Ибн Хазм - Ожерелье голубки
Но дивиться следует не тому, что полюбит безобразную, а потом эта любовь не будет сопровождать его в отношении других — так бывало, — и не тому, кому свойственно, с тех пор как он существует, предпочитать наиболее низкое, но тому, кто взирал взором истины, и потом одолела его случайная любовь, после того как он долго пребывал в согласии с общим мнением, и изменила она то, что душа его знала прежде, и сделалась эта перемена его природным свойством, а первоначальное свойство исчезло. И он знает преимущество того, чего придерживался он раньше, но, обратившись к своей душе, находит он, что она отвергает все, кроме самого низкого. Дивись же этому могучему одолению и великой власти!
И такой человек — действительно самый правдивый в любви, а не тот, кто украшается свойствами людей, к которым не принадлежит, и приписывает себе склонность, с ним несогласную. Он говорит, что выбирает, кого любить, но если бы отвлекла любовь его зоркость, и похитила его мысль, и унесла его проницательность, -» поистине, стала бы она преградой между ним, и выбором, и желанием. Я говорю об этом в стихотворении, где есть такие стихи:
Среди них есть юноша; возлюбленная у него с короткой шеей, и те, чья шея длинна, в его глазах — джинны [42] .
Распространялся он о достоинстве своего выбора, приводя доказательства, истинность которых ясна.
Ведь подлинно у серн — о них ходят поговорки, и их красоты вовек не станут отрицать люди -
Шея короткая, и нет среди них ни одной с длинней шеей; а разве украшает длинная шея верблюдов?
А у другого возлюбленная была с большим ртом, и говорил он: — Достаточно мне газелей среди большеротых.
У третьего любимая была малорослой, и говорил он: — Длинные — гули [43] .
И еще я говорю:
Они порицали ее предо мной за рыжие волосы, но я сказал им: — Это ее, по-моему, и красит.
Заблуждаясь, порицают они цвет света и золота, по мнению невежды, чьи ошибки долги.
И разве хулил порицающий цвет нарцисса и цвет звезд, блистающих вдалеке?
И дальше всех созданий Аллаха стоит от всякой мудрости тот, кто предпочитает тело цвета угля и черное.
Такой цвет приписывают обитателям геенны, и такова одежда плачущего, лишившегося родных, что надел одежды печали.
И с тех пор как блеснули знамена черным, убедились души людей, что нет дороги к пути прямому. [44]
Глава о намеке словом
Для всего, к чему стремятся, необходимо должен быть вход и способ, чтобы достигнуть этого, — един в создании без посредства только изначальный мудрец, — да возвысится хвала ему! — и первое, чем пользуются ищущие единения и любви люди, чтобы открыть то, что они чувствуют, своим возлюбленным, — намек словом. Они либо произносят стихотворение, либо говорят поговорку или стих со скрытым смыслом, либо задают загадку, либо домогаются разговора, и люди различаются в этом по мере их разумения и сообразно тому, что они видят от своих возлюбленных, — неприязнь, ласку, понятливость или тупость. Я хорошо знаю людей, которые впервые обнаружили свою любовь к той, кого они полюбили, стихами, сказанными мной; с этого или с подобного этому начинает ищущий любви, и если видит он ласку и облегчение, то прибавляет еще; когда же заметит он что-либо подобное, произнося стихи, упомянутые нами, или рассказывая что-нибудь из того, что мы определили, то ожидание ответа — либо словом, либо по выражению лица или по поведению — ужасное состояние между надеждой и отчаянием; если это и краткий миг, это все же приближение к осуществлению надежды или к прекращению ее.
Есть и второй вид намека словом, который бывает только после сговора, когда известно, что любимая любит. Тогда случается и сетовать, и заключать условия, и укорять, и укреплять любовь намеком или словами, в которых виден слышащему иной смысл, чем тот, что придают ему влюбленные. И отвечает слышащий на них ответом, который приводит к цели не словами, а тем, что достигает слуха собеседника и спешит к его воображению, — и вот каждый из говорящих понял другого и ответил ему так, что не понял их никто, кроме тех, кому содействует проникающее чувство, помогает проницательность и оказывает помощь опыт, в особенности если он уловил какие-нибудь мысли влюбленных, — а они редко остаются скрытыми от умеющего хорошо распознавать. Тут уж не скроется от него то, чего любящие желают. Я знаю юношу и девушку, которые любили друг друга. И пожелал он от нее, при одном из сближений, чего-то нехорошего, и сказала она: — Клянусь Аллахом, я пожалуюсь на тебя при людях, открыто, и опозорю тебя скрытым позором! — И, когда прошло несколько дней, явилась эта девушка на собрание к одному из царских вельмож и столпов правления и знатнейших мужей халифата, и было там большое число женщин и евнухов, веления которых боялись. А среди присутствующих находился и тот юноша, так как он был связан свойством с вельможей. В собрании были и другие певицы, кроме той девушки, и, когда дошло до нее пение, она настроила свою лютню и начала петь такие древние стихи:
Газель, напоминающая полную луну, подобная солнцу, вышедшему из-под облака!
