Сэмюэл Ричардсон - Английские письма или история кавалера Грандисона
Г. Валденъ, какъ ясно было видно по наморщенному его лбу, при сотрясенія его губъ, изъявляющимъ его презрѣніе, и по всему его лицу, которое онъ съ принужденностію отвращалъ отъ Баронета, казался раздраженъ всѣмъ веселымъ видомъ, которой на всѣхъ гостяхъ усматривалъ, и о коемъ по видимому жалѣлъ, не различая отъ чего оной происходилъ, какъ будто онъ попалъ въ компанію весьма на ровную. Онъ даже раза съ два заговаривалъ съ Г. Симплемъ, показывая нѣкое преимущество надъ всѣмъ собраніемъ, хотя и довольно было видно, что сей молодой человѣкъ съ большею пріятностію слушалъ забавныя изреченія Сира Баронета, нежели сухія и надушловатыя матеріи ученаго, и что онъ казалось и взорами своими одобрялъ каждое слово Баронетово. вмѣсто того что потуплялъ оныя съ смущеніемъ въ то самое время, когда Г. Валъденъ, дѣлая ему честь начиналъ съ нимъ разговоръ, какъ съ первѣйшею особою въ собраніи. Позволь мнѣ, любезная Люція, приложить къ сему одно разсужденіе. Не кажется ли тебѣ чрезвычайно щастливымъ для нашего легкомысленнаго и веселаго пола то, что большая часть мужчинъ, сихъ начальниковъ человѣческаго разума, не больше насъ разсудительны, или чтобъ выразить оное другими словами, не думаешь ли ты, что излишней разумъ столь же смѣха достоинъ, какъ и посредственной участокъ глупости? Но я не скажу больше о томъ ни слова. Мой дядюшка конечно бы на меня посердился.
Чтожъ потомъ вышло? Г. Вальденъ не могши болѣе сносить того, что онъ почти совершенно помраченъ сталъ отъ свѣтскаго человѣка, рѣшился, послѣ обѣда, защитить честь своего университета почти открытою ссорою. Онъ весьма искусно обратилъ разговоръ на пользы пріибрѣтаемыя отъ знаній, изъ чего и заключилъ, что ничто не можетъ сравниться съ воспитаніемъ получаемымъ въ университетахъ. Сиръ Гарграфъ разсуждалъ о сей матеріи съ легка т. е. съ остроумною, а иногда и язвительной, насмѣшкою, которая во все разстроила Г. Вальдена, и имѣла бы другія слѣдствія, еслибъ всѣ гости соединясь вмѣстѣ ихъ не утишили. Напослѣдокъ Г. Вальденъ ушелъ съ превеликимъ неудовольствіемъ.
Когда готовили намъ чай; то Милади Вилліамсъ подошедъ ко мнѣ поздравляла меня толь знатною побѣдою, какова была одержана мною надъ сердцемъ Сира Гарграфа. Она примѣтила, говорила она мнѣ, что въ самомъ жару спора, глаза его всегда обращались на менясъ нѣкіимъ почтеніемъ и удивленіемъ, и что онъ произнесъ даже нѣсколько такихъ словъ, кои не могли подать нималѣйшаго сумнѣнія о его чувствованіяхъ. Миссъ Анциллонъ, которая сидѣла отъ меня столь близко, что могла слышать слова Милади, и надъ коею Кавалеръ, какъ казалось произвелъ сильное впечатленіе, не мало имѣла труда присилить свои глаза, чтобъ смотрѣли на меня съ пристойностію, хотя уста ея, которыя въ самомъ дѣлѣ весьма хороши, съ усиліемъ поздравляли меня равномѣрно оными улыбками. Сиръ Гарграфъ, въ то время, какъ мы пили чай, обращалъ на меня все свое вниманіе и тогда примѣчено, что разумъ его былъ занятъ чемъ-то важнымъ. Потомъ просилъ онъ Г. Ревса войти съ нимъ въ ближній кабинетъ, и тамъ твоя Генріетта была содержаніемъ важнаго ихъ разговора.
Онъ съ начала объявилъ Г. Ревсу, что во многихъ своихъ поѣздкахъ въ Нортгамтонъ всегда искалъ случая меня видѣть, да и нынѣ непришелъ бы безъ приглашенія къ Милади Вилліамсъ обѣдать, естьлибъ не узналъ, что я у ней буду. Онъ свидѣтельствовалъ, что его намѣренія честны, какъ будто думалъ что о нихъ безъ сего обнадѣживанія сумнѣваться можно; тайной признакъ, любезная моя, того превозходства, которое онъ себѣ приписываетъ, и того высокаго мнѣнія, которое имѣетъ о своихъ богатствахъ.
