Висенте Эспинель - Жизнь Маркоса де Обрегон
Обзор книги Висенте Эспинель - Жизнь Маркоса де Обрегон
Висенте Эспинель
Жизнь Маркоса де Обрегон
Маркос де Обрегон не будет первым болтуном эскудеро, какого видело ваше высокопреосвященство, ни также первым, который смиренно простирался поцеловать ногу того, кто так хорошо умеет подать руку, чтобы поднять упавших; но он будет первым эскудеро, который признал себя невеждой, по крайней мере желая исследовать и перекапывать глубокие архивы превосходств и преимуществ, унаследованных и благоприобретенных, какие открываются в этой великодушной и доблестной груди: несокрушимой правдивости, источника столь безмерных и славных добродетелей, какие сияли и сияют в вашем высокопреосвященстве с момента вашего счастливого рождения; искреннего и неподражаемого сочувствия. Когда во время бедствий сеньора дона Гонсало Чакон,[3] вашего брата, ваше высокопреосвященство, смягчив самого Бога, истратив и расточив все свое имущество, все же не успокоилось, пока не лишилось всего, поступив так, что не было глаз, которые не увлажнились бы, ни сердца, которое не смягчилось бы: здесь сочетались справедливость с кротостью, щедрость с благоразумием, милосердие с нежностью и все другие добродетели, связанные с божественной добродетелью благоразумия.
Героические деяния, совершенные вашим высокопреосвященством по склонности вашего святого сердца, как материальные, так и духовные, – кто в них сравнится с вами, со времен Сан Эухеньо[4] и Сан Ильдефонсо,[5] если все величие и все добродетели предков собрались и сосредоточились в груди вашего высокопреосвященства? Столь великие милостыни, какие раздаются во всем архиепископстве руками ваших благочестивых слуг, достигают суммы более семидесяти тысяч дукатов;[6] но разве это чудо, если ваше высокопреосвященство, еще будучи каноником Севильи,[7] половину своей ренты раздавало в виде милостыни? А материальные подвиги, совершенные в столице и в других церквах архиепископства, а этот последний подвиг обновления или перестройки дарохранительницы в Толедо, стоивший такой большой суммы золотом и серебром, как это видно из того, что написал лисенсиат дон Педро де Эррера[8] языком изящным и правдивым, хотя и простым. Святой и богатый монастырь, построенный по повелению и за счет вашего высокопреосвященства с такой рентой и такими издержками в Алькала-де-Энарес, чтобы в Божьей овчарне были заперты дочери слуг Божьих, служащие своему супругу, Иисусу Христу, – монастырь, столь же богатый праведными и святыми уставами, как и доходами и произведениями искусства.[9] Превосходный по строению, святости и благочестию монастырь капуцинов, творящий в силу добродетели такие чудеса в городе Толедо, возносящий к небу души, молящие за ваше высокопреосвященство. Чудесное создание или перестройка святой часовни, где Святейшая Дева оказала такую честь своему рабу Ильдефонсо своим удивительным нисхождением, которой вы принесли в дар ценнейшую ризу и которая снова так сияет и будет сиять всегда. Но зачем мне тратить время и слова на перечисление того великолепия, каким все это наполнено? И поэтому мой эскудеро не осмеливается и не дерзает вступить в такое огромное море, а так как по результатам познаются причины, то, кто увидит растения, возделанные и выросшие в обширной тени столь плодовитой пальмы, тот заметит добродетель и доблесть, какие распространяются от нее по свету: он заметит скромность, благоразумие и любезность Бернардо де Овьедо, секретаря нашего повелителя короля и вашего высокопреосвященства, и ту чистоту и правдивость, с какими он выполняет свои обязанности; точность, проницательность и столь бескорыстную отзывчивость Луиса де Овьедо,[10] камергера вашего высокопреосвященства; энергию и правдивость Франсиско Сальгадо,[11] старшего альгвасила святой инквизиции,[12] и других живых камней, получивших свет от сияния, исходящего от этого краеугольного камня.
Я не хочу утомлять ваше высокопреосвященство, ибо Бог создал вас столь враждебным к выслушиванию восхвалений. Я подношу вашему высокопреосвященству этот скромный и ничтожный труд не для защиты его, а ради чести и поддержки его автора, ибо, если бы он оказался плохим, он будет плохим и моим, а если хорошим, то будет принадлежать Богу и вашему высокопреосвященству, которому и т. д.
