Средневековая литература - Песнь о Роланде

Когда бы вам их видеть привелось!
Один – чуть жив, лишился чувств – другой.
Граф Оливье ослаб, теряет кровь.
Так стало у него в глазах темно,
Что он узнать не может никого.
К нему подъехал побратим его,
А он по голове Роланда бьет,
Шлем золотой рассек на нем мечом,
Но сталь, по счастью, не задела лоб.
Роланда вмиг удар в себя привел,
Спросил у побратима кротко он:
«Намеренно ль вы подняли клинок?
Ведь я Роланд, что к вам любовью полн.
За что же вы мне платите враждой?»
А тот в ответ: «Не видит вас мой взор,
Хоть я и слышу звуки ваших слов.
Прошу простить, коль рану вам нанес».
Роланд к нему: «Я цел, свидетель бог,
И вас простить я перед ним готов».
Они друг другу отдали поклон,
Любовно распростились пред концом.

Увидел Оливье, что смерть подходит.
Запали у него глаза глубоко,
Слух отказал ему и зренье тоже.
Сошел со скакуна и наземь лег он,
В грехах, свершенных им, признался богу.
Вот руки он сложил и к небу поднял,
Впустить его в ворота рая просит,
За милый край родной, за Карла молит
И за Роланда, друга дорогого.
Остановилось сердце в нем, он дрогнул
И на траве во весь свой рост простерся.
Скончался граф и богу душу отдал.
Его собрат над ним рыдает горько.
Еще никто так не терзался скорбью.

Увидел граф Роланд, что друг убит,
Что головой к востоку он лежит,
Стал сокрушаться горестно над ним:
«Ты храбростью своей себя сгубил.
Ты был мне братом много лет и зим,
Друг другу не чинили мы обид.
Коль дух ты испустил – и мне не жить».
Так граф промолвил и без чувств поник
На скакуне, чье имя Вельянтиф.
Но в стремена он ноги пропустил
И потому с коня не рухнул вниз.
Аой!
CLI
Едва Роланд в сознание пришел,
Оправился и сил набрался вновь,
Как он увидел, что проигран бой:
Все войско христиан костьми легло,
Жив лишь Турпен и с ним Готье де л'Он.
Готье сошел к своим в долину с гор.
Он пораженье нехристям нанес,
Но потерял и всех своих бойцов.
Вернуться одному ему пришлось.
Зовет Роланда на подмогу он:
«О, где ты, граф, отважный мой сеньер?
С тобою не боюсь я никого.
Я – тот, кем Маэльгю был покорен,
Готье, чьим дядей был седой Дроон[89].
По доблести я – сотоварищ твой.
Пробит мой щит, изломано копье,
Изрублена в куски мечами бронь,
И тело пронзено мое насквозь,
Но я арабам отплатил с лихвой».
Услышал граф – Готье зовет его,
Дал шпоры, поспешил Готье помочь.

Вскипел Роланд от гнева и тоски,
В ряды врубился, стал врага косить,
Поверг на землю двадцать сарацин,
Шесть их – Готье и пять – Турпен убил.
Все войско нечестивое вопит:
«Друзья, уйти злодеям не дадим!
Позор тому, кто убоится их,
Бесчестие тому, кто их щадит!»
Со всех сторон несутся гам и крик,
Кольцом обстали рыцарей враги.
Аой!

Отважен и бесстрашен граф Роланд,
Готье де л'Он – боец ему под стать,
Архиепископ – опытен и храбр.
Прикрыть в бою собрата каждый рад.
Втроем они врубились в строй врага.
Сошла арабов тысяча с седла,
А сорок тысяч на конях сидят:
Боятся, видно, бой французам дать
И не подходят на длину меча,
Лишь копья мечут в них издалека.
Готье убили с первого броска,
Затем был ранен в голову прелат.
Проломлен щит его, пробит шишак,
Рассечена броня и пронзена,
Четыре пики разом в ней торчат.
Убили под Турпеном скакуна.
Увы, архиепископ наземь пал!
Аой!

Турпен увидел – тяжко ранен он:
Четыре пики вонзены в него,
Но тут же встал, как истинный барон,
Взглянул вокруг, к Роланду подошел
И молвил: «Я еще не побежден.
Живым не сдастся в плен вассал честной».
Взял он Альмас, меч вороненый свой,
И тысячу ударов им нанес.
Воочью видел после наш король
– Четыреста арабов там легло:
Кто тяжко ранен, кто пронзен насквозь,
А кто и распростился с головой.
Так молвит жеста, пишет муж святой,
Барон Эгидий, зревший этот бой.
Хранится в Лане летопись его,[90]
И лишь невежда не слыхал о том.