Г. Ревсъ ему отвѣчалъ, что всѣ мои родственники поставили себѣ за правило не мѣшаться въ мой выборъ. Сиръ Гарграфъ поздравилъ себя съ онымъ, какъ бы величайшимъ щастіемъ, и вскорѣ вошедъ въ собраніе и увидя, что я одна говорю съ Гжею Ревсъ, подступилъ ко мнѣ и въ весьма пылкихъ выраженіяхъ объявилъ, что весьма удивляется премногимъ чрезвычайнымъ и отличнымъ моимъ качествамъ, кои можетъ быть самъ онъ выдумалъ; ибо изчислилъ оныя съ удивительною вѣтренностію. На конецъ просилъ у меня позволенія посѣщать меня у Г. Ревсъ. Я ему сказала, что Г. Ревсъ властенъ у себя дѣлатъ, что угодно, а я ему никакого позволенія дать не могу. Онъ благодаря меня низко поклонился, какъ будто бы мой отвѣтъ былъ дѣйствительнымъ позволеніемъ. Что должно дѣлать женщинѣ съ такими льстецами! Онъ, казалось, искалъ случая возобновить сей разговоръ до своего уходу; но я умѣла то избѣжать. Милади Вилліамсъ весьма насъ просила просидѣть у ней весь тотъ вечор; но Г. и гжа. Ревсъ въ томъ ей извинились. Возвратясь домой Г. Ревсъ мнѣ сказалъ, что я въ Сирѣ Гарграфѣ буду имѣть весьма твердаго и докучливаго любовника, естъли не стану съ удовольствіемъ принимать его старанія и услуги. Такъ по етому, Сударъ, отвѣчала я ему, для освобожденія меня отъ его докукъ, вы бы мнѣ совѣтовали за него выдти, такъ какъ сіе, сказываютъ, и со многими добронравными женщинами случалось.
Пріѣхавъ домой застали мы у себя Кавалера Аллестриса, которой ждалъ возвращенія Г. Ревса. Онъ человѣкъ достойной, весьма разсудительной и простъ въ поступкахъ. Лѣтъ ему будетъ около пятидесяти. Когда Г. Ревсъ разсказалъ ему, какъ мы провели тотъ день; то онъ сдѣлалъ намъ изображеніе Сира Гарграфа Поллексфена, которое не только способствовало къ дополненію всего того описанія, кое уже ты прочла, но принудило меня почитать его за весьма опаснаго знакомца. увѣряютъ, что не взирая на веселой и шутливой видъ, какой всегда показывается въ немъ въ компаніяхъ, онъ весьма худаго свойства, зломышленнъ, злобенъ и ничего такого не уважающій, что можетъ его довести къ концу своихъ замысловъ; что онъ уже лишилъ чести трехъ молодыхъ особъ; то въ своихъ дѣлахъ довольно порядоченъ; но и тутъ къ поношенію своему, ибо сколь онъ разточителенъ въ своихъ забавахъ, столь скупъ въ такихъ случаяхъ, когда щедрость бываетъ почитаема должностію. Подумала либъ ты, любезная моя, чтобъ человѣкъ столь хорошаго вида, столь веселой и столь пріятно одѣтый, мотъ быть худаго нрава – дерзокъ, злобенъ, да и еще жестокъ? Ибо Г. Аллестрисъ, разсказалъ намъ и другія его дѣла, доказывающія, что всѣ сіи качества ему приличны.
Но я не имѣла нужды въ сихъ свѣденіяхъ, дабы рѣшишься не принимать отъ него никакихъ предложеній. То, что я видѣла, было къ сему довольно; хотя Аллестрисъ, коему Г. Ревсъ совершенно открылся, не сумнѣвается, чтобъ его намѣренія были не истинны; при семъ поздравя меня онымъ, прибавилъ, что ему извѣстна его склонность къ бракосочетанію; тѣмъ болѣе хочетъ онъ вступить въ оное, говорилъ Аллестрисъ, что по неимѣнію наслѣдниковъ мужеска пола въ его родѣ, половина его богатствъ перейдетъ къ одному весьма дальнему его родственнику, котораго онъ много ненавидитъ, по той только причинѣ, что въ его ребячествѣ сей честной родственникъ иногда исправлялъ его отъ проступковъ. Впрочемъ Г. Аллестрисъ говоритъ, что имѣніе его точно такъ велико, какъ о томъ разглашаютъ.