Он покорил мое сердце томными взорами, а стан его похож на ветвь красотой и стройностью.
Я была покорна, как покорен влюбленный, униженный, и смиренна смирением любящего без ума.
Будь же близок со мной — я жертва твоя! — дозволенной близостью: я не хочу сближения запретного.
И я узнал об этом деле и сказал:
Случилось недовольстзо, и жалоба на обиду пришла от обидчика, судьи и соперника.
Она пожаловалась на то, что было с ней, и не знал никто из тварей, кроме обжалованного, о чем она говорила.
Глава об указании глазом
Потом, когда наступит согласие и единомыслие, следует за намеком словами указание взглядом глаза. Поистине, оно занимает в этом смысле похвальное место и производит действие удивительное! Им разрывают и соединяют, и угрожают и устрашают, и отгоняют и радуют, и приказывают и запрещают; глазом бьют низких и предупреждают о соглядатае, и смешат и печалят, и спрашивают и отвечают, и отказывают и дают. Для всякой из этих разновидностей есть особое выражение взгляда, но установить и определить его можно, только увидев, и нельзя изобразить и описать эти взгляды, за исключением немногих. Я опишу небольшую часть этих разновидностей: знак концом одного глаза означает запрещение чего-нибудь; опущение век — знак согласия; долгий взгляд указывает на печаль и огорчение; взгляд вниз — признак радости; поднятие зрачков к верхнему веку означает угрозу; поворот зрачков в какую-нибудь сторону и затем быстрое движение ими назад предупреждает о том, про кого упоминали; незаметный знак концом обоих глаз — просьба; быстрое движение зрачками из средины глаза в уголок свидетельствует об отказе; движение зрачками посредине глаз указывает на запрет вообще. Остальное же можно постигнуть, только увидев.
Знай, что глаз заменяет посланца и постигают им желаемое. Четыре чувства — ворота в сердце и проходы в душу, и глаз острее их всех и правильнее в своих указаниях, и охватывает он действием наибольшее пространство. Глаз — верный разведчик души и ее проводник, ведущий на прямой путь, и блестящее ее зеркало, которым воспринимает она сущность вещей, улавливает свойства и познает ощущения. Сказано ведь: передающий — не то, что зритель, — и упомянул об этом Ифли-мун [45], составитель «Чтения по лицам», и сделал он это своей опорой в суждении.
Достаточно видна тебе сила ощущения глаза из того, что если лучи его встретят другие лучи, ясные и чистые, исходящие либо от начищенного железа, либо от стекла или воды, или каких-нибудь блестящих камней, или других тел, гладких и сверкающих, имеющих блеск, яркость и сияние и примыкающих отдаленной своей стороной к телу непрозрачному, скрывающему и непропускающему свет и мутному, — они отражаются, и смотрящий видит и постигает себя воочию. Это самое видишь ты в зеркале; и подобен ты смотрящему на себя глазами другого.
Вот очевидное доказательство этого. Ты берешь два больших зеркала и держишь одно из них в правой руке, позади головы, а второе — в левой руке, напротив твоего лица; затем ты поворачиваешь их немного, пока они не встретятся и не окажутся одно против другого, и тогда ты видишь свой затылок, и все, что сзади тебя. Это происходит потому, что свет глаза отбрасывается к свету зеркала, которое сзади тебя, так как он не находит прохода в зеркале, находящемся перед тобой; когда же не найдет свет прохода и в этом втором зеркале, он возвращается к тому телу, которое напротив него. И если Салих, ученик Абу Исхака ан-Наззама, и оспаривал способность глаза к восприятию, то это слова ошибочные, и никто в этом с ним не согласится, даже если бы не было у глаза иного преимущества, кроме того, что его сущность — самая возвышенная из сущностей и выше их всех по месту, ибо она состоит из света. Не воспринимают красок ничем, кроме глаза, и ничто не бьет так далеко и не достигает столь отдаленной цели, как глаз, ибо он воспринимает тела звезд на отдаленных небосводах, и им видят небо, хотя оно очень высоко и далеко. И все это лишь потому, что глаз по природе своего создания близок к зеркалу, и он достигает неба по своему превосходству, а не потому, что пересекает пространства, останавливается в местностях и перемещается посредством движений. Этого нет ни у одного из чувств: вкусом и осязанием, например, воспринимают лишь то, что находится тут же, а слух и обоняние улавливают то, что к ним близко. Доказательство же превосходства, о котором мы упоминали, в том, что ты видишь кричащего, прежде чем слышишь голос, хотя бы старался ты воспринять то и другое вместе. А если бы восприятие обоими чувствами было одинаковым, глаз, наверное, не опередил бы слуха.