Маэстро Висенте ЭспинельПролог к читателю
Много дней и несколько месяцев и лет я находился в сомнении, выпустить ли мне в свет этого бедного Эскудеро, лишенного достоинств и богатого бедствиями, ибо уверенность и недоверие вели во мне ожесточеннейшую внутреннюю войну. Уверенность, полная заблуждений; недоверие, смущенное страхами; одна – очень надменная, а другое – очень униженное; одна – кружа голову, а другое – ослабляя силы; итак, я решился сделать посредником скромность, которая столь приятна не только взорам Бога, но также и взорам самых строгих в мире судей. Я посоветовался с лисенсиатом Тривальдосом де Толедо,[13] великим латинским и испанским поэтом, знатоком греческого и латинского языка и языков живых, человеком совершенной правдивости; и с маэстро фрай Ортенсио Фелисом Парависино,[14] ученейшим в науках божественных и мирских, великим поэтом и оратором; и в некоторой части с падре Хуаном Луисом де ла Серда,[15] чья ученость, добродетель и прямота очень известны и восхваляемы; и с божественным гением Лопе де Bera, ибо как он в своей юности заставлял себя подчинять свои стихи моему исправлению, так я в моей старости заставил себя пройти через его оценку и суждение; с Доминго Ортисом,[16] секретарем Верховного совета Арагона,[17] человеком выдающегося ума и замечательной рассудительности; с Педро Мантуано,[18] юношей высокой добродетели и очень начитанным в серьезных авторах, – все они придали мне бодрости больше, чем у меня было; и я подчинился суждению не только их, но и суждению всех, кто находил что-нибудь заслуживающим упрека, и я прошу, чтобы мне указывали на это, потому что я смиренно приму такой упрек.
Моим намерением было попробовать, не удастся ли мне написать в прозе нечто, что принесло бы пользу моей стране, развлекая и поучая, согласно совету моего учителя Горация;[19] ибо появились некоторые книги людей, очень сведущих в науках и авторитетных, которые охватывают все одним только поучением настолько, что не оставляют места, где ум мог бы оживиться и получить удовольствие; а другие настолько погружены в самомнение, что развлекают интермедийными шутками и рассказами,[20] так что, после того как их книги перелистаешь, прочтешь и опять рассмотришь, они оказываются настолько ничтожными и пустыми, что не доставляют ничего существенного и никакой пользы для читателя и ни славы, ни хорошей репутации для своих авторов. Падре маэстро Фонсека[21] превосходно написал о божественной любви, и хотя тема эта столь высока, в книге много такого, на чем ум может развиваться и блуждать с приятностью и удовольствием, так что нет надобности всегда прибегать к строгости поучения, ни всегда руководиться легкостью развлекательности; нравоучение оставляет место для наслаждения, а наслаждение – пространство для поучения; потому что добродетель, рассматриваемая вблизи, доставляет большое удовольствие тем, кто ее любит, а наслаждение и развлечение дают много поводов для размышления о смысле вещей.
В то время, когда я еще не принял решения – как вследствие страданий от подагры, так и по причине моей неуверенности – вывести на публичное зрелище моего Эскудеро, один кабальеро, мой друг, попросил у меня несколько листов из него, и когда таким путем до сведения одного дворянина, которого я не знаю, дошел рассказ о поминальном помосте святого Хинеса,[22] то он, полагая, что этот рассказ не появится на свет, счел его своим,[23] говоря и утверждая, что с ним самим все это случилось; ибо некоторые способны настолько не уважать себя, что пускаются развлекать готовых их слушать тем, что следует признать им не принадлежащим.
Если кому-нибудь не понравится, что я говорю о живых людях и ссылаюсь на факты известные и происходящие в настоящее время, то я скажу, что я застал испанскую монархию столь полной и изобилующей людьми выдающимися в военных делах и в науках, что я не думаю, чтобы монархия римская имела более выдающихся, и я даже решаюсь утверждать, что она не имела ни стольких, ни столь великих. Я не буду касаться подвигов, совершенных испанцами во Фландрии,[24] столь превосходящих подвиги древних и описанных Луисом де Кабрера[25] в его «Совершенном государе», а упомяну только о тех, какие каждый день видели наши глаза и к каким прикасались наши руки, – как подвиги, с таким невероятным мужеством совершенные доном Педро Энрикесом графом де Фуэнтес:[26] взятие и разграбление Амьена,[27] что описал в своих «Комментариях» дон Диего де Вильяловос,[28] бывший там доблестным капитаном копейщиков и пехоты, – когда шесть капитанов при помощи телеги с сеном и мешка орехов взяли такой большой город, защиту и опору всей Франции; готовность и решимость, с какой испанцы спешат служить своему королю, подвергая свои жизни опасности потерять их, как это видно теперь на событиях в Мамора,[29] когда испанцы плыли всю ночь, не встречая ни корабля, ни земли, где они могли бы укрыться, так что мужество их превосходило их счастье, – все это дела, не виданные в римской монархии. Какие древние авторы превосходят тех писателей, что породила Испания за немногие годы, когда она освободилась от войн? Какие ораторы были выше, чем дон Фернандо Каррильо, дон Франсиско де ла Куэва,[30] лисенсиат Беррьо[31] и другие, что прекрасным стилем и возвышенными идеями убеждают в несомненности своих дарований? Из того, что не читают умерших авторов и не замечают у ныне живущих тайн, какие они облекают в то, что они высказывают, возникает не воздаяние им заслуженной похвалы; ибо надлежит рассматривать не только внешнюю оболочку, но и проникать гораздо глубже взорами мысли. Авторы не потому лучшие, что они более древние, не потому они менее полезны и уважаемы, что они более современны. Тот, кто удовольствуется только внешней оболочкой, не извлекает плода из труда автора; но тот, кто рассматривает произведение духовными очами, извлекает чудесный плод.
