Лопе де Вега - Том 5

Раз я должна вертеться тут,
Где столько дам и кавалеров,
То как мне с ними говорить,
Всех не запомнив хорошенько?
Я повторю их имена:
Камило, Дьего и Лисено,
Фениса, Лаура, Теодора…

А вы кто будете, любезный?
Я, кажется, не знаю вас.

Имею честь быть, ваша светлость,
Из вашей свиты.

Ваше имя?

Всего лишь Фабьо, здесь в оркестре
Едва ли не слабейший звук.

Вы кто? Мужчина?

Ваша светлость!
Я — то, что вам благоугодно.
Монархи, наподобье неба,
Творят и женщин и мужчин.

Мужчина — он всегда изменник.
Так мне сказала Теодора.

Могу поклясться, что я верен.

Что скажешь?

Я его привел.

Который? Покажи.

Вот этот:
Чтоб вы взглянули на него,
Он на короткие мгновенья
С лица откидывает плащ.
Вы разглядели?

Разглядела.

И ваше мненье?

Чтоб ответить,
Мне нужно с ним иметь беседу.

Он то же мне сказал про вас.

Я вижу, он не опрометчив.

Когда я шел его искать,
Мы заключили соглашенье,
Что я одобрить должен ум,
А вы должны одобрить внешность.
Так как она?

Да ничего.
А ты признайся откровенно,
Как он нашел мою наружность?

Да ничего.

Ты мстишь? Чудесно!
А как его зовут?

Не знаю.

И ты пришел ко мне, мошенник,
С каким-то безыменным мужем
И думаешь, что сделал дело?

Он назовется сам. А я
Обоим соблюдаю верность.

Пойду и ближе посмотрю.

Красавец он первостатейный.

Ах, Теодора…

Ваша светлость?..

Меня, должна сознаться, бесят
Дворцовые порядки. Дома
………………….[116]
Я всякий час могла поесть.
И я желаю, как в деревне,
Пойти перекусить на кухню.

Какая дикая нелепость!

Нет, ваша светлость, воздержитесь.

Я воздержалась и помедлю,
Чтоб этих разглядеть мужчин.
Мне хочется узнать точнее,
Чтó в них так мило иль противно,
Чтобы от них спасаться бегством.

Раз мы теперь одни, сеньор,
Узнать позвольте ваше мненье.
Вначале, и пока не поздно,
Исправить можно все на свете.
Вы здесь не связаны ничем:
Ведь ей осталось неизвестным,
Кто вы такой. Я не хотел
Дразнить ее воображенье,
Сказав ей: «Это — Алехандро
Де Медичи, воитель смелый,[117]
Брат флорентийского владыки,
Ближайший родич королевы
Французской, знаменитый тем…»

Довольно, Фабьо. Я хотел бы
Пообсудить, каким путем
Завоевать мне это сердце,
А с ним и герцогство Урбино.
Ведь много царственных соседей
Ревниво бодрствует на страже.

Тот, кто привел вас в это место,
Долг благодарности платя,
Поверьте мне, отыщет средства,
Чтобы достичь высокой цели.
Вы, расточа любовь и нежность,
А я, неся тихонько службу…

Какую службу?

Как посредник,—
Мы с вами во дворце урбинском
Без промедленья и помехи
Воздвигнем Медицейский герб.

Тебе я дам…

Оставим это.
Служить великодушным людям
Приятней всяких награждений.

Зачем вы так спешите?

Клянется Фабьо, что уже светает.

Сеньор, пора, идите!
Свет быстро возрастает,
И темная могила солнца тает.

Нельзя ль изящней выразить все это?

Крадется луч коварного рассвета.

Нас, Алехандро, в третий раз денница
Приветствует лучами
В саду, где только верный Фабьо с нами
И Лаура, посвященная всецело
В таинственное дело.

Скажи, что огненная колесница
Увозит звезды.

Было б очень мило,
Когда бы Лаура их поторопила,
Сказав, что утро скоро.
Ведь спальник солнца, юная Аврора,
Отдергивает полог,
А ранний сумрак нежен и недолог.

Как у тебя воображенье мелко!

То высший слог.

Нет.

Что ж тогда?

Подделка.

Моя Диана! Фабьо вы сказали,
Что вы лишь внешний облик мой узнали,
Не помыслы. Могу ль я быть счастливым?
Кажусь ли я вам до конца правдивым?
Достоин ли я вашим стать супругом
Или хотя бы другом?
Когда б меня такое счастье ждало,
Отдать вам жизнь и душу — слишком мало.
О, если вы меня как должно чтите,
То выбор свой на мне остановите,
Как на влюбленном или как на муже!

Я тоже смущена, и потому же.
Ведь вы меня увидели впервые
(А эти чувства — самые живые)
Такой простой по речи и по виду,
Что надо много, может быть, усилий,
Чтоб это впечатленье вы забыли,
И ваша память чувствует обиду.

Ужель, Диана, за три ночи эти,
Когда мы разлучались на рассвете,
Кляня судьбу, что наступило утро,
Не понял я, что разум ваш бесценный
Сияет в оболочке несравненной,
Как ясный жемчуг в ризах перламутра?
Ваш гений замкнут красотою вашей,
Как чистый нектар золотою чашей;
И я дивлюсь доныне,
Что столько знаний найдено в пустыне.