Когда мы остались на свободѣ; то Г. Ревсъ мнѣ сказалъ: сколь для тебя славно, любезная племянница, исправишь человѣка такого свойства, и изъ имѣнія его известь источники всякихъ благословеній: ибо я увѣренъ, что ты все свое стараніе къ тому приложишь, когда будешь госпожей Поллексфенъ. Но вѣрь, любезная Люція, что Сиръ Гарграфъ, хотябъ былъ владѣтелемъ надъ половиною нашей земли, но не увидитъ меня съ собою при олтарѣ, приносящую брачныя обѣты. Но чтожъ мнѣ дѣлать, естьли онъ столь докучливый и неотвязенъ, какъ о немъ говорятъ? Я не худо обхожусь съ тѣми, коихъ могу еще отъ себя удерживать, противополагая имъ долгія оружія; но признаюсь, что я въ великое приду замѣшательство, когда буду имѣть дѣло съ столь смѣлыми людьми. Учтивство, которое считаю за долгъ оказывать всѣмъ тѣмъ, кои имѣютъ ко мнѣ хотя нѣсколько уваженія, подвергло бы меня многимъ неудобствамъ, отъ коихъ покровительство моего дяди и Г. Дина. всегда меня предохраняло! О любезная Люція, коликимъ нещастіямъ подвергается молодая особа безъ покровительства, когда толь многіе мужчины, подобно дикимъ людямъ, или свирѣпымъ звѣрямъ гонятся за ними, какъ за добычею своему полу подлежащею.
Въ Субботу по утру.
Въ семъ письмѣ должна я окончитъ все касающееся до Сира Гарграфа, и дай Боже, чтобъ я не имѣла ни, когда случая о немъ еще говоритъ! Г. Ревсъ получилъ отъ него записку, въ коей онъ извиняется, что не можетъ съ нами видѣться, такъ, какъ предполагалъ, ибо обязанъ ѣхать немедлѣнно въ Ридингъ по усильнымъ прозьбамъ умирающаго своего друга какъ ему никакъ не льзя возвратиться прежде трехъ дней, кои, какъ онъ говоритъ, покажутся ему тремя долгими годами; то до своего отъѣзду не можетъ онъ упустить случая возобновить свидѣтельства своего почтенія и подтвердить объявленіе его чувствованій. Онъ усильно проситъ милости и покровительства у Г. Ревса, а какъ почтетъ онъ за щастіе, что въ его отсудствіе Миссъ Биронъ, Г. и гжа. Ревсъ будутъ имѣть время нѣсколько разсудить о его предложеніяхъ; то онъ и ласкается, что оныя не будутъ отвергнуты. Теперь, любезная моя, подала я тебѣ всѣ объясненія, кои обѣщала сообщить о двухъ новыхъ моихъ обожателяхъ. Какъ, должно мнѣ съ ними обходиться? Етаго я не знаю. Но я начинаю думать, что самыя щастливыя дѣвицы суть тѣ, коихъ родители щадятъ отъ такого смущенія, и тогда уже совѣтуются съ ихъ склонностями, когда уже поступятъ въ предварительныя брачныя условія. Правда, что мои родственники весьма мною оказываютъ мнѣ чести, полагаясь на мою скромность, и поставляя меня судьею надъ самой собою. Молодымъ дѣвицамъ лестна бываетъ та власть, которую имъ даютъ надъ самими собою; однако я отъ тебя не скрою, что такая честь приводитъ меня въ нѣкое затрудненіе, по двумъ причинамъ; первое, что она обязываетъ меня имѣть величайшую осмотрительность, равно и искреннѣйшую благодарность; другое, что моя фамилія болѣе оказала мнѣ великодушія, освободя меня отъ сей покорности, нежели сколько я дѣйствительно или по видимому получила отъ сего ихъ милости. Я присовокуплю къ тому, что видя себя какъ бы преданною гоненіямъ чужихъ людей, то есть, такихъ, кои нечувствительносо мною спознались, какъ то наши сосѣди Гревиль, Ормъ и Фенвичъ, думаю, что нѣсколько безразсудно противустоять первымъ толь ужаснымъ предложеніямъ. Не будутъ ли оныя и въ самомъ дѣлѣ ужасны, естьли сердце единожды оныя одобритъ?
