Алан-Рене Лесаж - Похождения Жиль Бласа из Сантильяны
На этом храбрый сын дона Анастасио закончил свое повествование, после чего я сказал ему внушительным тоном:
— Ваше дело мне ясно, сеньор дон Рохерио. Полагаю, что вы достойны помилования, а потому берусь изложить вашу просьбу герцогу и дерзну обещать вам его покровительство.
В ответ на это гренадец рассыпался в благодарностях, которые, наверно, вошли бы у меня в одно ухо, а вышли в другое, если б он не заявил, что непосредственно за оказанной услугой последует нечто более существенное. Как только он коснулся этой струны, я решил приняться за хлопоты. В тот же день я рассказал историю дона Рохерио герцогу, который позволил мне привести этого кавалера и заявил ему:
— Дон Рохерио, я уже знаю о поединке, побудившем вас приехать ко двору: Сантильяна изложил мне все подробности. Не тревожьтесь, вы не совершили ничего такого, чего нельзя было бы извинить. Его высочество особенно охотно милует дворян, мстящих за поруганную честь. Вам придется для проформы отправиться в тюрьму; но будьте спокойны, вы пробудете там недолго. У вас в лице Сантильяны есть добрый друг, который позаботится об остальном и ускорит ваше освобождение.
Дон Рохерио отвесил министру глубокий поклон и, полагаясь на его слова, добровольно пошел под арест. Вскоре благодаря моим стараниям вышел указ о помиловании. Менее чем в десять дней я отправил этого нового Телемака обратно к его Улиссу и Пенелопе, тогда как он едва ли отделался бы одним годом тюрьмы, если б у него не было покровителя и денег. Впрочем, мне досталось за эту услугу всего-навсего сто пистолей. Это был неважный улов, но я ведь и не был еще Кальдероном, а потому не гнушался и малым.
ГЛАВА IX
Это дело разлакомило меня, а десять пистолей куртажа, которые я дал Сипиону, побудили его приняться за новые розыски. Я уже прежде превозносил его таланты в этой области и могу сказать, что его по справедливости следовало назвать Сципионом Великим. В качестве второго клиента он привел мне издателя рыцарских романов, который нажился вопреки здравому смыслу. Этот издатель незаконно перепечатал книгу, выпущенную одним из его собратьев, и издание это было конфисковано. За триста дукатов я добился снятия запрещения с его экземпляров и спас владельца от крупного штрафа. Хотя такие дела не входили в компетенцию первого министра, герцог согласился по моей просьбе повлиять на тех, от кого это зависело. После издателя через мои руки прошел один коммерсант, и вот в чем заключалось его дело. Португальский корабль был захвачен берберийским корсаром и снова отбит одним кадикским арматором. Две трети погруженных на него товаров принадлежали моему лиссабонскому купцу, который после тщетных требований о возврате своего имущества приехал к испанскому двору, чтоб найти влиятельного покровителя, способного защитить его интересы. Ему выпало счастье наткнуться на меня. Я вступился за него, и он вернул свои товары с помощью четырехсот пистолей, которые преподнес своему протектору.
Мне чудится, будто я слышу в этом месте возглас читателя:
«Смелей, сеньор Сантильяна! Набивайте карман! Вы теперь на хорошем пути, не выпускайте счастья из рук!»
О, не беспокойтесь: не выпущу. Коли не ошибаюсь, вот уже мой лакей с новой жертвой, которую он подцепил. Действительно, это — Сипион. Послушаем его:
— Сеньор, — сказал он, — дозвольте представить вам знаменитого дрогиста. Он хлопочет о привилегии продавать свои снадобья в течение десяти лет во всех городах Испанского королевства с предоставлением ему на то исключительного права, т. е. чтоб остальным его собратьям по ремеслу было запрещено торговать в тех местах, которые он для себя облюбует. В благодарность за содействие он обязуется отсчитать двести пистолей тому, кто добудет для него такую привилегию.
На это я сказал шарлатану покровительственным тоном:
— Хорошо, друг мой, я устрою ваше дело.
Действительно, спустя несколько дней я отослал его восвояси с патентом на исключительное право обманывать народ во всех королевствах Испании.
Тут я убедился в справедливости поговорки, что аппетит приходит во время еды. Я не только становился жаднее, по мере того как богател, но первые четыре милости, о которых я упомянул, достались мне с такой легкостью, что я не колеблясь обратился к его светлости за пятой. Дело шло о передаче губернаторства города Веры на андалузском побережье одному кавалеру ордена Калатравы, который обещал мне за это тысячу пистолей. Увидя такую алчность к наживе, министр расхохотался.