Безжалостно Роланд разит врага,
Но он в поту, в жару и жив едва.
От боли у него темно в глазах:
Трубя, виски с натуги он порвал.
Он хочет знать, вернется ль Карл назад,
Трубит из сил последних в Олифан.
Король услышал, скакуна сдержал
И говорит: «В горах беда стряслась.
Племянник мой покинет нынче нас.
Трубит он слабо, – значит, смерть пришла.
Коней пришпорьте, чтоб не опоздать.
Пусть затрубят все наши трубы враз».
Труб у французов тысяч шестьдесят,
Им вторит дол, и отзвук шлет гора.
Смолкает смех у мавров на устах.
«Подходит Карл!» – язычники вопят.
Аой!

Язычники вопят: «Король подходит!
Иль не слыхать вам труб французских голос?
Беда нам будет, если Карл вернется.
Покуда жив Роланд, войну не кончить,
Он всех нас из Испании прогонит».
И вот на графа мчатся в шлемах добрых
Четыре сотни сарацин отборных.
Их натиск рьян, удары их жестоки.
Роланда ждет нелегкая работа.
Аой!

Увидел граф, что враг к нему спешит,
Стал снова лют, опять набрался сил.
Не сдастся он – не взять его живым.
На Вельянтифе резвом граф сидит,
Коня златою шпорой горячит.
Врывается он в гущу сарацин,
Турпен-архиепископ рядом с ним.
Кричат они друг другу: «Бей, руби!
Уже слыхать французский рог вдали.
Подходит Карл, наш мощный властелин».

Не жаловал и не терпел Роланд
Ни труса, ни лжеца, ни гордеца,
Ни рыцаря, коль он плохой вассал.
«Сеньер, – отцу Турпену молвил граф,
– Хоть пеши вы, а я не сбит с седла,
Мы с вами вместе будем до конца,
Разделим скорбь и радость пополам.
Я ни на что не променяю вас.
Запомнят сарацины навсегда,
Как бьет Альмас и рубит Дюрандаль!»
Турпен в ответ: «Тому, кто дрогнул, – срам!
Вернется Карл и отомстит за нас».

Вопят враги: «Будь проклят этот день!
На горе нам мы родились на свет.
Лишились мы сеньеров наших здесь.
Могучий Карл сюда спешит уже.
Рев труб французских слышен вдалеке.
Клич „Монжуа!“ летит ему вослед.
В бесстрашии Роланду равных нет,
С ним ни один не сладит человек.
Метай в него копье – и прочь скорей!»
Град пик и дротов в графа полетел.
Пустили мавры рой пернатых стрел.
Щит рыцаря пронизан ими весь.
Пробит и рассечен на нем доспех.
Хоть сам Роланд ни разу не задет,
Но Вельянтиф поранен в тридцать мест,
На землю он упал и околел.
Язычники бегут что силы есть.
Остался граф Роланд один и пеш.
Аой!

Полны арабы гнева и стыда.
Бегут они в Испанию назад,
Не может их преследовать Роланд:
Конь Вельянтиф под ним в сраженье пал.
Отныне пешим должен биться граф.
Турпену помощь он спешит подать!
Шлем золотой он развязал сперва,
Затем кольчугу расстегнул и снял,
Разрезал на куски его кафтан
И раны накрепко перевязал.
Потом к своей груди его прижал,
Отнес туда, где гуще мурава,
Стал перед ним смиренно речь держать.
«Сеньер, дозвольте мне покинуть вас.
Собратья наши мертвыми лежат,
Но бросить их не к чести было б нам.
Пойду я мертвых по полю искать.
У ваших ног на луг сложу их в ряд».
Турпен в ответ: «Несите их сюда.
Господь велик, оставил поле враг!»

Роланд обходит груды мертвецов.
Осматривает дол и горный склон.
Отысканы им Беранже, Атон,
Затем Жерен, Жерье, собрат его,
Спесивец Ансеис и дук Самсон,
Жерар из Руссильона, пэр седой.
Унес он их останки чередом,
К Турпену с ними возвратился вновь,
У ног его сложил тела бойцов.
Не мог сдержать архиепископ слез,
Благословил соратников рукой
И молвил: «Вас сгубил злосчастный бой.
Да упокоит ваши души бог
В раю небесном меж святых цветов.
И я умру – уже недолог срок.
Мне Карла увидать не суждено».

Вновь по полю Роланд побрел один,
Увидел: побратим его лежит.
Он поднял Оливье, прижал к груди,
Отнес к Турпену, наземь опустил.
С другими рядом положил на щит.
Прелат крестом всех пэров осенил.
А граф Роланд еще сильней скорбит.
Он молвит: «Оливье, мой побратим,
Тебя маркграф Ренье на свет родил,
Был он долин Рунерских[91] властелин.
Щит расколоть, копье переломить,
Спесивцу дать урок и страх внушить,
Наставить тех, кто честен и не лжив,
Злодея покарать и поразить
Не мог никто на свете так, как ты».

Увидел граф, что пэров больше нет,
Что умер друг любимый Оливье,
Скорбит и льет он слезы из очей,
Весь побледнел, меняется в лице.
Потом от скорби ослабел вконец,
Без памяти простерся на земле.
«Беда! Умрет барон», – сказал Турпен.