образом богатство, а так бы они были бедны и не имели средств для поддержания жизни. На это последовал ответ, что богатство тех, кто возносится на небо, не заключается в кошумиако, которые навязывают в этой жизни бонзы, а в добрых делах, совершенных на земле с верой, однако вера, открывающая вместе с милосердием небесные врата, лишь та вера, которую проповедует он, — христианская вера, создателем которой является Иисус Христос, сын божий, ставший в этом мире человеком и пострадавший на кресте, чтобы искупить грехи людей. Приняв крещение, они должны блюсти его заповеди и держаться его святой веры до конца своих дней. Вера эта, чистая святая и совершенная, не скупа и открывает путь к спасению всем людям, не делая исключений, как у них, для женщин из-за их природной слабости. Служители ее не утверждают, как бонзы, что единственная надежда для женщин спастись — это богатые пожертвования им, бонзам, из чего ясно, что религия их основана более на корысти проповедующих ее, чем на истинности бога, создавшего небо и землю и пожертвовавшего собой для спасения как женщин, так и мужчин, что они, вероятно, уже несколько раз от него слышали.
На это король ответил:
— Он совершенно прав в том, что говорит.
И все прочие, окружавшие его, сказали то же самое, чем бонза Фукарандоно и остальные четверо были весьма посрамлены и пристыжены, но все же продолжали, как и раньше, упорствовать в своих заблуждениях.
Хотя вы, верно, уже несколько раз слышали от меня, что из всех язычников, живущих в тех краях, японский народ легче всего может внять голосу разума, это, однако, нельзя сказать про их бонз, которые по природной надменности своей и убеждению, что они знают несравненно больше других, считают бесчестием для себя отказываться от того, что они однажды высказали, и ни за что не согласятся с доводами, подрывающими доверие к ним, даже если от этого зависела их жизнь.
Глава CCXIII
О всем прочем, что произошло между святым отцом и этими бонзами до того времени, когда мы отправились в Китай
Споры между нашим святым отцом и бонзой Фукарандоно на этом не закончились, ибо, увеличив число сопровождавших его бонз еще на шесть человек, к которым Фукарандоно питал доверие, он много раз приходил к Франциску Ксаверию и задавал вопросы, подыскивая все новые и новые возражения против той религии, которую тот проповедовал. Диспут этот продолжался еще пять дней, на нем неизменно присутствовал король, как из любопытства и желания нас послушать, так и для безопасности святого отца, порукой которой было слово, данное Франциску Ксаверию в первый же раз, как король увидел его в Фушеу, о чем я уже выше говорил. За это время бонзы, желая смутить святого отца или подорвать к нему доверие, задавали ему то такие вопросы, которые никогда не пришли бы никому на ум, то такие простые и легкие, что любой человек мог бы на них ответить без малейшей запинки. Иной раз вопросы эти касались предметов возвышенных и значительных, вызывавших у спорящих большие разногласия и пререкания; из вопросов этих я остановлюсь только на трех или четырех наиболее существенных в той мере, как это позволит мне мой грубый ум, — говорить о других я почитаю излишним. Святой отец перед каждым диспутом неизменно просил нас помогать ему своими молитвами, ибо, по его словам, он очень в них нуждается по слабости своего разумения и потому, что устами этих попирателей закона господнего с ним, несомненно, говорит дьявол. После нескольких вопросов бонзы принялись доказывать Франциску Ксаверию, прибегая к своей бесовской философии, что бог — величайший враг всех бедных, говоря, что тем самым, что он лишает их мирских благ, он ясно дает понять, что он их не любит. Это ложное положение святой отец опроверг доводами столь ясными, очевидными и истинными, что бонзы хоть и пытались дважды возражать, но, так как против правды ничего убедительного не выставишь, были вынуждены, несмотря на свое природное высокомерие и самоуверенность, согласиться с тем, что говорил им святой отец. Когда пытавшийся доказать это бонза был посрамлен, в состязание вступил другой; подойдя к святому отцу, он сказал ему, что не было для него необходимости приезжать с края света, дабы вбивать в головы людей, что спасение заключено лишь в проповедуемой им религии и ни одно человеческое существо не может найти спасения вне ее, ибо, поскольку рая два — один на небе, а другой на земле, — из коих, по учению господнему, можно наслаждаться только одним, либо раем за труд, либо раем для отдыха, ясно, что рай для людей находится на земле, ибо каждый из земнородных на свой лад хвалится отдыхом в этом раю: цари, благодаря своей власти и тому, что они всесильны в своих земных владениях; великие мира сего, идущие непосредственно за ними, как-то: принцы, военачальники, вельможи и богачи, — благодаря тому, что угнетали слабых и беззащитных; а простой люд находит этот рай в усладах и радостях жизни, — так что все и каждый в отдельности являются одновременно судьями и ответчиками в собственных делах, ибо каждый выносит себе приговор по собственному вкусу. Что же касается домашнего скота и волов, поскольку земную жизнь они провели в огорчениях и трудах, они получают законное право вознестись на небо, которым человек по греховной склонности своей пренебрег. Он выставил еще много подобных доводов, столь же нелепых, как и приведенные, которые святой отец разбил без всякого труда. Бонзы сказали также, что не отрицают могущество божье, благодаря которому было создано для блага человека все сущее на земле, но что из-за подвластности греховному началу все происшедшее из этого первоначально созданного так выродилось, что все эти горькие, жесткие и грубые субстанции совершенно утратили свою первичную сущность, а поэтому для возвращения им их изначального совершенства необходимо было от них произойти на свет Амиде, про которую они говорят, что она рождалась восемьсот раз, чтобы сообщить безупречное естество восьмистам различным субстанциям, существующим на земле, ибо, не случись этого (а они, на основании своих книг, считают, что было именно так), все бы люди давно перевелись, равно как и все то, что рождается на земле. А посему ясно, почему люди возносят такие же хвалы Амиде за сохранение созданного, как и богу за сотворение мира. Эти рассуждения и ложную философию отец Франциск опроверг немногими словами, потому что дело было само по себе очевидное и ничего особенного в себе не заключало, но доводы святого отца оказались выбранными столь искусно, что король и прочие присутствующие остались ими очень довольны. Между тем, так как все это словоблудие семи бонз было вдохновлено врагом человеческим, отцом всех распрей и междоусобиц, среди противников святого отца начались несогласия, ставшие скоро столь значительными, что три или четыре раза бонзы, невзирая на присутствие короля, чуть не перешли к заушению. Король очень рассердился и сказал им, что богословские споры не разрешаются на кулаках, а лишь путем благочестивого рвения, сочетающегося с мягкостью и спокойствием, ибо лишь кроткий и смиренный дух избирает господь, чтобы в нем безмятежно отдохнуть.