— Да, друг Жиль Блас, у вас недурной аппетит! Вижу, что вы большой охотник одолжать ближних. Но выслушайте меня: если речь зайдет о мелочах, я в это входить не стану, но когда вы будете хлопотать о губернаторствах или каких-либо крупных милостях, то соблаговолите довольствоваться половиной прибыли: другая принадлежит мне. Вы не можете себе представить, — добавил он, — какие у меня расходы и сколько мне нужно денег, чтоб с достоинством поддерживать свой ранг, ибо, признаюсь вам, что, несмотря на бескорыстие, проявляемое мною перед народом, я достаточно осторожен, чтоб не расстраивать своего состояния. Примите это к руководству.
После этой речи министра я перестал бояться, что надоем ему своими просьбами; напротив, она подстрекла меня еще энергичнее взяться за дело и усилила во мне пуще прежнего жажду к обогащению. В то время я охотно повесил бы объявление, в котором бы говорилось, что все желающие добиться при дворе каких-либо милостей, могут обращаться ко мне. Я работал в одном направлении, Сипион — в другом. У меня не было других желаний, как оказывать услуги ближним, но, разумеется, за деньги. Мой кавалер ордена Калатравы получил губернаторство города Веры за тысячу пистолей, и вскоре я выхлопотал другое за такую же сумму кавалеру ордена св. Якова. Не довольствуясь назначением губернаторов, я раздавал кавалерии и с помощью жалованных грамот превращал достойных разночинцев в недостойных дворян. Духовенство тоже было осчастливлено моими благодеяниями. Я жаловал мелкие бенефиции, каноникаты и некоторые церковные должности. Что касается епископств и архиепископств, то они относились к ведению дона Родриго Кальдерона. Он распределял также судейские должности, командорства и вице-королевства, из чего можно заключить, что важные посты замещались столь же мало достойными личностями, как и мелкие, ибо на места, служившие предметом этой честной торговли, мы назначали далеко не самых искусных и беспорочных людей. Нам было известно, что мадридские насмешники издеваются над нами по этому поводу, но мы, подобно скупцам, любовались видом собственного золота, забывая о гиканье толпы.159
Исократ160 прав, называя невоздержанность и безумства неразлучными спутниками богатства. Оказавшись собственником тридцати тысяч дукатов и предвидя возможность заработать, быть может, еще в десять раз больше, я счел нужным изобразить из себя персону, достойную называться наперсником первого министра. Поэтому я снял целый дом, приказав омеблировать его пристойным образом, и купил карету у одного повытчика,161 который обзавелся таковою из чванства и стремился избавиться от нее по совету своего булочника. Я нанял кучера, а также трех лакеев, и, считая справедливым повышать старых слуг, пожаловал Сипиона тройной честью, сделав его одновременно своим камердинером, секретарем и управителем. Но я совершенно опьянел от тщеславия, когда министр разрешил моим людям носить его ливрею. Тут во мне угасли последние проблески рассудительности. Я стал не меньшим безумцем, чем ученики Порция Латро,162 которые благодаря употреблению тминного настоя стали такими же бледными, как их учитель, и вообразили, что тем самым могут равняться с ним в учености. Я чуть было не возомнил себя родственником герцога Лермы. Мне хотелось прослыть таковым или хотя бы его побочным сыном, что весьма польстило бы моему самолюбию.
Прибавьте к этому, что, по примеру его светлости, державшей открытый стол, я тоже решил устраивать угощения. Для этой цели я поручил Сипиону сыскать искусного кухаря, и он раскопал мне такого, который, пожалуй, не уступал повару римлянина Номентана,163 обжорной памяти. Наполнив свой погреб изысканными винами и запасшись разной снедью, я начал принимать гостей. Каждый вечер у меня ужинало несколько человек из числа старших чиновников министерской канцелярии, гордо величавших себя статс-секретарями. Я потчевал их, как следует, и они всегда уходили от меня подвыпившими. Сипион, со своей стороны, следуя поговорке «каков барин, таков и слуга», тоже держал открытый стол в людской, где угощал на мой счет своих знакомых. Я очень полюбил этого молодца, а кроме того, он помогал мне наживать богатства, и мне казалось справедливым, чтоб он тратил их вместе со мной. К тому же я смотрел на эти забавы с точки зрения молодого человека и, не замечая зла, которое они мне причиняли, видел лишь почести, выпадавшие на мою долю. Еще другая причина мешала мне обращать на них внимание: благодаря раздаче бенефиции и должностей рука моя никогда не оскудевала, а казна изо дня в день умножалась. Я вообразил, что мне удалось ухватиться за колесо Фортуны.
